Во-вторых, так вообще не делается. Если бы его хотели разоблачить и привлечь по всем статьям, взялись бы серьёзно, нагрянули сразу во все клубы, или по крайней мере в одном не ограничились бы осмотром главного зала, а пошли дальше. И уж точно не организовывали бы такой мелкий набег, который больше похож на предупреждение.

Да, в рамки предыдущих диверсий всё укладывалось. Но, чёрт побери, Департамент — не та структура, которую кто-то может привлечь просто для устрашения или мелких пакостей! И разве у Мезенцева вообще могут быть там связи? У бывшего репортёра жёлтой газетёнки? Он ещё мог поверить, что тот шантажировал Зеленцова и кого-то из клиентов, заставляя приносить вред, но предположить что-то большее казалось немыслимым.

Или Мезенцев — ещё один ложный след? Нет, вряд ли. Слишком уж вовремя он исчез. Но если представить, что он действует не один, картина вырисовывается более логичной. Но с кем? У кого из тех, кто может желать ему зла, есть связи в Департаменте?! Да ни у кого. И всё же…

Догадки снова вели в тупик. А вот мысли об Инге отличались разнообразием. Удивительно, но даже увидев её слабой и обессиленной, он не потерял интерес. И сочувствие к ней было настоящим, человеческим. Не снисхождением к слабому существу.

Хотелось хоть как-то утешить, убедить, что у неё ещё всё впереди и папаша-идиот не определяет её жизнь. Но, конечно, от него она не примет поддержку. Понимание этого убивало. И не из-за себя — из-за Инги. Ей бы сейчас хоть кого-нибудь, кому она верит и к кому не чувствует неприязни. Есть ли вообще такие люди? Он так и не понял. Предложил ведь возможность с кем-то пообщаться — почему она отказалась? Гордость или делиться переживаниями не с кем?

Подарить ей что-нибудь? Обычно на женщин это действует положительно. Обычно… В случае с Зеленцовой он ничего не берётся предсказывать. Хотя, почему? Несложно догадаться, что любые драгоценности и вещи не произведут на неё стандартного впечатления. Иначе она с самого начала шла бы не воевать, а торговаться.

И что вот теперь делать? Хотя… Один вариант можно попробовать. Вариант, из-за которого он сам себя обозвал восторженным подростком, но всё же, едва закончив дела, поспешил его реализовать.

* * *

Конвейер мыслей не позволял успокоиться. Поначалу предложение начальника охраны показалось Инге бредовым, но чем больше она об этом думала, соотносила услышанное от Ветрова и от его приближённого, тем больше сомнений рождалось в голове.

Опасность, поначалу казавшаяся иллюзорной и преувеличенной, начинала обретать всё более реальные черты. И если причина неожиданной щепетильности Ветрова оставалась под вопросом, то реалистичность самой угрозы вызывала всё меньше сомнений. И это совсем не радовало.

Совершенно некстати вспомнились восторженные откровения охранника и рассказ самого Ветрова о горничной. У первого две сестры, у второй — дочь. Если кого-нибудь из них похитят и потребуют выдать взамен её, кого выберут перепуганные брат или мать? Инга не была наивной и в ответе не сомневалась.

Выходило, что идея сегодняшнего гостя не так уж и плоха. По крайней мере, следуя ей, можно быстрее вырваться из неопределённости. Ещё знать бы точно, что тот сам не поведёт двойную игру. Она уже ничему не удивится.

Инга ещё не приняла определённого решения и вообще не обдумала, в каком тоне и с какими подробностями посвятить Ветрова в сегодняшнее событие, как за дверью раздались твёрдые стремительные шаги, которые могли принадлежать только хозяину дома. И конечно, он не мог пройти мимо её комнаты. Инга едва успела уткнуться в книгу, надеясь, что таким образом сумеет ещё раз избежать общения, к которому она пока что была совсем не готова.

— Далеко продвинулась? — по своему обыкновению не тратя время на приветствия, поинтересовался Ветров.

Судя по ехидному тону, утром она раскрыла книгу ближе к концу, чем сейчас, и это не ускользнуло от его внимания. К счастью, отвечать не пришлось.

— Это тебе, — продолжил Ветров, осторожно кладя что-то белое на диван рядом с ней.

Инга бросила в сторону неопознанного объекта равнодушный взгляд и удивлённо замерла, заметив шевеление. Перед ней, озираясь не менее удивлённо, сидел маленький белоснежный котёнок.

— Он похож на тебя, — заметил хозяин дома и продемонстрировал ей поцарапанную кисть. — Тоже ершистый.

Инга подавила улыбку. Сегодня её уже сравнивали с котёнком. Однако принимать подарки от Ветрова было бы явно лишним. И без того она уже не может понять, что о нём думать и как относиться, а подарок — это больше, чем знак перемирия. Это почти предложение дружбы или проявление интереса. Нет, отвечать на подобное — глупость, если не хуже. Опять же, неизвестно, что движет им. Зачем недавнему похитителю и обидчику что-то для неё делать?

— Оставьте его себе, — проговорила Инга, искренне надеясь, что голос звучит достаточно бесстрастно. — Я не люблю животных.

