ЭПИЗОД 37

Забравшись на диван с ногами и обхватив их руками, Алена Мороз смотрела телевизор, не сосредотачиваясь на изображении. Плакать ей не хотелось, а зря. Возможно, стало бы легче. Хоть ничего страшного и непоправимого не произошло. Просто задето самолюбие красивой женщины. И Алена абсолютно объективна в оценке собственной внешности. Нашла коса на камень, грубо говоря. То она расставалась с мужчинами без особого сожаления, оставляя их в болезненном недоумении и превращая в ползающих пресмыкающихся, готовых исполнить любой ее каприз, лишь бы не уходила, а то ее бросили! Да и не бросили даже, побрезговали, можно сказать. В пору провалиться в яму комплексов и задуматься, а действительно ли она так хороша, как считает сама? Ведь не получилось у них ничего с Николаем Михайловичем. Николай Михайлович… Надо же, Алена и в мыслях называет его по имени-отчеству, человека, мальчишку, гораздо моложе ее. Бред какой-то. Может быть, проблема не в ней, а в нем? Естественно в нем, глупая! Ведь это он увлечен Дашей Белой, а не кто-то другой! Уже и не скрывает этого. Тискает ее по углам, а девчонка и рада, светится вся, будто от счастья. Может, уже и до постели дошло. Но это же ненормально! Как ненормально и то, что Николай Михайлович ничего не смог с Аленой. Видимо, она ему противна. Возраст, морщинки и все такое. Конечно, ей не сравниться с юным телом Дашки Белой. Но это то же самое, как если бы Николай Михайлович спал с ее Алькой! Да Алена в жизни не позволила бы ему и прикоснуться к дочке!.. Ревность. Причем беспочвенная. Он никогда и виду не показывал, что заинтересован Аленой как женщиной. Это она увлеклась им, и с каждым днем одержимость Николаем Михайловичем все растет и растет, как злокачественная раковая опухоль. Алена готова уже убить соперницу, хоть прекрасно понимает, что убийством ничего не изменит, сделает только хуже. Николай Михайлович возненавидит ее. Но что же ей делать?… Она сходит с ума, потому что не может обладать мужчиной? Когда такое было? Да никогда. Это за ней бегали и умоляли обратить внимание на себя. А она еще долго размышляла, стоит ли тратить свое время или пустое. Боже мой, как дальше жить? Один вид Даши Белой причинял острую, словно зубную, боль. А если Алена замечала ее в обществе Николая Михайловича – готова была на стенку бросаться. А они постоянно были вместе на репетициях! Это невыносимо!..

Алене отказаться бы от участия в постановке Николая Михайловича, забыться в основной своей работе, хоть как-то оградить общение с ним, постараться избавиться от наваждения, но нет. Она со стоицизмом мазохистки продолжала ковыряться в своей ране, жалея себя. Больше пожалеть было некому. А бороться с Дашкой – бесполезно. Та своего не упустит. Да и на месте Николая Михайловича Алена тоже выбрала бы Белую. Не стоит особого труда соблазнить увядающую женщину, гораздо сложнее заинтересовать, а тем более увлечь, не только как личность, но и как мужчина, молоденькую тинейджерку, в чьем возрасте не приветствуются никакие приоритеты и авторитеты, все подвергается сомнению, сплошному вранью и грубости. Так что Николай Михайлович молодец и, естественно, заслуживает такого бонуса, как Белая. Алена в глазах Дашки – мешающая ей тетка, потерявшая всякий стыд. Ведь, как не крути, она старше Николая Михайловича. А по правилам старшим должен быть мужчина и вести за собой женщину, наставлять ее и быть примером во всем, защитой и опорой. Безусловно, по таким критериям Николай Михайлович подходит Даше, но есть еще мораль. Даша – ребенок. Ее Алька тоже ребенок, однако Алена не запрещает дочери романтических свиданий. Со сверстниками. И она ночует у своего парня! Чем Дашка-то хуже? Вот и оправдала, на свою голову!..

Хлопнула дверь. Алька пришла, не иначе. Да так поздно! Хотя разве до нее достучишься, наставляя, чтобы домой возвращалась к десяти вечера? Будет только хуже, если станешь запрещать или выдвигать какие-то условия. Алька все равно поступит по-своему. Упрямая. А так у них вполне приличные отношения, без ссор и скандалов. Алена даже советуется с дочерью, когда запутается окончательно…

– Мам! – разуваясь, позвала дочка Алену. – Чё не спишь? – прошла в комнату, в которой, без верхнего света, та, на первый взгляд, пялилась в телевизор. Но что она там видела? Аля абсолютно точно знала, что мама никогда не смотрела бредятину в виде телевикторины для недоразвитых. Молоденькая грудастенькая девушка увеличивала ставку в украинских гривнах для того, чтобы уважаемые телезрители угадали по глазам на их экранах, кому эти глаза принадлежат. Аля сразу узнала, что глаза эти Филиппа Киркорова – российского поп-певца. Телезрители же, судя по внушительной сумме, увеличивающейся с каждыми пятью минутами, узнавали кого-то другого. О чем это говорило? Люди тупели, чем дальше, тем больше. И мама увлеклась подобным?… – Мам! – присела Аля рядом с Аленой, обняла. – Что-то случилось?

– Что? – опомнилась Алена, встретилась глазами с глазами дочери.

– А я думала, – улыбнулась Аля, – что ты всерьез увлеклась кроссвордами по телевизору. Рада, что это на так.

