Микола Адам - Здравствуй, Даша!

Майор Томильчик не спал. Ждал важного звонка. Играл с котенком, то и дело посматривая на фото убитой жены Николая Михайловича. Ее фото стояло на столе, прислоненное к початой бутылке виски.

Майор Томильчик не испытывал угрызений совести. Его совести в природе не существовало. Он представлял власть, а власть всегда права, какие бы ужасные преступления не совершала. С такой железобетонной логикой майор Томильчик и жил все это время. И никак не ожидал, что его действия когда-нибудь кто-нибудь осудит и посчитает незаконными, когда он закон и есть. Майор Томильчик не испугался, нет. Он не мог понять мотива сопротивления. Мертвых не вернуть. Мстя за них, ты ничем им не помогаешь, а только себе же добавляешь проблем, рискуя присоединиться к ним и пополнить пантеон трупов. Хотя, если подумать, с Анной Николая Михайловича палку перегнули. Кто ж знал, что ее муж окажется офицером спецназа! Нашла, как говорится, коса на камень. Да и не нужна была майору Томильчику и его подручным, ныне покойным, супруга спецназовца. Случайно все вышло. Проводилась плановая проверка. А она оказалась слишком бойкой на язык, подозрительно смелой, знала, что муж не даст в обиду, которого, на ее беду, не было дома. Что-то она такое сказанула, что Васю Демкина всего передернуло, он не сдержался и саданул ей меж глаз, а потом ногами попинал еще уже лежавшю. Халат на ней распахнулся, а под халатом – ничего, кроме тоненькой полоски трусиков. Ребята не выдержали маняще-зовущего вида женской обнажившейся плоти, решили попользоваться, будто с ума посходили. Ну так там и было от чего потерять голову! Сопротивлялась она, как разъяренная тигрица, чем вызывала новые приступы агрессии по отношению к себе. Барковскому так сжала мошонку, что он чуть ли не до потолка прыгал от боли, а Флору расцарапала лицо до неузнаваемости. Вася Демкин сломал ей нос прикладом, схватил за волосы и несколько раз ударил головой об пол. Анна притихла. Ее разложили на полу, привязали руки к ножкам дивана, по очереди попользовались. Майор Томильчик был последним, он даже не хотел, но тут его пронзила дикая боль в голени. Это девочка подоспела на помощь матери. Но майор Томильчик принял ее за собаку и шваркнул со всей дури о стену. Мозги с кровью разлетелись во все стороны. Тут эта шлюха пришла в себя, начала вырываться. Подручные с отупевшими взглядами застыли, как вкопанные. Ничего не оставалось, как кончать девку. Ее по-любому пришлось бы убрать: Вася Демкин увидел в спальне семейную фотку, где жертва, в обнимку с офицером спецназа, мило улыбалась. Она непременно рассказала бы о том, что с ней сотворили, тем более и ребенка завалили. Тот же Вася Демкин натянул на ее голову целлофановый пакет и стянул на шее скотчем. В квартире для вида устроили погром с целью ограбления и свалили без шума. А эта сука выжила! По крайней мере, дожила да прихода мужа. Назвала всех, кого запомнила. А вычислить и найти убийц профессионалу не составило особого труда, тем более никто и не прятался. Все служили в одном РОВД. Вася Демкин был вспорот, будто японский самурай, от пупка до ключиц. Барковского нашли мордой в унитазе, утопленного. Флор свисал с собственного балкона и болтался, точно сосиска, повешенный за ноги. Когда его сняли, он еще дышал и успел сообщить, кто над ним поиздевался. Однако понятно было и так, кто заделался мстителем, который вдруг внезапно пропал, хотя майор Томильчик ждал его к себе в гости. Значит, Анна майора Томильчика не назвала или не успела, или не узнала. Пришлось самому разыскивать. Майор Томильчик хотел опередить Николая Михайловича и первым нанести удар. Если Николай Михайлович не знал об участии майора Томильчика в убийстве его жены и ребенка, – не факт, что однажды это не вскроется. Жить на пороховой бочке майор Томильчик не имел никакого желания. А если знал, тем более действовать нужно было быстрее и найти первым его.

Зазвонил телефон.

Майор Томильчик поднял трубку.

– Мы нашли его, – услышал он.

В школу идти было не в чем. Одежда Даши не просохла. Одежду в принципе никто не догадался повесить сушиться или просто-напросто забыли. Даша нарядилась в рубашку Николая Михайловича, утонув в ней. Рукава на ее руках выглядели, как у Пьеро из советской киносказки про Буратино. Она села за стол и пригорюнилась. Подходила к концу первая учебная четверть. По некоторым предметам Даше грозили плохие оценки, а по физре – неаттестация. Она чувствовала, что сегодня ее непременно вызовут к доске отвечать как по русской литературе, так по физике, химии и алгебре, особенно по последним. Эти три дисциплины Даша ненавидела и тоскливо смотрела в окно, поглядывая на часы в ожидании перемены. А был один день в неделе, когда физика, химия и алгебра шли в расписании по очереди, и угнетал с самого утра. Физру же Даша не воспринимала всерьез, считала занятием для дебилов. Особенно игры в футбол, баскетбол или волейбол. Перепрыгивание через козла и коня назвала однажды в лицо физруку извращением, а его самого извращенцем и вообще перестала ходить на физкультуру. Но нормативы по-любому придется сдавать. А тут еще папа… Даша рассказала Николаю Михайловичу о нем, она терялась в сомнениях, что ей делать теперь. Было жаль папу, потому что он губил себя, однако и жить с ним под одной крышей – подвергаться опасности. Даша и сопротивляться ему не посмела, да и не могла, так его взгляд холодных мертвенно-водянистых глаз подействовал. К тому же силой папа обладал недюжинной, несмотря на внешнюю худобу. Руки, как клещи. Наоставлял синяков в тех местах, которые сжимал. Николай Михайлович пообещал зайти в дом Белых, взять самое необходимое, но лишь вечером. Хорошо хоть, что предложил остаться. Или это она сама напросилась? Даша не помнила. А в школу нужно сегодня непременно. Только в чем? Не в мужском же прикиде от Николая Михайловича?

