Микола Адам - Здравствуй, Даша!

На большой перемене подружки уединились покурить.

– Николай Михайлович не сильно ругался? – спросила Таня.

– С чего это? – не поняла Даша.

– Ну, мы же устроили у тебя типа девичник, – напомнила Павловская.

– А, не парься, – отмахнулась Даша. – Он только рад, что избавился от кучи ненужных вещей. А то, что попили чутка… он же взрослый мужчина, все понимает.

– Не трудно ему с тобой? – поинтересовалсь Кошкина, выходя из кабинки туалета. – Вы уж не обессудьте, что я ваш разговор подслушала, – открыла кран умывальника сполоснуть руки.

– Я же не тяжелая вроде, – ответила Даша. – Перенапряжение ему не светит, – добавила.

– Рано радуешься, Белая, – произнесла Кошкина, – либо твой мужчина рано радуется.

– Ты о чем? – прислушалась Даша.

– Все о том же, – подошла Кошкина ближе. – Тебе сколько лет? А ему? Я не о разнице в возрасте, хотя и о ней тоже. Ты растешь, меняешься, развиваешься, у тебя появятся новые увлечения и ощущения, дальше продолжать?

– Ну давай, интересно послушать.

– Устареет твой Николай Михайлович, – с готовностью продолжила Кошкина, – безнадежно причем, как надоевший трек. Тебя потянет к другим, это по-любому, что тогда делать будешь?…

– Не потянет, – заявила Даша.

– Уверена?

– Стопроцентно.

– Забьемся?

– На что?

– Кошкина, не суди всех по себе, – остановила их Павловская. – Может быть, у Дашки такая любовь, как в романах, а ты ей просто завидуешь.

– Было бы чему завидовать, – брякнула Кошкина. – Ладно, пойду, – направилась к выходу. – Когда розовые очки потеряешь, обращайся, – кинула Белой.

Даша задумалась.

– Да забей ты! – заметила Таня состояние подруги.

– Забила, – улыбнулась Даша. – У меня все будет как в сказке! – твердо сказала.

Но на уроках слова Кошкиной заново прокрутила. В них был смысл и своя правота. Заморачиваться раньше времени не стоило, однако, если она уже сейчас сомневалась, то что будет дальше? Кошкина – стерва! Умудрилась же зацепить за живое!

После уроков Даша пришла в парк. С Таней не прощались, вечером репетиция. Идти никуда не хотелось. Почти лысые деревья что-то шептали на своем языке. Гнилая листва копошилась под ногами. Странно-теплое солнце в конце октября пыталось залезть чуть ли не в душу, утешая теплом. А безлюдный парк дышал холодом.

Кто-то сзади обнял Дашу за плечи. Она попыталась обернуться посмотреть, кто это мог быть. Лицо ее вдруг накрыла марлевая повязка, что-то острое шибануло в нос. Теряя сознание, Даша несколько раз дернулась, выбрасывая ноги вперед, потом замерла и обмякла.

Даша открыла глаза. Запаниковала, подумав, что ослепла: мрак окружал ее со всех сторон. Его можно было разорвать руками, как пленку, во всяком случае, попробовать стоило, но руки не слушались. Неподвижными оказались и ноги. И даже закричать, чтобы позвать на помощь, Даша не могла. Немного подергавшись, она поняла, что привязана скотчем к стулу за руки и за ноги. Рот и глаза тоже оккупировал скотч. Но почему? Что она такого сделала? Кому понадобилось ее похищать? Даша прекрасно помнила, как сидела в парке на лавочке, а потом – едкий запах эфира и пустота. «Мамочки!» – беззвучно воскликнула она. Страх черным мешком накрыл ее и скрыл в себе, пожирая изнутри. Никогда Даше не было так страшно, как теперь. Она не понимала, кто и чего от нее хочет. Хотя, если бы знала, вряд ли знание придало ей храбрости. Она же не дура. Смотрела фильмы о маньяках и документальные передачи о них по «ящику» мельком. Кроме маньяка похищать ее некому. Выкуп за нее не попросить. Да и какой смысл в выкупе? Тот, кто похитил Дашу, позабавится с ней, изнасилует, а потом убьет, расчленив труп, либо станет убивать медленно, по кусочкам отрезая плоть. Финал по-любому один. Но Даша не хотела умирать! Она не готова к миру иному! Только-только стала понимать, что значит любить… Вот! Точно. Даша усомнилась в чувствах к Николаю Михайловичу, поэтому и расплачивается за сомнения. «Кошкина-коза напела разных гадостей, а я и уши развесила, – решила Даша, что виновата одноклассница. – Развела, как лохушку. Ей же просто завидно. А я повелась, дура!» Нельзя так просто отказываться от своей любви: последствия неизбежны, причем плачевные. Но Николай Михайлович спасет Дашу. Он всегда спасал ее, гды бы та ни находилась. Он обязательно найдет ее, он почувствует, что она в беде. Только бы не опоздал…

Дашей стало так жаль себя, что она смирилась с ролью жертвы, и заплакала. «А может, – встрепенулась от внезапной догадки, – это Лемеш? Его же не нашли, хотя Николай Михайлович оставил его в полудохлом состоянии. Притворился и сдратовал, затаился и выжидал, чтобы отомстить. Он же полный отмороз, и закон ему не писан». Лемеш не успел воспользоваться Дашей тогда, вот и наверстывает упущенное. Больше ведь некому. И никто ему не помешает довести задуманное до конца. Он добьется своего, но станет ли ее убивать? Разумеется, станет. Николай Михайлович узнает и башку ему отвернет. А Лемешу это надо? Как ни крути, по всякому, выходит смерть. Но Даше всего пятнадцать! И она хочет жить! «Николай Михайлович! – мысленно позвала. – Николай Михайлович! Найдите меня, умоляю!..»

