Микола Адам - Здравствуй, Даша!

– Вы хотите, чтобы я напилась? – спросила Даша, откусив банан. Она выглядела естественно без «боевой раскраски». Большие печальные глаза пробирали красотой до дрожи. Николай Михайлович был поражен их глубокой наполненностью.

– Нет, не хочу, – ответил он, поднося ей стаканчик. – Я хочу, чтобы мы напились вместе. Пей.

– Но здесь много, – посмотрела Даша на саканчик сквозь свет.

– Пей, сколько сможешь, – сказал Николай Михайлович и опрокинул в себя содержимое своего стаканчика тремя глотками. Запил соком. Закусил крабовым мясом.

Даша тоже выпила до дна свою водку, но десятью глотками, сильно сморщила личико, замахала руками. Николай Михайлович подал ей сок, который Даша употребила почти весь, из того, что было налито.

– Ну и гадость, – выдохнула, залив горький вкус томатом. – Как вы ее пьете?

– Молча и быстро, – усмехнулся Николай Михайлович, закурил.

– Не угостите и даму сигаретой? – потянулась Даша за никотином.

– Не поплохеет? Ты лучше закусывай.

– Я сама разберусь, ладно? – взяла сигарету из лежавшей на рояле пачки. Николай Михайлович зажег спичку, поднес к ее сигарете. – Ну, и?… – выдохнула Даша дым, затянувшись, в сторону.

– Что, ну и? – спросил Николай Михайлович.

– За каким фигом вы меня сюда притащили?

– Познакомиться хочу получше.

– Ну, знакомьтесь, – разрешила Даша. Тепло расползлось по телу одеялом. В голове зашумело приятным ветерком. И так вдруг захотелось разреветься оттого, что Николай Михайлович рядом, только руку протяни, что он никуда не исчезнет, как исчезла мама, ушла и даже не попрощалась. Как она могла вообще? Слезы потекли сами, не спросясь. Даша пыталась улыбаться, вытирала их. Что подумает Николай Михайлович? Она же не плакса! Она всегда веселая, все время смеется… Но удержать себя не смогла. Даша стала всхлипывать, вздрагивая всем телом при каждом всхлипе, не зная, куда себя девать от позора. Зачем Николаю Михайловичу запоминать ее зареванной и сопливой? Она же некрасивая такая, ей не идет плакать. Но он же тоже виноват! Где его носило, когда он был так нужен?…

– Что с тобой? – положил Николай Михайлович руки Даше на колено. Типа его руки помогут прекратить этот водопад. Всхлипы наоборот участились. Даша ненавидела себя, но еще больше ненавидела Николая Михайловича за то, что он видит ее, страшную уродину, с размазанными по лицу соплями. Но все же из-за него!..

– Ненавижу вас! – сквозь рыдания прорвались ее слова, а потом вырвались, как вода, сломавшая плотину. – Чё пялитесь? Я так вас ждала! Думала, придете, как всегда, и спасете меня! А вас и след простыл! А я жду вас, жду, как дура, изображаю из себя сильную амазонку, взваливаю на себя папу и Верку. Я чуть не надорвалась по вашей милости! Даже надорвалась, а вас все равно нет. Верка ноет и ревет постоянно, и мне хочется тоже. Но я, как стойкий оловянный солдатик, держусь, кусая губы, потому что кто-то же должен присматривать за сестрой и папкой. Тот тоже хорош. Спрятался, как страус в песок, с головой в бутылку. А я хоть разорвись. А мне всего пятнадцать лет! Понимаете, Николай Михайлович, пятнадцать! Только в январе будет шестнадцать. Я не обязана быть сильной! Я вообще эмо. Это мне положено плакать, а не им. Но нет, я должна была собрать волю в кулак и отвечать за своих родных, которые старше меня, но оказались слабыми, не подготовленными. Получается, я одна бессердечная и бесчувственная тварь с каменным сердцем. И в этом виноваты вы! Потому что не пришли и не забрали у меня эту проклятую силу!

Даша ударила Николая Михайловича по лицу. Потом еще раз и еще. Она дарила ему пощечины, точно графиня Диана из фильма «Собака на сене» своему секретарю Теодоро. Но там было кино. А здесь по-настоящему. Николай Михайлович покорно сносил ее удары, словно и впрямь виноват. Но это же не так. Даша сразу поняла, что она не права. Но не могла остановиться. А когда прекратила, увидала его красное лицо, испугалась, что он сейчас уйдет, обидится и уйдет, и будет прав. Даша закрыла лицо руками, чтобы не видеть, как Николай Михайлович соберется и сдратует, оставив ее одну. Она заслужила, она стерпит. Но он никуда не ушел. Все так же стоял, держа руки на ее коленях и трогательно и смешно улыбался.

– Николай Михайлович! – обняла Даша его за шею, прижалась щекой к его щеке, вытирая слезы о его небритую несколько дней кожу. – Простите меня! Простите дуру малолетнюю! Я сама не своя! Говорю какие-то глупости. Вы совсем ни при чем. Вы же такой хороший, и такой большой, то есть высокий. Всегда выручали меня, вот я и понадеялась, что вы придете, а вы не пришли…

– Я не мог, – произнес Николай Михайлович.

– Но почему? – продолжала всхлипывать Даша, не в силах успокоиться. – Вы же всегда могли раньше…

– Я не мог, – грустно повторил Николай Михайлович. – Правда, не мог.

– У вас что-то случилось? – поняла Даша, немного ослабила кольцо объятий, всматриваясь в усталые глаза Николая Михайловича.

Тот достал из внутреннего кармана фотографию. Даша взяла ее обеими руками, отстранившись от Николая Михайловича в прежнее положение. На фото был Николай Михайлович в форме спецназовца, молодая красивая женщина и девочка лет трех у нее на руках.

