Потрясенная Камилла вышла из гостиницы, спрашивая себя, ну как это Альфонс, такой мягкий по характеру, согласился разыграть такую жестокую сцену? Поначалу она сильно разозлилась, однако, поразмыслив, ругаться с ним все же не пошла.

Заставить Альфонса положить конец этой игре означало бы для нее опять-таки то же самое, что второй раз убить Зебру. Камилла предпочитала вынести еще миллион терзаний, но посмотреть, как выдумка Зебры будет доведена до конца; все эти хитроумные махинации хотя и причиняли ей боль, но в то же время и служили доказательством того, что их любовь преодолела смерть.

Таким образом, Камилла оказалась готовой вытерпеть что угодно и не приближать день, когда Альфонс перестанет ее мучить; да, кроме того, и истинный смысл этого свидания в номере семь оставался для нее темным. Она обязана выяснить и эту тайну.

«Милый, что же ты хотел мне этим сказать? А я-то, дура, корила тебя…» – подумала Камилла.

Наутро Камилла получила письмо от Гаспара, заложенное в конверт со штампом их банка, как будто это была платежная ведомость. Столь велико было ее изумление, что поначалу она не могла взять в толк, почему Зебра выбрал именно такой конверт. Вскрыв его, она прочла:

Камилла!

Вчера ты прождала меня полчаса в номере семь. Почувствовала ли ты, какой пыл порождает ожидание? Или желание, возбуждаемое надеждой? Любимая, я как раз и хотел, чтобы ты жила в нетерпеливом ожидании и наслаждалась этим самым ожиданием. Мне хочется убедить тебя в том, чтобы ты ждала меня ради самого ожидания, а не ради надежды обрести меня вновь.

Сегодня я счастлив. Ты ждешь моих писем, как влюбленная шестнадцатилетняя девчонка. Ты говорила, что со мной невозможно жить. Давай научимся жить нашей любовью после моей смерти.

Люблю тебя.

Твой Зебра

Следующее послание представляло собой почтовую открытку, на которой было изображено затянутое облаками небо, а пришло оно в конверте со штампом их страховой компании. На обороте открытки было написано:

Рай – это прекрасно, но Рокфеллер был бы разочарован.

Твой Зебра

Сначала, взглянув на конверт, Камилла решила, что в нем письмо страхового агента, но вид конверта и на этот раз ввел ее в заблуждение.

Камилла разобралась в этих странностях лишь на следующий день, когда почтальон доставил утреннюю почту. Она принялась распечатывать все письма в лихорадочном ожидании, надеясь найти словцо от Зебры в любом конверте обманчивого вида. Значит, таково и было намерение Гаспара: заставить ее дрожать от нетерпения, когда она будет вскрывать конверты со счетами за электричество, рекламные листки или налоговые извещения! Он хотел пробудить в ней максимум ожидания.

Догадка о намерениях Зебры доставляла Камилле определенное удовлетворение. Ей тогда казалось, что их супружеская любовь не совсем уничтожена. Но теперь Камилла не возмущалась, как бывало в прошлом, а продолжала лихорадочно вскрывать конверты, радуясь тому, что Зебра все еще управляет ею. Его смерть заставила ее соглашаться на то, что она раньше воспринимала с чувством протеста. Их дальнейшее сосуществование тем самым значительно облегчалось.

Камилла прожила в ожидании несколько недель, вскрывая и отбрасывая письма, выражавшие соболезнование, поток которых не прекращался. Перещеголяв Пенелопу, она молила Бога, чтобы очередное письмо от возлюбленного принесло ей облегчение; и вот однажды утром пришла небольшая бандероль, Камилла поспешно вскрыла ее, и там оказалась видеокассета без всякой надписи.

Видеомагнитофон показал на экране телевизора лицо Гаспара. Он снялся в Павильоне любви среди собственных изобретений и поделок. После короткого предисловия перешел к сути:

– Любимая, ты прекрасно понимаешь, что мы всегда образовывали союз втроем: ты, смерть и я. Вчера я относился к тебе так, будто каждый день нашей совместной жизни – последний. Сегодня тьма с нами постоянно, она член нашего союза. Так что, по сути дела, ничто не изменилось в наших отношениях.