Где-то над головой скрипнула дверь. Зашагали ботинки по спускающейся вниз лестнице, деревянной. Кто спускался? Вестник смерти или спасения?

Даша напряглась, превратившись в слух, а мешок страха еще сильнее вгрызся в ее тело.

Над ней кто-то склонился. Даша почувствовала дыхание рядом с собой. Несло табаком и луком. Потом с резким звуком с ее глаз сорвали скотч. Было больно до слез. Прямо в глаза светила свисающая с потолка лампочка, покачивающаяся над головой. Даша зажмурилась от режущего света. Проморгалась, привыкая к свету, и, если б смогла, заорала во все горло, увидев прямо перед собой, на расстоянии вытянутой руки, полуразложившийся труп женщины на стуле напротив. Взгляд Дашин застыл в ужасе, она вырывалась, захлебываясь в едва слышном крике.

– Впечатляет? – вырос стеной между Дашей и трупом мужчина, тот, что склонялся над ней, хозяин табачно-лукового дыхания, лысоватый и с усами, очень похожий на кого-то, кого Даша знала наверняка, но не могла вспомнить. – Это женушка твоего хахаля, – продолжал он. – Правда красивая? Хочешь стать такой же неотразимой?

«Больной урод какой-то!» – пронеслось в Дашиной голове вихрем. Но его словам почему-то хотелось верить. От этого становилось еще страшнее, а безысходность, накинув петлю на шею, сильнее стягивала узел. Взгляд майора Томильчика не предвещал ничего хорошего. В его глазах не видно души. В них застыла льдом лютая злоба.

– Ты что-то сказала? – прислонился он ухом к заклеенному скотчем рту Даши. Но, кроме невразумительного мычания, ничего не услышал. – Значит, тебе нечего мне сказать? – пробуравил взглядом ее глаза и, вдруг, улыбнулся. – Ах, да, ты же не можешь, – сорвал скотч.

Все, что накопилось во рту, всю ту слюну, которая уже не глоталась, Даша выплюнула майору Томильчику в лицо. И эта слизистая пузырящаяся масса, запрыгнув, но не найдя опоры, потекла вниз, на воротник и на грудь новой рубашки. Майор даже растерялся от неожиданности. А Даша, не давая ему опомниться, застрочила, словно пулеметной очередью, словесными оскорблениями.

– Чтоб ты сдох, урод вонючий! – кричала она, как в истерике. – Ублюдок извращенческий! Ссыкло гидроленное! Козел безрогий! Импотент недоразвитый! Хрен моржовый! Упырь конченный!..

– Заткнись, дура… – вырубил майор Томильчик Дашу одним ударом и добавил: – красивая!..

Вытер рукавом лицо и поднялся по ступенькам вверх из подвала.

Когда Даша открыла глаза снова, ей тут же захотелось зажмуриться и как можно дольше вообще их не открывать. Но саму себя не пересилить.

Перед ней на стуле напротив сидела Анна, живая и здоровая.

– Здравствуй, Даша! – сказала она. – Не бойся меня, – дотронулась до плеча Даши. – Я не причиню тебе зла.

– Ты жива? – протолкнула Даша слова на волю.

– Нет, – отрицательно покачала головой Анна. – Но жива ты, – поспешила заметить. – И я не позволю тебя убить.

– Но как? – не понимала Даша.

– Ты очень хорошая девочка, Даша, – улыбалась Анна. – Николаю повезло с тобой. Вы обязательно будете счастливы. Я за вас рада.

– Правда? – сомневалась Даша.

– Правда, – решительно подтвердила Анна.

– Значит, ты меня слышала, там, на кладбище?

– Конечно, – не отрицала Анна. – Иначе меня бы здесь не было.

– Но что мы здесь делаем?

– Ты ни при чем, – отвечала Анна. – Однако у меня осталось одно незаконченное дело, конец которому нужно положить здесь и сейчас.

– Конец чему? – не понимала Даша.

– Конец тому злу, которое причинили мне. И если это не прекратить, зло будет преследовать вас всю жизнь, пока не поглотит вас.

Анна исчезла так же внезапно, как и появилась. Вместо нее опять возник отталкивающий всем своим видом труп.

Даша очнулась на полу. Скотч, сковывавший ее по рукам и ногам, пропал бесследно.

Даша огляделась вокруг в поисках выхода. Выход был один, с одной дверью наверху, там, где заканчивалась или начиналась лестница.

Павловская привела на репетицию Костальцева. Николай Михайлович очень обрадовался новому артисту, шутил, рассказывал смешные и забавные истории из закулисной жизни столичного театра-студии киноактера, в котором до армии он подрабатывал монтировщиком, пока ждали Дашу. Но она все не шла. Странно, конечно, однако и ее отсутствие, и ее не отвечавший на звонки Николая Михайловича телефон не заронили и грамма подозрения, что с ней могло что-нибудь случиться, ни в ком. Да и что ей могло угрожать в родном городе, в котором никогда ничего не происходило, к тому же с таким защитником, как Николай Михайлович? Только безумный мог решиться на противоборство с ним, но таких, на сколько известно, не было. А репетиционный период спектакля продолжался, и нужно было репетировать. Павловская предложила заменить Дашу, пока та не появится, собой, чтобы посмотреть, на что способен Костальцев. Николай Михайлович согласился. На сегодня работы хватит и без Даши. У него есть Костальцев, который, как нельзя кстати, подходил на роль Никиты.