Катя Абель - Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа

Янка смеется.

– Ха-ха! «Мой муж!»

– Ужас! Мой муж! И что – всё, тупик? Я же всю жизнь ищу СВОЕГО мужчину. А тут, получается, я его НАШЛА? И что же дальше? А как жить без этого прекрасного поиска?

– Вот поэтому люди и уезжают на раскопки.

– Куда?

– Ну, археологами, например, становятся. Потому что поиск закончен, а привычка искать осталась.

– А очередь из прекрасных и пока неизвестных мне любовников? Что с ней делать? Я ведь не буду мужу изменять… Куда их девать?

Опять смеемся.

– Короче, замуж ты не хочешь.

– Не хочу. Получается. А все считают, что хочу. Все вокруг смотрят на меня и думают: ей 33 года. И она не замужем. Да она за любого пойдёт. К каждому – с ножом к горлу: ЖЕНИСЬ НА МНЕ!!! Понимаешь?

– И тетки жалеют: бедная, никто не берёт…

– А мужики все время начеку, все время в оппозиции внутренней: сейчас, сейчас она меня в оборот будет брать. Потому что ей 33! И она ХОЧЕТ ЗАМУЖ!!! Да кому ты нужен? Джо Неуловимый! Неуловимый потому, что тебя давно уже никто не ловит! Кто ты такой, чтобы мне за тебя замуж хотелось?

Иногда приходят дни затопляющего отчаяния. Когда молчит телефон. И не ясно, то ли работы много, то ли жена приехала, то ли я перестала быть нужной. Хочется спрятаться под одеяло, закрыться с головой и замереть, свернувшись калачиком: не трогайте меня, не трогайте… Работы много – простить можно, жена приехала – можно понять. Но то, что ты меня больше не любишь – это преступно. Это всё. Крах. И мне надо возрождаться из этого пепла. Потому что я – красивая, умная и талантливая. И нужна большому количеству людей. И то, что ты не входишь в их число – это твое упущение, а не моё. Ты мне тоже больше не нужен.

И если в этот момент придет такое долгожданное смс: «Как ты, котя-кэт?», то в ответ можно и по голове получить. Я отвечу что-нибудь пренебрежительное, или не отвечу вовсе. Но смс не приходит. И тогда я думаю о себе: господи, ну что ты за дура. Человек работает сутками, подумаешь, два дня не пишет. Что такое два дня? Вспомни, как ты работала на износ, доползала до дома и падала… И, если смс придет в тот момент, когда я так думаю, я отвечу: «Скучаю по тебе, милый. Как ты поживаешь?».

Если пропустить и эту стадию, то следующим состоянием будет «приехала жена». Я понимаю, семья – это всё. Почему, кстати, я так полноценно и добровольно приняла это за аксиому? Почему я – это чуть-чуть, а семья – всё? Ладно, семья – всё. Но почему я – чуть-чуть? Почему я НА ЭТО соглашаюсь?

Я – совсем не чуть-чуть. Я – в своей системе координат – центральная точка, и не надо отправлять ее куда-то, в сторону заполярного круга, даже временно.

Хорошо, к тебе приехала жена. Так скажи мне об этом, чтобы я на стенку от своих догадок не лезла. Как скажи? Я не знаю, как скажи! «Катя, ко мне приехала жена, поэтому у тебя есть свободных пять дней» – меня не устроит. Я не знаю. Видимо, меня вообще не устраивает то, что к мужчине, которого я люблю, приезжает жена. Видимо, меня вообще не устраивает, что у мужчины, которого я люблю, – есть жена.

Надо выбираться из этого, надо, надо… Ты не пиши мне вообще больше, ладно? Всё, всё, всё. Всё, вообще не пиши. Не надо. Я как-нибудь без тебя. Я смогу. Потому что нельзя больше так. Нельзя так со мной.

И вот после этого я знаю, что будет. Три чёрных дня. Когда не хочется ничего: ни есть, ни пить, ни спать. И очень страшно оставаться одной, потому что сразу накатывает такая безысходность, что выть хочется. И воешь. Небольшими дозами выпуская из себя боль. Тихим протяжным звуком. И кот на это смотрит потрясённый.

Потом приходит период осмысления. А что собственно такого случилось? Чего ты сорвалась? Ну, приехала жена. Ну, уехала жена. А ты здесь одна сейчас, воешь от боли. А могла бы быть с ним. В его руках. Под его одеялом. Просто пока в моей жизни идёт тот период, что я – не могу без него. Надо дождаться периода, когда – смогу, и тогда уже уходить. Но как отмотать всё обратно? Как сделать так, чтобы не было произнесено слова «всё»? Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю. И снова – в яму отчаяния. Все кончено. Больше ничего не будет. Он больше никогда мне не напишет. Как жить дальше?

И когда вдруг через неделю приходит смс: «Как ты, italian girl?», сердце бьет в груди чечётку, темнеет в глазах, и горят кончики пальцев.

И я минуты три просто сижу, замерев, пытаясь успокоиться.

И потом спокойными, не дрожащими руками набираю ответ: «Соскучилась по тебе».

Если рассказать о моем любимом одним словом, это слово будет «трудный».

Мишу я знаю сто лет. Вернее, не сто, а тринадцать. Тринадцать лет назад, учась на четвёртом курсе факультета искусств, я пришла на практику в театр.

