Инга не умом, каким-то глубинным чутьём поняла, что нельзя сейчас отталкивать. Получится путь в тупик. Неуверенно, ещё с большей робостью, чем в первый раз, обняла, ответила на поцелуй, стараясь смягчить агрессивный напор, изменить настроение, эмоциональную окраску происходящего.

Не поцелуй это был — диалог. Он показывал свой страх потерять, страх не справиться с внешней ситуацией и страх перед тем, что она снова отвернётся, не примет такие решения, опять назовёт его чудовищем. Она пыталась донести, что понимает и готова принять, что несогласие в одном не меняет главного и не возвращает их на исходную точку, что они всё равно остаются на одной стороне и вместе.

Напряжённость ушла. Оба друг друга почувствовали и поняли.

— Прости, — выдохнул Феликс, так и не выпустив её из объятий. — Девочка моя, прости, хорошо? Инга…

Она молча провела ладонью по его щеке, успокаивая и соглашаясь.

— Я всё равно сделаю так, как решил. Я никому не доверяю, Инга, и не могу не перестраховаться. Мы с тобой будем у всех на виду, даже если бы у меня было достаточно военных навыков и знаний, я не смогу одновременно исполнять нужную роль и координировать работу остальных. Этим займётся Глеб, другого выхода нет. И у меня должен быть хоть один рычаг, хоть что-то, кроме бездоказательных уверений в дружбе, что заставит его действовать на нашей стороне. Ты понимаешь?


Инга тихо вздохнула. Что ж, ничего другого не следовало и ожидать. Глупо было рассчитывать, что она сможет переубедить Феликса. Но это и понятно. То, что они изменили отношение друг к другу ещё не значит, что они готовы измениться сами и во всём один другому уступать. Она ведь тоже осталась прежней.

— А ты понимаешь, что сейчас только отталкиваешь человека? — Инга всё же не стала молчать, хотя на особый эффект от своих слов и не рассчитывала. — Нельзя шантажом и угрозами принудить кого-то сохранить преданность.

— Молотов — человек разума, а не эмоций. Сейчас он будет действовать исходя из здравого смысла, который не даст забыть, что в случае неверного шага пострадает его единственный близкий человек. А как со всем этим жить потом, потом и подумаем.

— А если он откажется?.. Он ведь может отказаться? — уточнила Инга, взглянув на Феликса с новым подозрением.

— Может, — успокоил тот. — И если предатель он, скорее всего так и сделает и уже сегодня скроется с концами.

— А если нет? Ты ведь не станешь рассказывать его матери, что к чему?..

— Конечно, нет! — это прозвучало с неподдельным возмущением. — Пусть придумывает, что хочет, а я просто буду рад гостям. Если Глеб нас не подведёт, ничего плохого ни с кем не случится.


Инга спустилась в гостиную в расстроенных чувствах. Пусть она согласилась и смирилась с происходящим, отбросить переживания всё равно не могла. Феликс ещё остался в кабинете. Им обоим сейчас нужно было немного побыть в одиночестве, заново найти точку душевного равновесия.

Впрочем, у Инги с одиночеством не задалось. Стоило войти в гостиную, как она заметила начальника охраны. Тот, похоже, напряжённо о чём-то размышлял и тоже не обрадовался её появлению.

Демонстративно уходить, едва его увидев, было бы сейчас невежливо. И уж точно трусливо. Поэтому Инга осталась и постаралась сохранить на лице нейтрально-приветливое выражение.

— Мне очень жалко, — произнесла она, не зная, что ещё сказать. — Что всё складывается вот так… Правда, жалко. Феликс…

— Не нуждается в том, чтобы ты его оправдывала, я так думаю, — сухо оборвал Молотов.

— Наверное. И всё равно я сожалею, и если бы могла что-то изменить, сделала бы это. Конечно, если бы речь не шла о чём-то ещё более нечестном и неправильном, чем сейчас.

— Ничего, деточк… принцесса. Всё нормально. Жизнь за жизнь — обычный обмен. Доверие за доверие — хотелось бы сказать, но ко мне, очевидно, доверия никакого нет, условия показывают. Доверия нет, а нужда в услугах остаётся — интересный расклад, да, принцесса?

Неожиданная многоречивость начальника охраны ясно показывала, что того очень задело поведение Феликса. Пусть голос не изменился, и тон оставался по обыкновению хладнокровным, но Инга уже успела понять, что Молотову вообще не свойственно много говорить. Не заметить перемену было сложно.

— Я вас раздражаю? — осведомилась она вместо того чтобы продолжить неприятную обоим тему. — Почему вы не можете обращаться ко мне просто по имени?

Никогда раньше она не осмелилась бы задавать подобный вопрос кому бы то ни было. Но стремление подстраиваться под каждого, с кем приходится иметь дело, желание нравиться и заслужить симпатию других исчезло вместе с идиллическими представлениями о справедливости.

