Юнис усадила брата Сэма Джексона, Вильяма, справа от меня. И хотя я видела его впервые, он заговорил со мной об Адаме. Оказывается, Адам возил для него грузы на «Розе Лангли» и даже на старом «Энтерпрайзе».

– Он лучший капитан в этих краях, и, вероятно, Джон Лангли это тоже понимает. Его знают и в Сиднее – это капитан, которому не важно, сколько времени займет погрузка, лишь бы все было уложено надежно и аккуратно. Если уж что попадет к Адаму Лангли, то можно быть уверенным: с этим будет все в порядке. Помню, как он привез мне специальный заказ из Ливерпуля. Тогда он на три дня задержал «Розу Лангли» в порту, чтобы дать мне возможность все как следует проверить. После этого я могу сказать, что с Адамом Лангли я готов разделить любой бизнес, – он посмотрел мне в глаза, – но у него должен быть собственный корабль. Он должен стать владельцем. Именно владельцы делают на этом деньги.

Я кивнула, понимая, что он прав, но всего я объяснить ему не могла. Как я могла рассказать ему о том, что представлял собой Адам Лангли на самом деле? Мог ли он представить себе капитана, который с каждой поездки имеет немалый барыш, но все до единого пенни возвращает Джону Лангли, даже не покушаясь на сверхприбыль? Мог ли он допустить в мыслях, что кто-то не за деньги, а только для своего удовольствия поддерживает на судне строжайшую дисциплину и порядок, ревностно следит за состоянием и здоровьем экипажа, чутко прислушивается к скрипу шпангоутов? Говорили, что Адаму повезло с кораблем, но ведь везение состояло лишь в том, что он сам содержал его в идеальной чистоте, сам заботился об экипаже, тщательно берег его от несчастных случаев, требующих дополнительного вмешательства. Конечно, Адам не был каким-то добреньким дядей, с которым поездка превращалась в увеселительное путешествие. Он был достаточно жестким человеком, но плавал только из любви к плаванью, а не из любви к деньгам. И хотя в Мельбурне его считали типичным капитаном из янки, он вовсе не был таковым. Ему не нужны были деньги. Он даже кораблем хотел владеть не из-за денег, а только из тщеславия. Всего этого я рассказать не могла, так как знала, что мужчины всегда очень подозрительны к тем, кто не думает о деньгах. Поэтому я сказала:

– Да, конечно, у него будет свой корабль. Тогда он удовлетворенно кивнул.

– Я, кажется, что-то слышал от Ларри, будто бы есть возможность разделить владение с Томом Лангли. Это уже решено или нет?

– Нет еще. Чтобы построить корабль, надо очень много денег, мистер Джексон.

– А старик Лангли не очень-то любит, чтобы что-то происходило без его контроля, кажется, так? И почему он такой? – Он пожал плечами. – Я бы не стал терять такого человека, как Адам. Хорошо, если бы Том использовал свое влияние на отца и убедил его дать этот кредит. Эх, не любит Джон Лангли поддерживать чью-то независимость…

Насупив брови, он посмотрел на меня, чуть отклонясь.

– Впрочем, я, кажется, забыл, с кем говорю. Уж вы-то, милая леди, отлично знаете, каков старый Джон и как крепко он держится за свои деньги.

Я поспешно поднесла бокал к лицу, пытаясь скрыть появившееся на нем напряженное выражение. Мне вовсе не хотелось обсуждать свои дела в магазине «Лангли». Я вообще не любила, когда мне напоминали, что я не такая, как другие женщины, сидящие за этим столом. Ведь Вильям Джексон говорил со мной, как если бы он говорил с мужчиной, а не так, как говорил бы с Юнис, небрежно прикрывшей шарфом свой округлый живот, не так, как говорил бы с Маргарет, влюбленно глядящей на своего Кона, и даже не так, как с Кейт, через которую всю жизнь проходили посетители и их деньги. К сожалению, сколько я ни пыталась прикрыться, как щитом, Беном Сампсоном и Джоном Лангли, в Мельбурне знали, кто правит бал за неброскими серыми занавесками.

– Я разбираюсь в делах Джона Лангли не более чем кто-либо другой, – сказала я.

Но отговорки были явно ни к чему. Глядя на меня с улыбкой, он покачал головой.

– Как-то раз я сказал Сэму: «Знаешь, Сэм, глядя на эту хрупкую женщину, не догадаешься, что за голова у нее на плечах. Особенно, если ты привык думать, что большинство женщин способно разве что высчитать, сколько материала пойдет на платье… это Просто удивительно!»

Наверное, таким образом он собирался сделать мне комплимент, но, по-моему, говорил это не от чистого сердца. Ни один мужчина не может чувствовать себя уютно в присутствии женщины, способной свободно рассуждать о бизнесе. Он не завидовал Адаму; в его глазах казалось не слишком приятным возвращаться из плавания к женщине, не вылезающей из черных шелковых платьев, которая занимается гроссбухами, вместо того чтобы заниматься своими детьми, а детей берет напрокат у Розы Лангли для собственной забавы. И сейчас он не видел моего абрикосового шелка и широкой колыхающейся юбки. Перед ним была только Эмма Лангли, связанная через бизнес с Джоном Лангли и разбирающаяся в его делах лучше любого из сидящих за столом. Да, он не завидовал Адаму. Перебирая ножку рюмки дрожащими пальцами, я сидела, умирая от стыда и унижения, и сейчас мне хотелось одного: стать такой же, как Юнис, Маргарет или Кейт.

