Катя Абель - Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа

***

Осень. Сентябрь. Я работаю в театре. Я еще не переспала с Иваном Кузнецовым, и мой мир еще не полетел в тартарары. Мы балансируем с ним на грани нашего полуромана, жизнь вокруг играет яркими красками.

В театре идет период всеобщей простуды. В разных углах попеременно слышится разрывающий чьё-то горло кашель, актеры хлюпают носами, в стаканчиках для чая завариваются порошки. Отопление в городе ещё не дали, и театр – такой светлый и теплый снаружи – изнутри напоминает гигантский ледяной склеп.

Московская знаменитость тоже боится простудиться. После репетиции он требует у администрации отвезти его в сауну, чтобы пропариться и не завалить дальнейший процесс. Я передаю администрации его просьбу.

Администрация слегка обеспокоена растущими не по дням требованиями, и пытается их окоротить: «Пусть едет, но за свой счёт, причем тут мы вообще?…». Я выразительно пожимаю плечами: «Нет? Ну, ладно, я скажу ему, что вы отказались…». Администрация моментально пугается, она до паники боится гнева знаменитости, останавливает меня в дверях: «Не уходи, погоди минутку…» и начинает наяривать по телефону в поисках хорошей, но не слишком дорогой баньки.

Дня через два ко мне подходит водитель знаменитости Коля. Слово за слово, посмеиваясь, он сообщает: «Знаешь, я больше в баню со знаменитостью не поеду…» – «А что так?» – «Да с ним свяжешься – до ночи застрянешь! Он два часа себе только девочек выбирал…» – «Че-го? Каких девочек?» – «Ну, проституток» – «Знаменитость выбирал себе проституток?!» – «Ну! Сразу спросил у банщика: есть? Тот ему: есть. Ну, веди. Привели девок, а ему ни одна не нравится. Пока за другими посылали, пока те приехали, больше часа прошло…» – «Выбрал?» – «Ну, выбрал там какую-то…»

Вот это новость. Женатый крепким браком знаменитость заказывает себе проституток в баню, как селёдку к картошке.

С этого дня мне стало брезгливо на него смотреть.

И держаться захотелось подальше.

Потом как-то поутихло.

«Знаменитость вообще неплохо устроился, – продолжает Коля, – я тут на днях подвожу его к дому, он мне: подожди, не уезжай, у меня ключей нет, мне открыть должны…» – «Что значит, у него ключей нет?» – «Ну, он их отдал кому-то, кто у него живет» – «А кто у него живет?» – «Ну, вот я и смотрю. Он позвонил в домофон, во двор выбегает девочка в халатике, встретила его, пошли вместе в квартиру…» – «А что за девочка?» – «Не знаю, не разглядел. Худенькая такая, в халатике…» – «Это он с ней живёт, получается? У него же жена в Москве!» – «Ну, получается, живёт…»

Прошло пять месяцев. За это время мир встал с ног на голову. Иван Кузнецов, Ира Дмитриева, болезнь знаменитости, его отъезд, его возвращение…

И вот он уже не знаменитость, а любимый до спазмов в горле, до слёз, до рвущегося из груди восторга, единственный мой, самый важный, самый нужный, самый главный, самый талантливый, необходимый мне…

Я никогда не забывала ни проституток в бане, ни «девочки в халатике». Особенно мне не давала покоя эта «девочка», когда наш роман только начинался. Мне ужасно хотелось спросить его: что это за «девочка», что за «халатик», чтобы услышать в ответ нечто вроде «было – да сплыло, успокойся, теперь только ты и никаких девочек».

И я бы успокоилась, честное слово.

Но я не могла так подставить Колю. Ответом на его откровенность стало бы увольнение.

Я держала эту «девочку в халатике» в своей голове, не в состоянии высказать и выяснить, и она медленным червём пожирала мне мозг.

И волновала меня гораздо больше банных проституток.

***

Я никогда, ни разу за все шесть месяцев нашего романа не взяла в руки его телефон. Временами в ночи приходило сообщение, разрывая пронзительной трелью мой сон на клочки, я поднимала голову: четыре утра…

Иногда он раздражённо отвечал каким-то быстрым словом, иногда, прочитав, оставлял без ответа, убирая телефон в сторону.

Четыре утра. Кто тебе пишет в четыре утра?

Я не спрашивала.

И никогда не смотрела, кто это, пока он был в душе.

Я обходила его телефон как гранату, которая в любой момент может по мне рвануть, боясь не только движением, но и одним взглядом сорвать чеку.

Я знала, что если открою его телефон, живой из этого романа мне точно не выбраться.

Я тебя отпущу с легким сердцем. И ни одного больше вопроса тебе о твоих женщинах не задам.

Если все это – ерунда и плод моего воображения (то, что оно больное, не моя в том вина, а окружающей действительности), найди слова, объясни и успокой. И будет еще два месяца счастья.

Сегодня – в смс. Ответь на вопрос: да, приезжала семья. И я тебе верю. И успокоюсь. И приехала бы к тебе сегодня. Потому что соскучилась очень.

Если все-таки действительно, не семья, не дети, а какая-то давняя или новая подружка, тогда точно, все, давай дружить, с кофе и беседами об искусстве. Без секса.