– Я могу предложить тебе вещи Анны, – сел напротив Николай Михайлович. – Выбери, что понравится, если, разумеется, не страдаешь предрассудками. Всю ее одежду я собрал и увез с собой, не знаю почему. Не пропадать же добру, покрываясь пылью и плесенью в сундуке.

– Я ничем не страдаю, – сразу же согласилась Даша.

Николай Михайлович вытянул сундук на середину комнаты, открыл замок.

– Вау! – всплеснула руками Даша. Сундук доверху был заполнен женскими шмотками, причем стильными и фирменными.

– Анна разбиралась в одежде, – поддержал восклицание Даши Николай Михайлович. – Думаю, тебе подойдет все. Росту вы почти одинакового и фигуры, вроде, похожи.

– Я вижу, – запустила Даша руку в сундук и, закрыв глаза, вытащила первое, что понравилось на ощупь (она решила довериться пальцам, чтобы глаза не разбегались: где потом она их искать будет и как догонять?). Это было черное кожаное платье с обтягивающим лифом, стоячим воротником, неглубоким декольте и расклешенной юбкой. Следом Дашина рука извлекла черные лосины, а пока любовалась разложенным на полу гардеробом, Николай Михайлович порылся в сундуке без нее и нашел на самом его дне завернутое в целлофан пальтишко и полусапожки. Лицо Даши засветилось от радости: на халяву приобрела такие клевые веши. Она чмокнула Николая Михайловича в щеку, подобрала обновки и умчалась в спальню. Николай Михайлович просунул в дверную щель свою пару носков, еще нераспечатанную. Разумеется, носки будут Даше велики, но, за неимением лучшего, на один раз сойдут.

Не мешая ей наряжаться, Николай Михайлович включил электрочайник и сварганил на скорую руку яичницу, нарезал бутербродов с колбасой. Когда же Даша вышла из спальни, своим внешним видом настолько ошеломила Николая Михайловича, что тот застыл на месте, раскрыв рот. Платье сидело идеально. Приталенное пальто, даже незастегнутое, подчеркивало все изгибы тела. Расчесанные волосы струились по плечам. Естественный цвет лица, без намека на косметику, поражал чистотой.

– Что, так плохо, да? – неверно оценила реакцию Николая Михайловича Даша, кусая губы.

– Нет, что ты! – поспешил заверить в обратном тот, проморгавшись. – Ты просто принцесса!

– Скажете тоже! – засмущалась Даша. Она сняла пальто, бережно положила его на диван, вернулась в кухню и села за стол. – Завтракать? – спросила.

– Конечно, – улыбнулся Николай Михайлович, пододвигая ей тарелку с яичницей и чай с бутербродами.

– А сами? – не нравилось Даше то, что Николай Михайлович до сих пор стоял и пялился на нее.

– И я, да, – сел Николай Михайлович тоже за стол.

Даша поела с аппетитом, поблагодарила, потом сказала:

– Николай Михайлович, а можно Таня Павловская придет и себе что-нибудь выберет? Вещей в сундуке много. Зачем им пропадать, как вы говорите? Да и Анна на небе будет рада.

– Никаких возражений, – разрешил Николай Михайлович. Поев, он отстегнул от связки ключей один и протянул Даше. – Мой дом – твой дом, – произнес.

– Спасибо, – приняла ключ Даша, прильнула к Николаю Михайловичу, встала на цыпочки и поцеловала в губы. – Пойдемте?

– Вместе?

– Всегда.

Они вышли из квартиры, из подъезда, миновали двор и, взявшись за руки, как дети, пошли по тротуару через весь город по Центральной улице вместе.

К утру дождь прекратился. Оставил после себя лужи, укрыл мокрым покрывалом асфальт. Однако небо все равно было затянуто тучами, сквозь которые солнце пыталось пробиться и местами ему удавалось.

С Николаем Михайловичем все здоровались. Он тоже желал доброго утра прохожим, кивала и Даша горожанам, ничуть не смущаясь косых взглядов в свою сторону и недоуменных улыбок. Николай Михайлович не смущался, и Даша чувствовала себя уверенно рядом с ним. Шла, гордая собой и за Николая Михайловича. Как его уважали! Каждый приветствовал, а некоторые даже обменивались с ним рукопожатием. Ничего не страшно было ей с Николаем Михайловичем. Но, подходя к школе, Даша поняла, что боится. Ее и Павловская не узнала. Прошла мимо, будто чужая.

– Павловская! – окликнула подругу. – Своих не узнаешь?