Катя Абель - Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа

На Невском мы встречаемся с моим друганом Вовкой. Когда-то я была влюблена в Вовку, очень недолго, и однажды в Новый Год мы с ним переспали. Это было один раз и чуть не скосило нашу дружбу под корень. Но всё как-то выправилось само собой, моя влюбленность прошла, а Вовкина – в меня – осталась, но она уже давно никого не тяготит – ни меня, ни его, не мешает ему влюбляться в кого-то другого, а служит приятным фоном для нашей дружбы, этакой пикантной ноткой.

Вовка приходит на Невский со своими друзьями. Город шумит, взрываются петарды, люди хохочут и пьют шампанское. Вокруг идёт восторженная истерия.

Мы с Вовкой полгода не виделись и шумно радуемся друг другу. Для нас двоих – это особенный праздник, ведь когда-то давно в Новый Год мы переспали с ним.

Мы шагаем по Невскому, пьём шампанское прямо из бутылки и несём околесицу. Его друзья шагают впереди, мы отстали от них специально. Мы идём и смеёмся ни о чем. Просто от того, что на душе хорошо. Я обещала себе, что буду веселиться. Я держу обещание.

В шесть утра я возвращаюсь домой. Счастливая, что вопреки всем моим несбывшимся желаниям, я всё-таки встретила этот Новый Год. И даже не одна. Теперь он позади. И я могу вздохнуть спокойно.

Первое января – мой любимый день. Во-первых, Новый Год – позади, и теперь у меня новое счастье, с которым меня вчера все поздравляли. Во-вторых, можно спать до четырёх часов без зазрения совести, и никто тебе слова не скажет, а потом встать и пойти прямо в пижаме к холодильнику, достать оттуда оливье, сесть за стол, налить бокал вина и таким образом начать день. А в-третьих, первого января – день рождения Яны. И надо ей позвонить, объяснить, почему тридцать лет лучше чем двадцать девять, а потом – через освежающий душ – начать собираться – одеваться, наряжаться – и спустя три часа, после двух бокалов шампанского, снова ощутить в себе потерянную утром лёгкость и способность хохотать без умолку. Вот такая у меня программа первого января. Обожаю этот день.

«С НОВЫМ! ВСЕГО ВСЕГО! УРА!:-) В-); – )»

Сообщение пришло в половине седьмого вечера.

Обойдется. Подождёт часок, пока я ему отвечу.

Часок не выдерживаю. Отвечаю через сорок минут.

«Ура!!!:) с Новым Годом, милый!»

Пусть не думает, что я на него, поганца такого, сержусь за позднее, безликое, безымянное поздравление. Я вообще не заметила, что оно – безликое. Я, любимый, веселюсь тут безотрывно, с мужчинами, между прочим, мне на тебя обижаться некогда.

Я продолжаю собираться, одеваюсь, крашусь, с прищуром скептика смотрю на себя в зеркало, но всё это делаю уже по-другому, нежели десять минут назад. Мир изменился. Мой любимый думает обо мне. Я несу в себе какую-то ценность, ценность для него.

С этой ценностью внутри я продолжаю существовать – внешне все так же, но внутренне – уже по-иному, с большим уважением к себе, нежели прежде.

Я тоже тебя очень люблю.

Мне надо прожить без него еще четырнадцать дней. Чем заполнить свое время?

Кино, друзья, театр, коньки, суши, вино, вино, вино, шампанское, бестолковые попытки работать, какие-то разговоры, смех, встречи, люди, всё ерунда, какая всё ерунда…

Воздух набит одиночеством, точно подушка ватой.

На Рождество, не справившись с тоской, я сама написала Мише: «Приезжай».

Он приехал.

Легкий укол совести, что забрала его в светлый праздник у семьи, сучка.

С другой стороны: не мог бы – не приехал бы.

Всё было как всегда: кино, вино и домино.

Но вдруг стало скучно. Тоска не ушла. Говорить не хотелось. И ничего другого тоже не хотелось. Безвкусие. Атрофирование рецепторов.

Потом был чисто технический процесс.

Потом он ушёл. И я вздохнула свободно.

Больше мы с Мишей не встречались.

«Morning, italien-girl!:-D Чмок! Везде!:-D»

Когда через четырнадцать дней он вернулся в Петербург, я приехала к нему, и он целовал меня. И это были мои единственно живые часы за прожитый месяц.

Октябрь.

Точка отсчёта. Знакомый моего знакомого ищет соавтора для совместного написания киносценария. У меня нет работы, нет возлюбленного, у меня только что закончились отношения с человеком, которого я разлюбила.

Мне двадцать шесть лет. Я вернулась с курорта, красивая и загорелая, брожу по осеннему городу с ясными глазами, меня здесь еще очень мало, смена реальности пока не накрыла: я все еще болтаюсь по берегу, слушая музыку ласковых волн…

Будущий соавтор требует встречи: он прочитал мой первый, всем понравившийся, но никому ненужный сценарий, и хочет со мной работать. Он кричит мне в трубку, что познакомился с известным режиссёром Андреем Васнецовым, пока не очень ясно, что именно он снял, но как актер он вроде бы работал в БДТ, потом играл в сериале, поставил спектакль, а сейчас будет снимать кино. Нашел спонсоров, деньги есть, нет только сценария, и мы ему этот сценарий должны написать.

