Она вошла в кабинет, на который указал ей мальчик с косичкой. Святой отец уже ждал ее: слащавое, но при этом злое лицо, резкие движения, ничего общего с ангелом. Он церемонно ее поприветствовал. Кабинет подкупал своей скромностью: на полках всего несколько книг. Лаура сразу поняла, что перед ней не обычный промыватель мозгов. Сколько раз ей приходилось брать интервью у псевдоучителей жизни и липовых гуру? После таких интервью она всегда чувствовала себя обманутой: эти шарлатаны гарантировали персональный успех (или внутреннюю гармонию) без потрясений и страданий. (Типа тренинга «Открой свой талант».) В целом их метод сводился к следующему: 1. Пойди на работу другой дорогой. 2. Надень свое лучшее платье. 3. Надушись любимыми духами.

Бред собачий, но к ним стояли очереди.

Нет, святой отец ничего такого не предлагал, никаких дешевых уловок за огромные деньги. Взгляд живой и рассерженный. Казалось, он говорил тебе: «Может, лучшего места и не существует, но надо бороться, чтобы не попасть в худшее. Почему? Хотя бы потому, что лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Жизнь — это не увеселительная прогулка, надо протискиваться между скалами, грести изо всех сил; пейзаж загажен отходами. Имеет смысл накачать мускулы, если хочешь вскарабкаться на определенную высоту, вооружиться терпением и ожесточить свое сердце, если хочешь найти хоть кроху смысла во всем этом бардаке. Тебе никто не поднесет на блюдечке готовое решение, но также тебя никто не осудит за макияж, короткую юбку и цвет волос». Это был необычный человек, он знал, что легкомыслие помогает жить, и зло тут ни при чем. Чтобы делать дело, грусть не нужна.

Не имело смысла выяснять его политические пристрастия: совершенно очевидно, он был с теми, с кем и должен, — подальше от махинаторов и спекулянтов. Он не злоупотребляет своим положением и не позволит другим. Лаура рядом с ним стала чувствовать себя как-то особенно, принимая во внимание то, что она написала недавно мэру, и помня о том, как отозвалась об этом человеке идиотка Питалуга, которая вечно несет всякую чушь.

— Начнем с вашего детства. Каким оно было?

— Нищим. Мои родители эмигрировали из Руэльо, вскоре мать овдовела, и мы остались без гроша. Она хотела выжить сама, своими силами, из-за гордыни не попросила помощи у богатых родственников. Она давала нам на ночь по стакану молока, мне и моему брату.

— Как же вам удалось выжить и вырасти?

— Мы избрали верный способ: ничего не говоря матери, мы ходили по родственникам, я, например, шел к дедушке, а мой брат — к дяде. Кто-то давал нам бутерброд с колбасой, кто-то — фрукты или кусочек шоколадки. Так и выжили. А со стаканом молока умерли бы с голода.

— Вы не завидовали своим богатым родственникам?

— Не помню, но думаю, что нет, я восхищался ими, потому что им удалось неплохо устроиться на новом месте. Ау нас всего и было, что три курицы и две коровы. Для меня счастье было синонимом теплого дома с туалетом и несколькими комнатами. В детстве мы с братом спали в одной кровати, и иногда, чтобы не выходить на улицу в мороз, я писал прямо в кровать. Брат просыпался оттого, что промок, и начинал кричать на меня как ненормальный. Тогда я мечтал о том, что, когда я вырасту, у меня будет большой дом с туалетом, с отдельной постелью, и я буду счастлив.

— А на самом деле?

— А на самом деле можно быть отчаянно несчастным с тремя ваннами и десятком гостиных. Жизнь теряет всякий смысл без любви и надежды. О вере в Бога я не говорю, это слишком деликатный вопрос. Иногда даже я срываюсь, и мне все кажется несправедливым и неправильным. А потом говорю Ему: «Господи, если Тебе так нравится, я постараюсь, чтобы мне тоже это понравилось, хотя я не уверен…»

Лаура слушала дона Джузеппе и думала с грустью о своей потерянной любви (сначала Стефано, потом Андреа) и утраченной надежде (ее жизнь ей надоела, и она не знала, что с ней дальше делать). Она до смерти скучала по Андреа. Годы в рубрике «Разбитые сердца» не научили ее ничему, она даже не представляла себе, что может быть так больно. Она чувствовала себя вдовой чужого мужа, по которому она тосковала больше, чем по своему. Ей вдвойне грустно: от разлуки с любимым и от облегчения, что она испытала, расставшись с ним. Полный провал любви и надежды. Эти слова, когда-то такие простые и понятные, сейчас казались ей далекими и непостижимыми.

— Что надо делать, если уходит любовь и надежда? Где их заново отыскать? Это не так просто, ведь нельзя прийти в магазин и отвесить себе по килограмму того и другого? Никто не хочет быть отвергнутым, никто не ищет отчаяния. Это случается само собой.

— Вы правы. Но то, что нам кажется ужасным, непереносимым и неприемлемым, всего лишь подводит нас к вопросу: «Какой смысл у моей жизни?» Что на самом деле имеет значение? Действительно ли очередная карьерная ступенька и лишняя сумма на банковском счете принесут мне счастье, решат все мои проблемы?