Меня не устраивает, что у человека, с которым я сплю, есть жена. Но я изначально шла на эти условия. И мужественно принимаю ситуацию. И отдаю твоей семье все приоритеты. Но непонятно, почему меня при этом надо выбрасывать за окошко.

То, что ты пропал на две недели – для меня это не нормально. Пришли мне пару приветов в день, и все будет хорошо. Минимальная забота о МОЕМ хорошем самочувствии – чтобы я не дергалась, чтобы знала, что ты есть, что ты думаешь обо мне, что я тебе нужна – не только знак внимания, но и залог ТВОЕГО хорошего самочувствия, когда дело касается нас. Я отплачу тебе за него сторицей.

Я ведь – девочка. Меня надо любить и беречь. Иначе я зачахну.

***

«Я тебе написала письмо. Прочитай, пожалуйста».

У подруги моей сестры жили две канарейки – муж и жена. Когда сестра через несколько месяцев снова навестила подругу, канареек оказалось три.

– Откуда третья? – спросил сестра.

Оказывается, залетела через окошко. Ее пожалели и подселили в клетку к паре. Что там произошло между тремя птицами с точностью никому неизвестно, но муж вдруг преобразился и стал активно ухаживать за залётной. Так активно, что вместе они погнали из клетки жену, начали её клевать. Хозяевам пришлось купить вторую клетку, чтобы спасти птичку от нападений. Жену отселили. А залётная осталась жить с её мужем. Причем мужа теперь не узнать: из скучного меланхолика превратился в залихватского парня, сменил блеклое оперение на ядовито жёлтое, скачет вокруг разлучницы, не может на нее насмотреться. Вот спрашивается: чем взяла, сучка? И надолго ли?…

***

«О?! Морген?! Да это ж новелла! Роман а ля эпистоляр!.) круто, круто… Как ты там, человечка?»

«Я улыбаюсь тебе)))»

– Ой, только не говори мне, что у тебя только что был прекрасный секс…

– Катя, я в бешенстве!

– Что случилось?

К Яне должен был приехать её мужчина. Об этом они договорились заранее. Из-за него Яна отказалась встречаться со мной и еще с тремя людьми, а примчалась в мыле от больной бабушки, понеслась в магазин, купила дорогих заморских продуктов, вернулась домой, приняла душ, уложила волосы, одела соблазнительную пижаму и стала варить своему любимому мужчине суп из морских водорослей.

Мужчина позвонил через пятнадцать минут после того, как должен был сидеть на кухне и прославлять кулинарные способности Яны. Сказал, что замотался совсем (отец в больнице, мать вернулась из другого города, проблемы в бизнесе плюс жена и двое детей, о чём не говорится, но что подразумевается) и скорее всего не приедет. Яна спросила коротко и чётко:

– Какого чёрта?

– Я тебе сейчас перезвоню, – ответил он и отключился.

За время, которое Яна провела в ожидании звонка наедине с супом, раздумывая, вылить его с досады в раковину или оставить завтра на обед, раздражение её не угасло. Поэтому, когда в трубке раздался его голос:

– Прости, но сегодня никак, я бешено устал, давай завтра с утра…

Она ответила, не стесняясь в выражениях, что ей это все до фига надоело, что она тут не нанималась сидеть у окна и ждать принца, который иногда заскакивает к ней на пять минут, а в последнее время скачет всё чаще мимо, и что она устала чувствовать себя лишней в его жизни, и, видимо, всё это надо уже как-то заканчивать. Бросив трубку, с горя налила мартини, несмотря на Великий Пост, который держала уже три недели, опрокинула в себя бокал и стала думать, как и где ей теперь искать новую любовь, раз от старой одна сплошная нервотрёпка.

В этот момент раздался сигнал домофона, Яна сердито спросила «кто?», и, услышав «доставка пиццы», почему-то нажала «пустить», хотя пиццу никакую не заказывала. Первое, что она увидела, это был букет роз, который ей вручили в открытую дверь, потом появился сам даритель, сел на стул, стоящий в коридоре, с минуту на неё смотрел усталым глазом, потом встал, поцеловал и вышел. И все это без единого слова.

– Катя, я в бешенстве! – звонит мне Яна.

– Яна, не будь дурой, – отвечаю, – он сделал максимум, что мог сегодня сделать. Я ставлю ему пятёрку. И рисую большой плюс.

– Я не могу, я не могу, я не могу так больше – говорит Яна.

И я её понимаю. Другой вопрос, если не можешь, не надо было вписываться в женатого мужика. Но мы этот вопрос не поднимаем. Потому что я тоже не могу, и мне тоже не надо было вписываться.

– Я злюсь ужасно, я ничего не могу с собой поделать просто, я закатываю ему истерики через день…

– Это лучший способ с ним попрощаться.

– Я знаю, но я не могу больше быть перевалочным пунктом. У меня развилась сотня комплексов, что вторые роли – это теперь мой удел, что меня нельзя любить по-настоящему, не скрываясь, что я не стою того, чтобы на меня тратить своё время… Я честно, я на грани уже.