– Какими кроссвордами? – не поняла Алена.

– Проехали, – решила не распростроняться Аля. – Давай спать. Завтра расскажешь, что тебя так угнетает.

– Ничего меня не угнетает, – возразила Алена.

– Тогда тем более спать ложись.

– А ты где была?

– Мама, не начинай. И не просыпайся. Лучше давай спать. Завтра поговорим.

– Ты считаешь?

– Конечно. Все, целую. Спокойной ночи.

Аля чмокнула маму в щечку и ушла в свою комнату.

А может, и правда лечь спать? Какой смысл казнить себя и искать оправдания собственным поступкам?…

ЭПИЗОД 38

Николай Михайлович нервничал. Раньше обычного он спустился в зрительный зал, включил свет на сцене и уселся в кресло в первом ряду, закинув ногу за ногу и слегка покачивая ею. Он ждал Дашу. Она тоже должна была прийти пораньше. Николай Михайлович попросил ее об этом. Даша не спрашивала, зачем ей приходить на целый час раньше, но догадывалась. Вполне возможно, что Николай Михайлович позвал ее для каких-то личных целей, типа свидания, но открыто боялся признаться, что назначенная встреча – именно свидание. Хотя вряд ли. Человек-то он решительный и даже очень, но в том, что влюбился в девчонку, да еще школьницу, старательно скрывал сам от себя же. Только себя не обманешь! Это Даша знала доподлинно. Плевать, какова была реальная причина того, для чего понадобилась ему Даша. Даже если отрабатывать роль… вдруг Николаю Михайловичу пригрезилось в очередной раз, как нужно играть Даше ее Машу… она все равно бы без раздумий подчинилась ему. Даша уже дышать без него не могла. Даже странно, не правда ли? Дышала ведь и нормально дышала, только резкой становилась в школе да и вообще… оттого, что первой неприлично, видите ли, признаваться в чувствах, к тому же взрослому мужчине. Предрассудки, конечно, но все-таки останавливали Дашу много раз, когда она вот-вот была готова прошептать Николаю Михайловичу, что любит его до умопомрачения. Она поняла это давно, однако мысли отгоняла. А мысли взяли и напали на нее пчелиным роем в тот вечер, когда Николай Михайлович пришел за ней после похорон ее мамы, усадил на рояль и пробухал с ней всю ночь, искусали весь мозг, чтобы обратила на них внимание. И когда Даша обратила внимание – мурашки побежали по коже. Она приняла чувства, стучавшиеся в ее сердце птицей, и поселила их в нем.

Даша не пошла домой, но и не ушла со всеми после уроков, прошмыгнула в туалет, уселась на подоконник, закурила. Лучше переждать здесь, роль заодно спокойно поучить. Что ей дома делать? На папу пьяного любоваться? Он теперь в другую крайность впал. Раньше от телевизора за уши нельзя было отодрать, теперь от бутылки. Смысл жизни для него крылся в последнее время на дне стакана. Дашу он и не замечал даже. Возможно, что и забыл совсем о ее существовании. Данное обстоятельство не особо напрягало, но все-таки обида царапала нёбо, что водка стала дороже, чем родная дочка. Ну да пофиг!..

Время тянулось медленно, зато Даша выучила почти все реплики и абсолютно все монологи своей героини. Монологи вообще от зубов отскакивали. Николай Михайлович уже мог приступать гордиться ученицей.

Когда она пришла в ДК, Николай Михайлович даже не отреагировал на ее появление, словно не заметил. Зачем звал тогда? Впору и обидеться.

Даша села на край сцены, свесив ноги, стала болтать ими вверх-вниз. Никакой реакции. Режиссер находился словно в какой-то прострации.

– Это уже не смешно! – вырвалось у Даши. – Я ведь могу обидеться и уйти. Эй, Николай Михайлович, вы слышите?…

Она соскочила со сцены и подошла к Николаю Михайловичу, провела рукой перед его глазами. Не получив никакого результата, толкнула его в плечо.

– Что? – будто включился, как робот, Николай Михайлович. Глаза ожили, забегали по Даше, будто по клавишам, вспоминая, словно ноты, ища нужную, кто это перед ним стоит.

– С вами все в порядке? – обеспокоенно спросила Даша, поскольку вид Николая Михайловича ей не нравился. Он похож был на душевнобольного.

– В полнейшем! – вскочил Николай Михайлович с места, обнял Дашу и поцеловал в лобик. – Молодец, что пришла пораньше, – добавил.

– Да я уже полчаса здесь торчу! – заявила та. – Созерцаю ваше погруженное в нирвану тело.

– Прости, задумался, – извинился Николай Михайлович. – Пойдем со мной!

Он взял Дашу за руку и повел за кулисы, где, по идее, должны находиться гримуборные, но вместо них, как все знали, помещения были оборудованы под склады. По крайней мере, две комнаты из пяти, расположенных в один ряд. Николай Михайлович остановился у той двери, что посредине. С загадочным видом полез рукой в карман и вытащил ключ от нее, вставил в замочную скважину, провернул два раза. И, оп ля, сим-сим открылся.

– Вау! – удивленно воскликнула Даша. Она увидела уютное гнездышко, не иначе. Мягкий ковер на полу, мягкий диван, кресло, шкаф-трюмо, стойка-вешалка старинной работы, столик на резных ножках, окно завешано бархатной портьерой. На стенах афиши прошлогодних концертов. – А я думала, эта дверь никогда не открывается, – прошла в комнату.