Я, мысленно: «Действительно, странно: чего это у Аньки настроение плохое? Муж шляется по кабакам до полуночи неизвестно с кем…»

Он, продолжая: «Прицепилась к медведю: зачем ты его купил? И я – чего меня дернуло? – возьми да и скажи: а это Катя подарила…»

Я: «Что-о?!»

Он: «Ну. Чего сказал, зачем – сам не знаю…»

Я: «Как это – я – подарила?»

Он: «Вот и она: как это – Катя подарила? С чего? А я: а у нее день рождения недавно был…»

Я: «Какая связь?»

Он: «Не знаю. А Анька ценник на носу увидела: «Ага, Катя подарила, с ценником…»

Я: «Андрей, а зачем ты так сказал?»

Он: «Понятия не имею»


И только к вечеру я понимаю: я – действительно – подарила – этого медведя.

Имела на него свои виды. И добровольно – отдала. Причем – ни слова вслух. Вся безумная борьба – про себя, внутри себя, борьба с самой собой.

Он, не услышав, услышал. И, сам не понимая, отреагировал.


Потом, среди какого-то разговора:

«А чего это ты целоваться вчера полезла?»

Я: «Что?! Я – полезла? Это кто к кому полез?»

Он: «А ты такая грустная была…»

Я: «А ты всегда таким образом девушек утешаешь?»

Он: «Ну, надо было найти точку опоры какую-то…»

Я, не успокаиваясь: «Целоваться! Ха! И это можно назвать поцелуем? Меня так мальчики во втором классе целовали!»

Он: «Что?»

Я: «Меня так мальчики во втором классе целовали!»

Он, спокойно: «А я вообще целоваться не умею…»


Кофейня на Рубинштейна.

После серьезной и жёсткой ссоры. После тридцати минут молчания.

Он «Прости…»

Я: «Конечно»


Молчим.


Он: «Прости…»

Я: «Конечно»

Он: «Прости…»


Берет меня за руку.


Я: «Меня нельзя обижать»

Молчим.

Он: «Восхищение… восторг… вот всё, что можно к этому подобрать… Восхождение… к Солнцу – это ты… для меня…»

Я: «Врёшь… Но красиво.»

Мне дышать без тебя – трудно.

Мне дышать без тебя – больно.

Я спала бы всю ночь беспробудно,

Если бы не задыхалась.

В марте

Сидели весь день в Итальянском кафе на Садовой, пили коньяк. Я предложила пойти на крышу, потом заговорили про снег, про то, что в марте его совсем не осталось на улицах в центре. Андрей предложил взять такси и отправиться за город. (На следующий день: «А чего? Уехали бы куда-нибудь в лес, взяли бы коньяк, полчаса повалялись бы, покувыркались в снегу, водитель нас подождал бы, и поехали бы обратно…»)

На улице – метель. Естественно, никуда не едем.

Я достаю из сумки туалетную воду: «Смотри, какой подарок я купила подруге на день рождения…» – «У твоей подруги день рождения???»


И понеслось.

Через пятнадцать минут нам срезали штук тридцать воздушных шариков, привязанных за спинки стульев в кафе, мы купили салатов, коньяк, огромного медведя и со всем этим «скарбом» отправились к Аньке. К моей Аньке.


Позвонил жене, сказал, что не приедет ночевать.

Играли до трёх часов ночи у Аньки на кухне в карты под коньяк. Потом отправились спать.


Я целую его в темноте, в коридоре – он не разжимает губ.

Я: «Держись, Мальчиш-Кибальчиш! Не сдавайся!»


Пришла к нему. Откликнулся. Катались по постели, бешено целовались. В последний момент вдруг резко остановился. Отодвинув меня, спросил мерзким голосом:

«Что, чёрт возьми, ты делаешь?»

Я дёрнулась в сторону: «Да пошёл ты!»


Встала, ушла в ванную.

Вернувшись, молча легла на другую сторону кровати, повернулась спиной, натянув одеяло.

Так и проспали всю ночь.


***


С самого утра пьет коньяк.

Мы с Анькой жарим блины, большая часть которых со сковородки летит прямо в мусорное ведро, потому что переворачивать их мы не умеем.

Мы с Анькой хохочем. В воздухе висит конфликт.

Анька ничего не замечает.


Андрей, Аньке: «А почему ты работаешь? Красивая женщина не должна работать. Вон, даже Катька не работает…»

Я: «Что???»


Аня: «А мне нравятся французские машины…»

Андрей: «А вот Катька не знает, чем „Рено“ от „Пежо“ отличается…»

Я: «Да что ты, я вообще думала, что это названия конфет…»

Он: «Это надо быть такой восхитительной язвой!»


Анька рассказывает про своего стоматолога, с которым у нее назревает роман, но ведет он себя крайне странно.

Я: «Ань, а что ты хотела? (Направляю следующую фразу в сторону Васнецова) Нормальное мужское поведение: шаг – вперед, три – назад. На всякий случай, чтобы не случилось чего…»

Он: «Неправда. У меня – если серьёзно – то всё быстро и сразу…»

Захотелось запустить в его голову чашкой.

Я, совершенно спокойно: «Ну, таких как ты – вообще единицы… И то – на всю страну…»


Наконец, выходим от Аньки. Пять часов вечера. Он зовёт меня в центр, «есть шашлык». Страшная метель.

