Через час появилось снова:

«Ой… Сорри, похоже, не вовремя?»

Не отвечаю. Дышите глубже. Через тридцать минут:

«Месть, что ли? Ненавистен стал?)))»

Не отвечаю.

«Ну вот, тока я разгреб все свои беды, как ты мне новую организовала – не будешь общаться, я правильно тебя понимаю?)))»

Не отвечаю. Сержусь на тебя. На твое отношение ко мне. Нельзя меня отпихивать в канаву.

«Погоди. А ты сама-то в порядке, ничего не случилось?»

Я сдаюсь. Когда меня спрашивают, в порядке ли я, я не могу не отвечать. Я вообще не могу не отвечать. Мне это стоит неимоверных усилий. Потому что я – вежливый человек, меня мама хорошо воспитала.

«Не случилось».


«А, ну хорошо!.. А то ты как-то „тык-мык“. А вообще… У всех свои проблемы, тараканы и болезни, разве нет?.. И у тебя выше крыши, не, не так что ль??? Так что зря ты, глупо как-то. Я все равно в кайфе от тебя, дурында».

Интересно, думаю, к какому разряду ты приезд своей жены относишь – к проблемам, тараканам или болезням? Не отвечаю.

Я тебя люблю

Ты все-таки есть. Ты со мной. Потому что нужна.

А ты нужен мне. Пусть даже коммуникативные связи – не самая сильная твоя сторона.

Я – дурында. И ты от меня в кайфе.


Вечером, дома, пишу ему сама. Он отвечает мне.


Люблю его.

«Мне без него дышать одним лёгким…»

Я приехала в театр. В театре подтвердили мои догадки: да, приезжала жена, была на репетициях со старшим сыном, сын – замечательный такой мальчишка, лет двенадцати, гримёры ему усы-парики показывали, реквизиторы – пистолеты… Стало на сердце тепло. Значит, я не ошиблась. Все объяснимо, значит, в порядке.


Пришла к нему в гримерку. Ничего выяснять не стала. Подошла близко-близко.

Стояли, смотрели друг на друга. Потом он меня целовал.


А ночью я поехала к нему.

И утром уезжала счастливая.

«а утром жалко застилать постель.

Так жаль переворачивать страницу,

когда на ней – такое, так… и медлишь,

и нянчишься с подушкой, как с младенцем,

и одеяло держишь на весу…»1

Разговоры в машине

Стоим в пробке. Яна:

– Вот тебе, пожалуйста, 9 утра.

Я думаю, как подойти к вопросу. В лоб, без предисловий. Рублю.

– Вот скажи мне, Яна.

– Скажу.

– Понятно, что все мужчины отличаются друг от друга. В сексе.

– Отличаются.

– Начиная от физиологии – размер и все такое… Вот, кстати, – уносит меня от главного, – кто им соврал, что размер не имеет значения? Кто та добрая дура, которая их дезинформировала? Потому, что размер – это главное. Не обязательно, что большой. Потому что большой размер – это больно…

– Большой, это фу.

– А когда маленький? Когда вообще не чувствуешь его внутри себя? То есть, вот что-то происходит, человек наверху трудится, старается, а ты думаешь: он уже внутри или еще нет?

– А ты думаешь про обои…

– Да, а ты думаешь, вот если бы обоих сюда…


Смеемся.


– А потом по каким-то определенным признакам понимаешь: да, внутри, вот блин! И тут становится ясно, что сцены в фильмах, когда женщины засыпают во время секса – это не выдумка!

– Это горькая правда!

– Вот именно. Поэтому не важно, большой или маленький. Важно, чтобы размер был твой. Чтобы тебе подходил. Вот у меня с любимым – идеальное совпадение в этом вопросе. Мне иногда кажется, что он изначально был во мне. Что это просто часть меня, которую когда-то вынули. И слава Богу, что она в меня возвращается…

Счастливо улыбаюсь, отдаваясь воспоминаниям.

– А что ты хотела спросить?

– Так вот, – возвращаюсь к теме, – все мужчины разные. Размер, техника, интенсивность, отношение к партнерше… И от этого всего такой разный результат. С одним тебе – плохо, с другим – никак, с третьим – хорошо, а с кем-то ты просто улетаешь… А как у них?

– Так же. Все зависит от партнерши.

– Да. Но у них всегда процесс заканчивается удовольствием. Значит, им по-любому хорошо.

– Ну, разница в ощущениях.

– Ну, разница, это понятно. Но мы все женщины устроены приблизительно одинаково.

– Не, ну мы тоже разные… Одна – пышка, другая – вобла.

– Возьмем схожее телосложение. И что, нет никакой разницы?

– Есть. Есть женщины, которые лежат доской и не проявляют никакой активности.

– Ты таких женщин знаешь?

– Нет.

– Вот и я не знаю. Может, это – легенда, а не женщины?

– Надо спросить.

– Меня вот что волнует. Когда он мне говорит: «Как мне хорошо! Как хорошо! Улет просто!» Это он всем так говорит или только мне? Потому что мне – ТАК хорошо – только с ним… И дело – не в финале, а в процессе. Когда мы вместе – это абсолютное счастье.

Молчать или говорить

Яна:

– Я вообще сексом занимаюсь молча.