— В действительности так никто не думает. Но просто просыпается однажды утром и понимает, что несчастлив.

— У меня так мало веры в себя, что достаточно одного «нет», чтобы разбить меня? Почему я должен приспосабливаться к бесчувственности окружающих? Мучиться и оттягивать решение своих проблем, а в результате неудовлетворенность нарастает. Нужно остановиться, чтобы остались силы начать все заново: сесть в машину и поехать в другую сторону. Святой Франциск был тщеславным, Магдалена — шлюхой, они просто сменили направление движения.

— Да, но…

— Как вы думаете, кто счастливее: дорогая проститутка, накачанная кокаином, разодетая в дизайнерскую одежду, или Кьяра, девушка, которая приехала сюда из Палермо, потому что почувствовала, что должна изменить свою жизнь?

— А чем она занималась до этого?

— Она работала продавщицей в магазине модной одежды. На каком-то этапе она поняла, что не может больше находиться в мире моды, пустом и жестком. У нас она зарабатывает в три, а то и в четыре раза меньше. Иногда у меня нет денег на тринадцатые зарплаты. Когда она приехала, у нее были потухшие глаза, а сейчас они горят, она влюблена в одного нашего воспитателя, скоро я поженю их, если будет на то воля Господа.

— Похоже на сказку.

— Это не сказка, а реальность: она просто не могла так больше жить. Решение далось ей нелегко, семья была против. Все родственники и друзья думали тогда, что она сошла с ума, что ее зомбировал фанатичный священник и его банда наркоманов.

— Честно говоря, ни одна мать не желает такого для своего ребенка, кто знает почему…

— Потому что за это не дают премий и наград, за это не платят больших денег, чаще всего это только усложняет жизнь…

— Но здесь нет одиночества.

Вы умная женщина, но я вынужден вас поправить: здесь меньше одиночества. Я видел самых обездоленных, самых падших, самых безнадежных негодяев. Те, кто поднялся сам, теперь помогают другим. Вы знаете лучше меня, что нет ничего более опустошающего, чем чувство бесполезности. Прошу прощения, я потерял нить: о чем мы должны были говорить?

— Нет, это вы меня простите, это моя вина: я использую интервью, чтобы помочь себе. Я брожу во тьме, мне кажется, я разваливаюсь на части и не решаюсь собрать их заново, не решаюсь начать новую жизнь.

— Я здесь, Лаура, когда захочешь поговорить, когда захочешь поднять глаза, увидишь меня.

— Спасибо.

— И ты увидишь других, некоторые из них смогли избавиться от наркотической зависимости. Если им удалось выбраться, неужели ты думаешь, тебе не удастся? Тебе, такой молодой и красивой?..

— Извините меня еще раз, дон Джузеппе, это было не очень профессионально, я постараюсь не отвлекаться. Итак, вернемся к нашему разговору. Когда вы почувствовали призвание? Еще в детстве?

— Какое там в детстве! Я был ужасным ребенком, мать из сил выбивалась, чтобы дать нам с братом хоть что-то, мы всегда жили в нищете и нужде. Мне так не хватало материнской ласки и нежности… и я боролся за них, как мог, я хотел быть центром жизни для моей матери… Как будто у нее было время для этих глупостей! Я всегда был один, размышлял над своими бедами, в школе я учился плохо, друзей у меня не было, в общем, хуже не придумаешь.

— Поэтому вы решили помогать изгоям?

— Да, я очень хорошо знаю, что значит быть отверженным. Но тогда у меня не было таких мыслей. Я думаю, меня спасла страсть к музыке. Если бы не музыка, я стал бы еще более отчаянным, чем все эти ребята, которые с утра до вечера не дают мне покоя. Если я не умер от горя, никто не умрет. Но часто бывает так, что, спасая одного, ты теряешь двоих…

— Вы говорили…

— Я говорил, что если бы я не начал играть на пианино, я стал бы наркоманом или алкоголиком. Я часами упражнялся как одержимый; разучивая гаммы, я как будто сражался с сотнями вымышленных врагов.

— А почему вы не стали профессиональным музыкантом?

— Мне не удалось достичь больших высот на этом поприще, может, мне не хватило смелости или таланта. Мне нужно было зарабатывать деньги, чтобы помогать матери и платить за университет. Я начал работать с психически нездоровыми людьми в социальной службе. Там я познакомился с мальчиком, который рос в неблагополучной семье.

— Как он вел себя?

— Ни с кем не разговаривал, сидел все время в углу и, если кто-то приближался, брал нож. Этот ребенок изменил мою жизнь. Я понял, что не могу больше сидеть там и ничего не делать. Этот ребенок стал моим ангелом.

— Вашим ангелом?

— Да, я верю в живых ангелов, без крыльев… Он был послан мне свыше. Тогда я решил стать священником.

— Но вы не обычный священник, вы не слишком-то ладите с начальством.

— Это правда, я не могу мириться с бюрократией, с коррумпированной властью. Мне нравится быть вожаком, мне хочется решать самому, как поступать, как рисковать. Иногда я принимаю неверные решения, но это мои решения, и я не могу жить по-другому. Священник свободен: он не женат, у него нет детей, ему не нужно обеспечивать семью, он может быть героем (или сумасшедшим, что одно и то же), потому что ответ держит только перед собой.