Когда он отвернулся от меня, чтобы засвидетельствовать свое почтение миссис Курран, я с облегчением вздохнула, оказавшись в привычном и безопасном обществе Кона, сидевшего слева от меня. Это был тот самый Кон, которого я раздевала и укладывала спать в первую ночь на Эврике и который видел меня еще без этих злосчастных гроссбухов.

Но даже Кон, чтобы лишний раз доказать, что он уже взрослый мужчина, пустился соблюдать светские приличия, демонстрируя, как лихо он научился отпускать галантные комплименты дамам, при этом не сводя глаз с Маргарет.

– Эмми, ты такая красивая, что если бы я уже не дал обещание Маргарет, то непременно сбежал бы с тобой…

Как будто перед ним сидела не я, а какая-то незнакомка, разодетая в абрикосовый шелк. Наверное, тот мальчик, что делал у меня на кухне уроки, остался теперь лишь в моей памяти.


Трапеза была закончена, и Ларри поднялся с бокалом в руке, чтобы предложить тост за Маргарет и Кона, как вдруг за окном послышался звук подъезжающего экипажа, а затем возбужденные голоса. Басом смеялся мужчина, а ему вторил высокий женский голос, в котором я узнала голос Розы.

– Что за черт?.. – спросил Ларри.

Отодвинув стул, он подошел и распахнул двери столовой. Он не любил, когда его отрывали от начатого дела, тем более если это был тост. Поэтому появившуюся Розу он встретил хмуро.

– Что такое, Ларри? Ты что, не рад меня видеть? В конце концов сегодня помолвка моего младшенького!

Она рассмеялась и, проходя, шутливо чмокнула его в щеку. На плечи ее был наброшен темно-пурпурный плащ, под которым проглядывало платье из того самого прозрачного голубого шелка; длинная белая перчатка сохранилась только на левой руке, правая же была голой. Все сидящие за столом повернулись и рассматривали ее.

– Всем добрый вечер! – Она прошлась вдоль стола, притормозила против моего стула и наклонилась, чтобы поцеловать в щеку Кона. – Мы с Томом пораньше уехали от Крествеллов. Ведь надо выпить за твое здоровье!

Кон густо покраснел.

– Роза, хватит валять дурака! Выпрямившись, она захохотала.

– О, кажется, тут намечается что-то серьезное? Ну ладно, может, и обойдется. Не все же так всерьез воспринимают жизнь, как наш Ларри. – Она принялась раскланиваться с гостями. – Добрый вечер, миссис Курран и мистер Курран. Добрый вечер, Юдж и Джексон. Как вы очаровательны в этом платье, мисс Курран! Добрый вечер, мама и папа!

– Роза, сядь! – приказала Кейт. – Хватит делать из себя посмешище!

Она продолжала стоять.

– Жаль, что не вся семья собралась. Юдж, вы знаете, что у меня есть еще один брат, тот самый, которого Ларри не пожелал пригласить к себе в дом? Он гуртовщик. Занимается скотом. Вы не знали? Когда он устает от работы, он приезжает и живет у Мэта Суини. Вы, конечно, слыхали про Мэта Суини? Это тот самый отвратительный старикан, который все никак не может упиться до смерти на радость моему свекру и его почтенным соседям.

Ларри уже был у нее за спиной. Он пододвинул стул и мягко усадил ее. Быстро наполнив бокал шампанским, он протянул его ей. Все услышали громкий шепот Кейт:

– Ради Бога, Ларри, не давай ей больше. Она уже достаточно выпила.

– Я рад, что вы с Томом смогли приехать, чтобы выпить за здоровье Маргарет и Кона, Рози. Без вас было бы совсем не то, – сказал он примирительным тоном.

– Мы привезли кое-кого еще, – сказала Роза и повернулась к дверям. – Это наш сосед по Лангли-Даунз. Его зовут Роберт Далкейт. Робби приходится племянником Эндрю Далкейту. Он тоже хотел бы выпить за здоровье Кона, не правда ли, Робби?

Рядом с Томом, поддерживая его под руку, стоял мужчина, которого я раньше не видела, но о котором уже не раз слышала от разных людей. Он приехал сюда, чтобы вступить во владение землями, прилегающими к Лангли-Даунз, в качестве законного наследника. Об этом судачили во всех магазинах и лавках. Ему было около тридцати, но семьи он пока не завел, и, глядя на него, я сразу поняла, почему в народе обсуждали его самого, а не деньги, которые ему предстояло наследовать. Было бы естественнее, если бы он держал под руку молодую женщину, а не Тома, напившегося до такой степени, что не мог самостоятельно дойти до стола. Далкейт ни на секунду не отрывал сияющего взгляда от Розы, и она без всякого стыда нежилась в его лучах, даже не пытаясь скрыть своего удовольствия.

Кон наклонился ко мне, и я увидела, что его лицо исказилось от гнева.

– Господи, Эмми, – сказал он жалобно, – ну зачем она это делает? Зачем она притащила его сюда, здесь же Маргарет! Еще один, да? Еще один дурачок попался к ней в сети…

– Тише! – сказала я.

Расплескивая шампанское, Том барабанил по столу. Для Роберта Далкейта не хватило места за столом, поэтому его стул был приставлен сразу за стулом Тома. С этой позиции ему было очень удобно наблюдать за Розой. Казалось, ему совершенно не было дела до пьяного мужчины, которому он только что помог зайти в комнату; на лице его застыло довольное и вместе с тем суровое выражение. Сидя за спиной Тома, он во все глаза смотрел на его жену, и было впечатление, что в этом состоял смысл его жизни.