В тот же вечер мне попадает в руки телевизионная программка с большой статьей об Андрее Васнецове. Приехал из Москвы, снимался в фильмах, поставил спектакль, живет в центре города в огромной квартире. Имеет жену и двух детей. Старшему – двенадцать, младшему – два года. На фотографиях счастливое семейство в гостиной, в детской, в спальне… Постановочные снимки: Андрей с маленьким сыном катает по полу игрушечный паровоз, Андрей читает книгу старшему мальчику, Андрей поёт жене романсы под гитару… Необычная история знакомства: был на гастролях в Самаре, заглянул на спектакль местного театра, увидел на сцене актрису, влюбился. После спектакля сделал предложение, через неделю увёз в Москву. Она сказала: «Хочу жить в Петербурге», он, пожав плечами, купил квартиру на Сенной Площади.

Через два дня прочитала о том же самом в другой газете, история романтического знакомства описывалась в тех же тонах. Подумала: какой-то бум на Андрея Васнецова, надо же… Эти статьи были единственными, что я прочитала о нём в прессе за все время нашего знакомства…

Пришел мужчина, худой, лет под сорок, довольно высокий, в вельветовом пиджаке, подчёркнуто элегантный. При первой встречи впечатления не произвёл. Сильно редеющие серые волосы зачесаны назад, тонкие черты, раздражение на коже, дорогие очки в черной оправе. Как-то сразу стало ясно, что герой – не моего романа. Единственное, что к нему притягивало – голос. Очень низкий, спокойный, обволакивающий уверенностью. Каждое слово, произнесенное таким голосом – значимо. Поэтому и первое ощущение от Васнецова, продержавшееся не один месяц – весомость. Все, что он говорил, имело смысл, было важно.

Мы работаем над сюжетом втроём: я, мой соавтор и Васнецов. Каждый день встречаемся в кафе, ведём шумные разговоры, кидаем идеи в воздух, спорим, фонтанируем, заходим в тупик. Вечером я уезжаю домой писать. Почему-то соавтор решил, что из нас двоих писать должна я, а он будет фонтанировать. Васнецов часто берет вместе с кофе коньяк. Иногда угощает меня. Я не люблю коньяк, я не умею его пить, он обжигает мне горло. Но вместе с кофе он начинает мне нравиться. Васнецов за меня платит. Мне не очень удобно, мы всё-таки чужие люди, но моих денег хватает лишь на чашку чая, даже кофе для меня роскошь. Я зарабатываю скудные копейки на различных интервью в театральных журналах, других источников дохода у меня нет. Я пишу сценарий. Я вкладываю себя в будущее, на настоящее средств почти не остаётся.

Когда устаём, травим байки. Васнецов рассказывает о семье: о младшем сыне, обожающем его безмерно, о старшем, успевшем сняться в сериале, о жене – актрисе, скучающей по вечерам. Скучающая жена звонит часто. Раз в десять минут. Из трубки долетает обиженный голос: «Ну, где же ты?… Скоро?… Купи сегодня чего-нибудь вкусненького… Серёжа без тебя не ложится…» Васнецов на это отвечает примерно одно и тоже: «Скоро буду… Не скучай… Уже выхожу… Куплю… Дай мне его к телефону…», и когда говорит с младшим сыном, голос плавится от любви.

Мне неловко от того, что я слышу эти семейные разговоры, точно подглядываю за ними. Неловко от того, что делаю выводы и даю оценки, на которые не имею права, потому что меня это совсем не касается.

Но я делаю правильные выводы: у Андрея Васнецова идеальная семья, уютный дом, любящая жена и два замечательных сына. Я понимаю, что он должен быть сейчас – там, а он сейчас – здесь, это неправильно, и чувствую себя немного виноватой.

Васнецов мне нравится в роли отца. Васнецов мне нравится в роли мужа. Мне нравятся по рассказам его дети и дом. Я хотела бы, чтобы у меня была такая семья. Хотела бы безотносительно Васнецова, вне Васнецова, просто теоретически, хотела бы, чтобы у меня было нечто похожее.

Минут через восемь раздается новый звонок. Жена интересуется, вышел ли он. Он отвечает, что выйдет сразу же, как только допьёт кофе. Убаюкивает, уговаривает её своим бархатным тембром. Телефонный динамик слишком сильный, и я слышу её голос. Это голос маленькой девочки, позволяющей себе капризничать с обожающим ее родителем: она тянет слова, уходит в детские интонации и задаёт наивные вопросы. Он ласков и терпелив. У меня создается впечатление ее лёгкой невменяемости.

Закончив увещевать, Васнецов прячет телефон в карман без лишних комментариев. Спрашивает меня, буду ли я еще кофе. Я удивлена: разве мы не уходим? Он говорит: посидим ещё, время есть. Идет к бару, чтобы сделать заказ.

Спустя десять минут, вернувшись к столу, отвечает на новый звонок. Ни одной нотой в своем голосе не выказывает раздражения. Убеждает, обещает.

Мы продолжаем пить кофе.

Говорить о работе уже трудно: сбит настрой. Мы просто треплемся.