И Зебра продолжал свой странный монолог, рассказав о причине, по которой он истощал себя, придумывая разные ходы. Он стал говорить о том, что с юных лет втайне надеялся на многое, и о том, какое жестокое разочарование постигло его, когда в сорок пять лет, то есть в возрасте, в котором большинство гениальных людей либо осуществляли свои чаяния, либо терпели фиаско, он не стал ни Шекспиром, ни Бетховеном, ни Ганди. Теперь Гаспар говорил искренне – нельзя прослыть смешным, когда тобой закусывают черви. И вот тогда, вместо того чтобы казниться, что природа – безжалостная, как всякому известно, – не дала ему никакого особого таланта, он и задумал перекроить их любовь и сделать из их супружеских отношений шедевр, живое произведение, неумолкающую симфонию, повседневный роман. Раз уж он не смог очаровать человечество созданием «Джоконды», он принялся создавать нематериальный шедевр, похожий на жизнь, особенно в глазах своей жены, и тем хотел утешиться.

– В твоих глазах, – повторил он с экрана.

Затем Зебра объявил, что это его появление перед ней – последнее. Больше он не будет писать и мучить ее.

– Подойди, – нежно попросил он.

Камилла, как загипнотизированная, приблизилась к телевизору.

– Поцелуи меня, – шепнул он.

Их губы соединились на стекле экрана, потом картинка погасла.

Наутро Камилла проснулась с таким ощущением, будто эпизод с видеокассетой ей приснился. Но следы помады от ее губ на экране телевизора подтвердили реальность происшедшего накануне.

Кстати, то, о чем говорил Зебра, оказалось соответствующим действительности. Камилла с тех пор не получала никаких посланий, лишь букет роз, который цветочник принес без визитной карточки отправителя. Камилла все поняла.

Однажды, когда она обедала у Мари-Луизы и Альфонса, последний допустил оплошность в разговоре, проговорился о своем сообщничестве с Гаспаром. Выдав себя с головой несколькими неосторожными словами, он под пристальным взглядом Камиллы запираться не стал, признав все, что было, коротким «ну да» и обреченно пожал плечами.

Когда, казалось, все уже было сказано, Мари-Луиза добавила:

– Букет роз не входил в их планы. Это я послала, потому что, будь я на вашем месте, я была бы очень рада, если бы Альфонс прислал мне красные розы.

В порядке оправдания Альфонс сказал только: «Он же мне друг». И больше об этом не говорили.

Дети вернулась из Бретани серьезными, и серьезность эту они сохраняли, даже когда смеялись. Тюльпан стал жадным до жизни, как Зебра, но при этом оставался самим собой, Наташа перестала восстанавливать справедливость на кладбище Санси.

Начался новый учебный год – для всех троих. Камилла снова начала вести математику в своих классах. Она впала в какое-то тупое безразличие и безропотно позволяла потоку грусти увлекать себя по течению, лишь время от времени возмущаемому водоворотами бунта против Зебры.

Потом, чтобы выбраться из потока, решила пройти сквозь туннель своих воспоминаний и записать на бумаге историю их супружеских перипетий. Таким путем она прославит нематериальный шедевр Гаспара, как он того и хотел. Книгу надо издать, во что бы это ни обошлось.

Передавая историю их супружества на суд общества, Камилла сочла, что это должен быть правдивый роман, который любовники, как связанные, так и не связанные брачными узами, могли бы вручать друг другу со словами: «Любовь моя, заставь меня еще немного помечтать», эта книга должна пробуждать у мужей желание вновь завоевать любовь жены, привязать ее к себе; надо, чтобы после этой книги муж первым же поездом повез ошеломленную жену в Венецию и там еще раз пережил с ней медовый месяц.

Камилла взялась за перо, вздохнула и подумала, что само повествование будет ее последним медовым месяцем с Зеброй.