– Это мои жена и дочь, – объяснил Николай Михайлович.

– Я поняла, не дура, – отозвалась Даша, не отрываясь от изображения. Плакать перестала. Иногда вздрагивала от запоздалого одиночного всхлипа. – Вы были у них? – догадалась. – А почему они не здесь?

– Их нет, Даша, – сказал Николай Михайлович, налил себе водки, выпил залпом, закурил.

– То есть, как нет? – и без того большие глаза Дашины расширились от страшного предположения, возникшего в голове.

– Вообще нет, – произнес Николай Михайлович. – Они погибли, как и твоя мама. То есть, не как твоя мама. Их убили. Но сути, в целом, обстоятельство не меняет.

– Простите, – вернула Даша фотографию. – Я же не знала. А вы служили в спецназе? – не удержалась от любопытства.

– Служил.

– А тут как?…

– Я заочно окончил кулек. Командир группы настоял.

– Но тут же хуже, чем было раньше. Я же не совсем даун и понимаю, что к чему. Вы что, убили кого-то?

– Хвалю за проницательность, – выпил Николай Михайлович еще.

– Вы убили тех, кто убил вашу жену и дочку? – догадалась Даша.

Николай Михайлович кивнул.

– Ну и правильно сделали, – поддержала его.

– Меня не закрыли только из-за командира нашей группы. Он помог и нашел по Интернету мне работу в вашем городе, – признался Николай Михайлович.

Даша понимающе задумалась. Теперь понятно, отчего он такой бесстрашный и так лихо дерется. Выходит, у них на двоих общее горе. Оба потеряли самых близких людей. Что ж, Даша, Николай Михайлович, точно твой, раз тебе одной открылся. Не будет же он вечно верен своей мертвой жене. Даша, стопудово, ему нравится.

Она предложила выпить на брудершафт. Он согласился.

– Целуйте меня, – сказала Даша, когда они поставили пустые стаканчики на рояль. – Теперь не отвертетесь. По обычаю должны.

Легкий поцелуй, когда губы только касаются друг друга, Дашу не устраивал. Она взяла инициативу в свои руки, вернее, в губы. Не зря же Верка учила. Пускай только скажет, что Даша не умеет целоваться или ему не понравилось!..

Пиноккио пришел в школу спустя две недели. В этот же день на уроках появился и Касым. Его отпустили потому, что Пиноккио не написал обвинительного заявления на него. И не потому, что простил и проявил, типа, великодушие. Коля Кот оказался сильнее, вот и все. Не Касым и, тем более, не Хвалей были победителями, а Пиноккио. Руслан Пересильд не посчитал нужным просветить Касыма о причине его чудесного освобождения. И его приемный папочка никаким боком не участвовал в вызволении пасынка. Руслан сказал Касыму, что отпускает его по собственной инициативе, в надежде на то, что Касым исполнит маленькую просьбу Юли. Она влюбилась в Пиноккио. И даже если ей это просто кажется, сути не меняет. Для Юли Коля Кот очень много значит. Касым должен публично принести извинения Пиноккио. Выполнение просьбы немедленно прекратит дело, заведенное на него. Не нравится предложение – будет Касым сидеть дальше и, весьма возможно, продолжительное время. Разумеется, долго Касым не раздумывал. Тюремное общежитие его не прельщало, как бы не манила бандитская романтика. Это в кино все красиво. А он не Саша Белый из «Бригады». Да, туговатенько придется Касыму, блатную гордость нужно будет засунуть в одно место, но не навсегда же. А вынужденное унижение с лихвой восполнится дивидендами впоследствии. Память у Касыма цепкая. Она найдет себе применение и выждет подходящий момент, чтобы отомстить. Жизнь ведь не плоская доска. Она вертится-крутится, как земной шар, предостовляя самые разные возможности для действия. Ни в коей мере Касым не считал себя виноватым. Кто сильнее, тот и прав. Закон джунглей. Не можешь противостоять – не лезь и молчи в тряпочку, иначе пожалеешь. Никаких других правил Касым не признавал. Просят проиграть – проиграет, но для того, чтобы потом выиграть. Он не хотел связываться с Русланом, потому что за тем чувствовал реальную силу, как за Лемешем. Но Лемеш был отморозком. Руслан вызывал опасность одним своим видом. Куда с ним тягаться? По крайней мере сейчас. Но Юлька! Как она могла выбрать ущербного очкарика, дохлого, мямлющего рахита? Удивительно, как он выжил вообще? Полорганизма, а за жизнь цепляется. Он уже ходил через три дня после операции, не самостоятельно, правда, опираясь на руки и плечи Юльки. Мать Тереза, блин. Потом его выписали из больницы и он лечился дома. Рана заживала на Пиноккио, точно на собаке. Пользуясь неограниченным, но временным освобождением от школы, Пиноккио не терял времени зря. Он уговорил Юлю продолжить с ним занятия по самообороне. Руслан тоже присоединился к сестре в качестве координатора. Ему стало любопытно, на что способен возможный будущий член их семьи. Пиноккио приятно удивил. Он схватывал на лету и обладал несомненными задатками бойца. Портило картину только его плохое зрение. Не будь этого обстоятельства, Колю смело можно было бы выставлять на ринг. Жаль, что профессионального спортсмена из него не выйдет. Но то, что больше ни себя, ни кого другого в обиду не даст, – факт. Чтобы убедиться в своей правоте, Руслан и затеял чехарду с Касымом. Они обязательно столкнутся лбами, Пиноккио и Касым. Может быть, у Касыма глаза и откроются на суть вещей.