— Раздражаешь, — помолчав, признал Молотов. — Справедливости ради могу сказать, что ты лично тут почти ни при чём. Но твоё появление прибавило проблем, и чем дальше, тем больше. К слову, скажи мне, принцесса, ты сама решила ввязаться в войну, пойти к следователю? Нет-нет, — оборвал он, видя, что она готова возмутиться. — Я верю, что ты всегда была искренна в своих намерениях, как бы они ни менялись. Но, может, кто-то изначально навёл на мысль? Подкинул идею? Может, ты с кем-нибудь обсуждала смерть отца?

— Нет, — решительно опровергла Инга, потом задумалась, но снова покачала головой. — Нет. Сразу после смерти папы к нам приходил следователь, спрашивал о каких-то формальностях и сказал звонить, если вспомним что-нибудь важное… Наверное, так всегда делается. Я нашла бумаги и подумала, что стоит их показать… Я подумала, что узнала виновника, и захотела отомстить. Или добиться справедливости — наверное, в моём случае это одно и то же, так всё перемешалось. Вот и вся история… Это правда так. Если бы я могла помочь и на кого-то указать, я бы теперь уже это сделала.

— Допустим, — тускло проговорил начальник охраны.

— А вы… — решилась спросить Инга. — Вы что теперь намерены предпринять?

Молотов выдал ещё одну из своих непонятных ухмылок. Помолчал, так что Инга уже решила, что он вовсе не намерен продолжать общение, и наконец сказал:

— Второй такой потери он не переживёт. Двинется или пулю себе пустит. Без тебя, принцесса, всё решалось бы куда проще.

Прежде чем она успела спросить ещё о чём-то, начальник охраны вышел, оставив её наедине с лишь преумножившимися вопросами.

Известие о матери Молотова заставило задуматься о собственной семье. Инга с некоторым удивлением вспомнила, что последний раз разговаривала с мамой, когда убеждала ту, что уезжает за границу на пару месяцев. А ведь телефон уже давно возвращён в её распоряжение, так что ничто не мешает позвонить, узнать, как дела.


С неожиданным для самой себя волнением Инга набрала знакомый номер и, пока слушала длинные гудки, осознала, что не испытывает никакой радости от предстоящего общения. Скорее, неуверенность. Как бывает, когда хочешь с кем-то подружиться, но не знаешь, ответят тебе симпатией или пошлют к чёрту.

— Алло, — на удивление бодро раздалось на том конце.

— Привет, мам, — Инга приветливо улыбнулась, будто мать могла её видеть. — Извини, что давно не звонила, совсем закрутилась. Как ты там?

Вместо ответа мать вдруг захихикала — как-то по-девичьи, смущённо, немного виновато и весело.

— А что я… как обычно, — быстро и скомкано проговорила она. — Лучше расскажи, как у тебя. Как Франция, нравится? Познакомилась там с кем-нибудь?

— Я в Англии, мам, — коротко поправила Инга, вспоминая прошлую легенду.

— Уже в Англии! — восхитилась мать. — Надо же… Надолго? Ты у меня молодец, я всегда знала!..

— Не уже. С самого начала.

Воцарившееся неловкое молчание показало, что маму смутило замечание. Инга сразу пожалела о сказанном — зачем понадобилось ставить обеих в неудобное положение, если между ними всё давно ясно и нет повода ждать перемен? Зачем вообще понадобилось звонить? Чего она ждала, каких перемен?

— Надо же, — повторила мать, натянуто хохотнув. — Ты знаешь, я всегда их путала… Ну ладно, лучше расскажи, как у тебя там? Надолго ещё останешься?

— Не знаю. Наверное, не очень…

— Да? — тон неожиданно и резко похолодел. — Ну ты предупреди, когда соберёшься приезжать. Ты обратно думаешь, к нам в квартиру? Или смотри, дачка простаивает, а тебе, наверное, хочется пожить самостоятельно? Если что, я не против, ты знай…

— Конечно, мам. Давай мы потом поговорим и про дачу, и про квартиру. Когда я вернусь. Хорошо?

— Конечно, — эхом повторила мать. — Потом поговорим. Но ты звони, ладно?

— Разумеется, — выдавила Инга, прежде чем нажать отбой.

Глава 28

Он услышал конец разговора. Поникшие плечи Инги позволили догадаться и о том, что осталось за кадром. Закончив разговор, она осталась стоять у окна, только обхватила себя руками за плечи — жест человека, привыкшего искать утешение и поддержку только в себе самом. Одинокая, всеми покинутая девочка, которая по-настоящему никогда и не была ребёнком. Не имела возможности. Может, поэтому им сейчас так легко друг друга понимать, несмотря на разницу в годах? Тянущийся за каждым шлейф переживаний и потерь уравнивает?

Феликс подошёл, обнял со спины. Инга и тогда не обернулась, только тихо вздохнула и расслабленно откинула голову ему на плечо.

— С мамой говорила, — невесело поделилась она.

— Я так и понял. Не расстраивайся.

Сам понимал, что совет глупый. Если бы так просто было захотеть отбросить неприятные эмоции — и сделать это.

— Знаешь, давно не слышала у неё такого жизнерадостного голоса, — заметила Инга, похоже, вообще не заметив, что он что-то сказал. — Похоже, начинает новую жизнь. Только мне там по-старому нет места. Не хочет, чтобы я вообще возвращалась в квартиру. Мне кажется, у неё уже кто-то есть.