– Ты не говоришь во время секса? Вообще ничего?

– Если я вдруг заговорю – неожиданно для себя – это ого-го, значит, какой у меня мужчина…

– А я с детства знаю: во время секса надо разговаривать.

– Че-го?

– Ну, это не значит, что надо ему пересказывать сюжет фильма, который ты вчера посмотрела…

– Ты просто ему рассказываешь, какие дела ты переделала, а какие – еще надо сделать…

– Примерно. У меня еще в школе книжка была Рут Диксон «Что мы будем делать в постели», и она там советует: не будьте рыбой, разговаривайте с партнером. Говорите, что вы чувствуете, чего вам хочется, хвалите его… Вот я это с детства и запомнила.

– Надо будет попробовать.

Я тебя люблю

Ты очень странный для меня человек. Про адекватность не приходится говорить. Это – не маска твоя, это природа инаковая от меня. Как так случилось, что я тебя люблю?


Был проблемой. Потом интересом. Потом раздражением. Потом помехой. Потом спасением. Стал Любимым.

Иван

Я сижу в театре на репетиции

Пока любимый на сцене работает над материалом, разговариваю с Олей, гримёром. Оля – такая стопроцентно хорошая девочка – понимаешь это с первого взгляда. Со второго – понимаешь, что нельзя до 34 лет оставаться стопроцентно хорошей девочкой, что за этой картинкой обязательно присутствует какая-то червоточинка. Но за всё время нашего общения червоточинка ни разу не дала о себе знать. Так что я с Олей разговариваю как со стопроцентно хорошей девочкой.


Я приезжаю в театр вроде как и своя, но на 80 % уже чужая. Я много улыбаюсь, шучу, иронизирую. Для меня эти люди уже как праздник, и я для них тоже уже – явление: ко мне подходят, со мной разговаривают, я чувствую на себе гораздо больше внимания, чем когда работала с ними, это нормально.


Оля рассказывает мне, как идут дела в общем. Я спрашиваю у неё про Ивана. Почему-то о нём мне теперь спрашивать гораздо легче, чем о любимом. Я задаю ей главный вопрос о Кузнецове: пьёт или не нет?

– С утра никакой вообще, – отвечает Оля. – потом догоняется, приходит в норму. Ну, и вечером, после репетиции едет бухать.

– Каждый день?

– Каждый день. Знаешь, как его у нас за глаза называют?

– Как?

– Мистер Кокс.

До меня не сразу доходит.

– Ты хочешь сказать, что он еще и на кокаине сидит?

– Я хочу сказать, что его так называют.


Значит, ежедневный коктейль: водка, гашиш и кокаин.


Ира Дмитриева, где ты сейчас находишься?


– Когда жена приезжает, он держится, – продолжает Оля, – Или когда сына старшего с ним оставляет.

Старшему сыну 6 лет.

– А как только они уезжают, Ваня сразу в отрыв идёт. По полной программе.

– Почему же они уезжают?

– Не знаю. У нее съемки где-то в Белоруссии… Её тоже можно понять.


***


Мы сидим в буфете на Ленфильме с моим знакомым режиссёром. Режиссёр – всем известный алкоголик, не единожды балансирующий в своих приступах на грани между тем и этим светом, пьёт коньяк. Я – кофе. В буфет заходит Иван Кузнецов. Замечает меня, подходит к нашему столику. Улыбается.

– Привет! Ты что здесь делаешь?

– Я работаю здесь, – улыбаюсь, – Как дела?

– Хорошо, хорошо, репетируем, движемся потихоньку к финалу… Ну всё, не буду мешать, – кивает он на режиссёра и отходит к буфетной стойке.

Режиссёр смотрит ему вслед:

– Ты давно его знаешь?

– Не очень. Мы работали вместе, недолго, – отвечаю.

– Он всё время на коксе?

– А тебе кажется, что он на коксе?

– А ты не видишь?

– Я в этом ничего не понимаю.

– Он на коксе.


***


Где ты снимаешься, Ира Дмитриева?


***


– Как ты можешь судить, – обрушивается на меня Яна в телефонном разговоре, – ты не знаешь, что такое муж-алкоголик!

– Я могу судить! – взрываюсь я, – потому что я вижу, что происходит! Если этого не видит она, значит, она – слепая! А если видит, и она не рядом, значит ей на него плевать!

– Ты не знаешь, может, она годами с ним мучается и сделать ничего не может!

– А что здесь делать? Его в клинику класть надо! Вязать по рукам и ногам и класть в клинику!

– Ты думаешь, это так легко?

– Я не думаю, что это легко! Я думаю, что это необходимо! Потому что при том ритме жизни, который он ведёт сегодня, ему остался год-два, понимаешь? Не больше! А дальше – остановка сердца. Он себя уничтожает каждый день! С бешеной скоростью! И, если ей хоть немного дорог отец её двоих детей, ей надо быть рядом с больным человеком, а не сниматься в дешёвых белорусских сериалах! Она карьерой своей занимается, понимаешь? Са-мо-ре-али-зацией! Потому что у него всё с кино сложилось, а у нее – нет! И вот она теперь снимается… А он себя в это время подрывает на мине! Вот и всё!