Я, не давая затянуться обсуждению дальнейших планов, сажаю его в такси.

Иду домой.

Часа через два – звонок по телефону. Он сидит где-то в ресторане на Невском: «Работаешь?»

Через полчаса ещё звонок. И ещё. И ещё.

«Что-то мне тебя не хватает…»

Опомнившись: «Некого по заднице шлёпнуть!»


***


Следующим днем, сидим в мексиканском кафе, обедаем

Я: «Пора брать себя в руки и заниматься личной жизнью. А то у меня вся жизнь уходит на тебя…»

Он: «Это плохо…»

Я: «Это очень плохо. Я и говорю: пора брать себя в руки и заниматься личной жизнью…»

Он: «Давай-давай: руки в ноги и…»

Я: «Это лишнее. Достаточно взять себя в руки. За ноги – возьмут другие…»


Пауза. Смеемся.


Он: «Вот за что я тебя… почти ненавижу!»

Финал

Май.

Почему я не уходила от него? У нас была совместная работа. После того, как сценарий был дописан, мы стали пристраивать его в добрые руки. Деньги на фильм, которые якобы фигурировали в начале нашего знакомства, мифическим образом исчезли, как и люди, которые собирались их дать. Нужно было искать новую студию, которая нами заинтересуется.

Мы продолжали встречаться с Васнецовым по работе и просто так, мучая и мучаясь, получая ставший почти наркотическим кайф от общения друг с другом. О главном мы не говорили, оценку происходящему не давали, позволяя времени нести нас по течению.


С обоими нами происходили какие-то нервические метаморфозы, но если мой смысл в тот момент был сконцентрирован на этих встречах, то у него, помимо меня, в его доме, была вторая, наверное, всё-таки главная жизнь, где била ключом другая энергия и происходили неведомые мне изменения. От которых он убегал ко мне.


В конце мая выяснились те подводные камни, на которых балансировал наш странный роман.

От Андрея Васнецова уходила жена.

Я не знала об этом до последнего.


В мае мы заключали договор на продажу нашего сценария с известным продюсером. Андрей к этому моменту пил каждый день. Пропадал в кабаках – со мной или без меня – по-моему, это уже не имело значения. Мы крепко ссорились. Появились разногласия в пунктах договора. Андрей требовал, чтобы фильм дали снимать ему. Продюсер шел в категорический отказ, что было совершенно верным: в театре Васнецов поставил пару спектаклей, но кино никогда не снимал. О том, чтобы дать ему работать над полнометражным фильмом с миллионным бюджетом, странно было даже говорить.

Тогда Андрей потребовал главную роль. В этом ему тоже отказали, продюсер не любил, когда ему навязывали актёров.

Последней каплей стало требование Васнецова разделить наш сценарный гонорар поровну. Я сломалась на этом пункте и согласилась, сказав ему, что он вор, не написавший из этого сценария ни строчки.

Это было правдой. У Васнецова не было даже ноутбука. Мы встречались, я приносила написанные мною страницы. Он говорил: вот это – хорошо, а вот это – фигня, надо переписать. Я шла домой, мучилась, придумывала варианты, переписывала, приносила ему. То есть, Андрей выступал, скорее, в качестве редактора. Редактор – фигура важная, никто не спорит. Но он – не соавтор. И гонорар получает совсем другой.


В ссорах за словом в карман не лезли. Говорилось многое, одно другого резче. Расставались скандально посреди улицы, я разворачивалась, бросала всё, уезжала домой. Дома переходили на телефонное общение, кричали, кидали трубки, перезванивали, мирились, договаривались о чём-то. На следующий день все договоренности летели к чёрту.

После каждого разговора на руках высыпала крапивница, чесалась кожа. Так организм реагировал на стресс.


Когда велись финальные переговоры в кабинете у продюсера и подписывался договор, мы с Васнецовым друг друга бойкотировали. От его голоса меня начинало колотить мелкой дрожью. Я не понимала, как человек, которого я любила, в один момент превратился в такую сволочь.

Продюсер уговаривал меня выкинуть Васнецова за борт, вообще забыть о том, что он был, и выступать в качестве автора сценария единолично.

Вопреки этим советам, я подписала бумаги о получении гонорара с Васнецовым в равных частях.


Это время для него пришлось на момент развода с женой, я об этом тогда не знала.


Что-то в его идеальной семье, думаю я сегодня, не клеилось ещё до нашего знакомства. Отсюда были эти звонки по двадцать раз за два часа, отсюда – его нежелание идти домой. Я не знаю, как в тот момент они жили на самом деле.

К зиме события стали развиваться в ускоренном темпе. Жена прекратила ему звонить, Андрея допоздна не было – водил меня по ночным кафе, чтобы держать за руку – домой всё чаще стал возвращаться пьяным.

Ближе к весне ему рассказали, что жена ему изменяет. В открытую. Так, что общим знакомым даже неловко. Весь Ленфильм об этом говорит, и только один Андрей ничего не знает.

Андрей действительно не знал, и потребовал от жены объяснения. Жена объяснилась и потребовала от Андрея развода. Жена сказала, что он съел всю её жизнь, что она – актриса, которая хочет работать, что он ей работать не даёт, но теперь она вырвется из тяжких пут и станет знаменитой.