Ветров дружелюбно улыбнулся, и она поняла, что попытка отделаться провалилась.

— Э нет, милая. Если ты от него откажешься, ему придётся отправиться обратно в приют. Разве ты это допустишь?

— Это шантаж и манипуляция, — отметила Инга, не сомневаясь, что Ветров и без её определений знает, что делает.

— Точно! — он даже не стал возражать. — А разве от такого человека, как я, ты ждала чего-то другого?

Он смеялся. Беззлобно, без издёвки и снисходительной иронии. И она не выдержала, уже открыто улыбнулась в ответ.

— Спасибо. Он мне нравится.

Маленький пушистый комок деловито исследовал доступную ему территорию. В свете комментария, что между ними есть что-то общее, это выглядело забавно.

На самом деле Инга всегда мечтала о кошке. Но у отца была аллергия на шерсть, и вопрос даже не поднимался. В детстве она хотя бы летом могла радоваться пушистой подруге, жившей у тёти Оли. А потом пришлось и вовсе забыть, что такое домашние животные.

Инга осторожно, чтобы не испугать, протянула к четвероногому малышу руку. Тот доверчиво ткнулся в ладонь, обнюхал, потёрся мордочкой о пальцы и прикусил указательный, словно признал в ней маму.

Идиллическая картинка. Если бы не нависшая над ней неопределённость, Инга и сама бы растрогалась. А сейчас только сдавленно вздохнула, отвлекаясь от нового друга.

— Невесело на душе? — понимающе поинтересовался Ветров.

И она зачем-то кивнула, откровенно признаваясь:

— Тошно.

— Хочешь выпить?

Он хотел помочь, но не знал другого способа бороться с тоской или стрессом. Точнее, знал ещё один, но тот Инга бы точно не одобрила.

Она задумалась, будто речь шла о чём-то жизненно важном, и когда он уже собрался перевести тему на что-нибудь другое, решительно кивнула:

— Хочу.

Её решимость выглядела умилительно. Инга сейчас напоминала начинающего пловца, впервые решившегося прыгнуть с десятиметровой вышки.

— Пойдём, — он протянул ей руку.

Она, кажется, готова была потянуться в ответ, но спохватилась, одёрнулась.

— Я малыша возьму. Для него же принесут молока?

— И курицы, и сметанки, — усмехнулся Феликс. — Любой каприз. Я ведь знал, на что иду.

Убедившись, что котёнок обеспечен всем необходимым, Инга наконец расслабилась, устроилась более-менее удобно, хотя и продолжала поглядывать на него не то с недоверием, не то с какой-то невысказанной мыслью.


— Коньяк, виски, ром? — поинтересовался он, в задумчивости разглядывая содержимое собственного бара.

— Я не знаю, — растерянно отозвалась Инга. — Я не пила раньше крепких напитков.

— Значит, доверимся моему вкусу.

Плеснул ей коньяка, как и себе, но, сделав глоток, Инга скривилась.

— Гадость…

— Это Л’Эспри де Курвуазье гадость? Ла-адно, выбирай сама. Иди сюда.

Инга послушно шагнула к бару, остановилась совсем рядом, так что он мог чувствовать её запах и ощущать тепло тела.

Джин показался ей ещё более неприятным, чем первый напиток.

— Пахнет как одеколон, — выдохнула Инга, сделав глоток, и выразительно поморщилась.

Зато виски пошёл лучше — то ли действительно понравился, то ли после первых проб было уже всё равно, что пить.

Уже после нескольких глотков Инга заметно повеселела. Забралась с ногами на диван, забыв о стеснении и манерах, и самозабвенно возилась с котёнком. Тот норовил удрать от новой хозяйки и отправиться дальше знакомиться с домом, но Инга ловила его и упорно возвращала обратно — ещё не нагладилась и не наумилялась.

А Феликс неторопливо, по глотку потягивал свой коньяк и беззастенчиво глазел на маленькие босые ступни и изящные лодыжки, иногда мелькающие из-под платья. Прекрасный вечер.

— У него глаза голубые! — с восторгом объявила Инга, ненадолго отвлекаясь от котёнка и поворачиваясь к нему. — Я думала, у котов всегда зелёные или желтые! Ты правда взял его из приюта?

Переход на «ты» был неожиданным и поразительно естественным. Наверное, она сама не заметила, как сменила обращение. И этот непреднамеренный, ненаигранный переход пробрал до глубины души, обрадовал, словно признание. Всё-таки хорошей идеей было предложить ей выпить.

— Правда. Подумал, что ты выбрала бы такой вариант, а не стала обращаться к заводчику.

Инга улыбнулась — впервые за время их знакомства совершенно искренне и не настороженно.

— Это точно, — она наконец позволила котёнку сбежать с дивана, потянулась к бокалу. — Не понимаю, зачем специально кого-то искать, если рядом столько тех, кому нужна помощь. Им ведь важнее найти хозяина.

— Наверное, в детстве ты подкармливала всех окрестных бездомышей? — с улыбкой предположил Феликс.

Инга беззаботно рассмеялась в ответ.

— Представляю, какой был бы скандал, если бы я так сделала! Мама всегда боялась, что незнакомые животные могут оказаться заразными. Мне нельзя было к ним подходить.