И сразу же влюбилась. Не в Мишу, в другого. Нервного, издёрганного, сутулого, с тревожными глазами. Влюбилась навзрыд, на разрыв аорты, с абсолютной уверенностью: это мой мужчина. Только он и больше никто. Мы расстались с ним тогда, тринадцать лет назад, после двух свиданий. Довольно удачных, кстати. Почему расстались, я не знаю до сих пор. Через полгода была третья встреча, окончившаяся резким и бесповоротным разрывом.

После нее, задыхаясь, я много лет находилась на привязи надежды, что всё-таки когда-нибудь сойдется этот пасьянс. Не сошёлся. Невидимый поводок, на котором я существовала, натягивался, натягивался и оборвался в тот момент, когда я поняла, что любимый для меня теперь важнее этого издёрганного, с тревожными глазами мужчины.

Мой любимый – лидер в моей жизни по несовпадениям со мной – внутренним, внешним – любым, оказался нужнее человека, единственного из всех, ради которого я, быть может, и была сделана.

Но речь не об этом. Речь о Мише, об актёре, работающем в театре, в который я пришла на практику 13 лет назад.

Он был голосист, высок и красив. Но зомбированная своей любовью к издёрганному и сутулому, я не видела никого другого. Все остальные мужчины были для меня тенями. Я проходила мимо с неизменной улыбкой и через секунду о них забывала. Иногда эти тени, к моему удивлению вдруг отделялись от стен, обретали плоть, и зажимали меня в различных театральных закоулках. Но обескураженные моим безразличием в самом начале атаки, бывали нейтрализованы всего парой движений, которыми я отстраняла их от себя. Одним из них был Миша.

Однажды на гастролях поздно ночью он пытался поцеловать меня в коридоре гостиницы. Этот поцелуй был настолько неуместен для меня в то время, что я без всякого труда увернулась от стремящихся ко мне губ и пошла незамутнённая дальше.

Миша то мое безразличное отстранение запомнил. И много лет подряд во время случайных алкогольных встреч на банкетах кидал мне ненароком, с улыбкой: а помнишь, как ты меня тогда отшила?

Я удивлялась никчемности повода для столь долгой памяти.

Прошло тринадцать лет. За это время он успел жениться и родить двоих детей. О чём я узнавала из его интервью и фотографий на страницах телевизионных программок.

Жене изменял во все стороны.

Об этом рассказывали общие знакомые. Изменял постоянно, почти патологически. От долговременных любовниц, которых знали в лицо, до случайно снятых в баре женщин. Сначала я удивлялась этим рассказам, потом приняла как факт.

Однажды летом, муторным жарким днём, мы встретились в кафе Ленфильма. Он забежал туда после съемок, я – ради встречи с очередным продюсером: «как хорошо вы пишите, пришлите нам свои сценарии». Сценарии присылаю, но дальше разговоров о том, как они хороши, дело почему-то не идет.

Я сидела за столиком с продюсером и увидела входящего в кафе Мишу. Он рванулся было навстречу, но, заметив, что я не одна, тактично изменил траекторию, не желая мешать. Послал воздушный поцелуй и уселся с кофе за дальний столик. Я ответила светлым взглядом и продолжила разговор.

Мы не виделись с ним лет пять. А может, шесть.

С момента его появления, я не переставала чувствовать на себе тепло его глаз. Поворачиваясь в его сторону, улыбалась в ответ.

Вскоре у моего собеседника зазвонил телефон, ответив на звонок, он отвлёкся от нашего разговора. Я сделала знак, что скоро вернусь, и пошла поздороваться с Мишей.

Миша обрадовался шумно, почти восторженно. Я тоже была по-настоящему рада ему. Расцеловались. Перекинулись парой фраз о том, кто как живёт, и что здесь делает, проверили наличие телефонных номеров друг у друга, они были, и через пару минут я, извинившись, вернулась к продюсеру. А Миша, допив кофе, отправился по своим делам.

Минут через пять от него пришло сообщение.

В сообщении говорилось, какая я прекрасная.

Я ответила каким-то кокетливым «спасибо».

Он написал что-то ещё на ту же тему.

Я ответила в том же тоне.

Продюсер к этому моменту уже закончил говорить о моих сценариях и попросил прислать что-нибудь ещё. На этом мы с ним распрощались и направились каждый в свою сторону: он в – кабинет, я – на выход.

Третье сообщение от Миши поймало меня уже на проходной. Он предлагал встретиться на днях, выпить кофе и пообщаться. Сообщение заканчивалось фразой «жду привычного отказа». Это показалось мне смешным, так как за все тринадцать лет знакомства Миша меня никуда не приглашал, а я, соответственно, не отказывалась.

Я посмотрела на часы, было пять. Дел у меня никаких не осталось, домой ехать не хотелось.

Я написала: можем встретиться сейчас, я уже освободилась.

Оказалось, что за минувшие полчаса он успел уехать домой, на другой конец города, но это ничему не мешает, он вернется через тридцать минут, если я соглашусь его подождать.

Я согласилась.

Я вернулась на Ленфильм, вышла во двор, уселась на лавочку и стала ждать.

В ожидании возник вопрос: какого, собственно, рожна я всё это затеяла, зачем я сижу и жду Мишу, зачем я с ним куда-то поеду, если все это снова закончится его фиаско, потому что мне от него ничего, ну вот прямо совсем ничего, не надо?