Когда мы вышли из магазина, Юрка обрадовал нас, сказав, что дозвонился до дежурного части и к нам уже выслан встречающий. Но машина за вещами приедет только вечером. Было решено перетащить сумки и чемоданы в одно место, к маленькому открытому рыночку, выстроенному рядом с магазином. Мы заспорили, кому остаться, чтобы сторожить вещи. Услышав наш спор, местный житель, краснолицый эстонец с белесыми волосами, сказал:

— Не беспокойтесь, у нас тут не воруют. Видите, велосипеды у магазина без замков стоят.

"Действительно, у крыльца магазина в особой стоечке было оставлено несколько дорожных велосипедов. Пропустив его слова мимо ушей, мы продолжали шуметь. Задетый нашим невниманием, краснолицый буркнул под нос:

— Кроме пришлых, украсть некому.

Я покраснела, будто он обратился лично ко мне.

Остальные, кажется, и вовсе не слышали его замечания. Теперь два украденных тюбика, лежащие у меня в кармане, меня уже меньше радовали.

Мы оставили наши вещи на попечение Витюши, самого тихого мальчика в нашей группе. Бутылки с вином решили взять с собой. Сложили их в одну сумку и вручили ее безотказному силачу, моему Юрке.

Он также взял у меня и пакет с косметикой и прочей мелочью, который я собиралась нести сама.

Мы с Неждановым решили пожениться поближе к окончанию техникума. Время это было не за горами. После практики дипломное проектирование и.., прощай парта! У Юры был расчет — жениться перед армией. В прошлом году военную кафедру в техникуме отменили и льготы по призыву отпали.

Теперь после защиты диплома всех мальчишек забреют. Может, Юра надеялся штампом в паспорте меня привязать покрепче. Любит он меня до умопомрачения. Он везде за мной, как нитка за иголкой. Я же только позволяю себя любить, потому что в моей груди — боль и пустота. Я решила выйти замуж из благодарности к Юрочке. Если бы не он, я бы ни за что не закончила техникум. Все четыре года он бескорыстно делал за меня курсовики, расчетные задания и оформлял лабораторные работы.

И в остальном — мы вместе. Фактически мы с Юрой уже давно мужем и женой можем считаться, хотя и живем порознь: он — со своей матерью, я — у себя дома. До Юры, еще на первом курсе, у меня были близкие отношения с его другом, но Юра проявил упорство и вытеснил соперника из моей жизни. С тех пор Нежданов стиснул меня в кольце своей любви и заботы. Его любовь ко мне сродни болезни. Наверно, я подчинилась ее неукротимой мощи, хотя для меня всегда была важна собственная независимость. Но и это решение, стать его женой, я тоже приняла сама.

Несмотря на то что мы давно были близки с Юрой, я никогда не пользовалась его материальной поддержкой. Правда, у Юрки и возможности меня содержать не было. Он подрабатывал тренером в детской секции тяжелой атлетики, я разносила по утрам почту. Нелегко вставать в пять часов, когда будто упругий жгут тянет назад, в теплую постель.

Потом плетешься сонная по темной улице на почту. Там сортируешь письма, газеты по номерам домов и квартир. Наконец, с тяжелой сумкой снова на улицу. Дворы, подъезды, лестницы. На первую лекцию я обычно не успевала, шла ко второй — с гудящими ногами и тупой головой. Иногда, что скрывать, пропускала занятия, шла домой отсыпаться. Юрка, пользуясь полномочиями старосты, не ставил в журнале против моей фамилии "Н". Так что пропуски сходили мне с рук. Добрее Юрочки мне мужа не найти. Я поняла, особенно сейчас, после смерти бабушки, как трудно быть одной-одинешеньке на свете.

Пусть и Юрочке в армии будет полегче. Глядишь, лишний раз к жене на побывку отпустят.

А если недалеко будет служить, то и я к нему с гостинцами явлюсь. Опять же — ради законной супруги увольнительную выпишут. В общем, решение принято.

* * *

Пока мы галдели у магазина и глазели по сторонам, прошло минут сорок. Мы уже почувствовали голод. Некоторые доедали домашние припасы, взятые в дорогу. Я вытащила из кармана сладкий тюбик, отвинтила пробку и поднесла ко рту. Желе было очень вкусным.

Вскоре откуда-то из-за угла появился велосипедист в морской форме. Он, взметнув пыль, резко затормозил у магазина и спрыгнул с велосипеда.

Вначале он показался мне знакомым. Тут же вспомнилось: да это «отец» из моего сна! Он тоже был в черном кителе, но вместо фуражки на его голове была черная пилотка. И главное — из-под нее торчал кудрявый завиток, как у моего деда Кости на старом снимке. Вдруг это и есть мой отец?! Сердце сладко замерло. Какой красивый!

Тут же я сообразила, что он не может быть моим отцом: слишком молод. Моряку едва ли было больше тридцати.

— Мичман Задорожный. Мне поручено доставить вас в часть, — деловито сообщил прибывший, обращаясь ко всем сразу.

— А имя у мичмана есть? — спросила Элька, еще одна девчонка из нашей группы.

— Иван, — деревянно улыбаясь, добавил он. — Следуйте, братва, за мной. И девчата тоже, — приказал Иван. — До нашей части тут всего пять километров. Вечером машина из части приедет за продуктами и захватит ваши вещи.

Мы двинулись за мичманом по проселочной дороге. Он шел медленно, ведя за руль велосипед.

С другой стороны велосипеда, подпрыгивая на каблуках, шла Эльвира. Она о чем-то расспрашивала мичмана. Он глухим голосом отвечал, изредка отводя руку в сторону и указывая на что-то, достойное внимание. Постепенно опрятные домики по сторонам исчезли. Теперь мы шли лесом. Он был светлый и приятный. Высокие сосны покачивались где-то в вышине, в блекло-голубом небе. Серовато-зеленый мох от корней деревьев выбегал почти на дорогу. Неожиданно небо опустилось, будто золотистые стволы сосен проткнули его. Мы подошли к морю. Небо и море были одного цвета. Тут же, недалеко от берега, нам преградил путь полосатый шлагбаум. Из будки вышел дежурный со списком нашей группы в руках. По очереди, предъявляя паспорта, мы прошли мимо дежурного, огибая перекладину шлагбаума.

Лес остался позади. Теперь слева от нас был берег моря с редкими валунами, справа — жилой городок: несколько трех— и пятиэтажных кирпичных домов.

Дома были выстроены в каре, в центре которого размещался плац для тренировок. Мы прошли мимо серого здания с большими окнами. Огромный плакат над входом славил КПСС и военно-морской флот.

— Это наш клуб, — пояснил мичман. — Тут кино крутят, вечера проводят, мероприятия разные. — И, сменив казенные интонации на хитроватые, махнул рукой в сторону:

— А вот и наше «главное» здание!

Я удивилась: «главное» здание было одноэтажным, похожим на длинный барак. Из следующих слов мичмана стало ясно, что использовал он местный флотский лексикон.

— Здесь находится столовая и камбуз. Сейчас все идем туда.

Мы вошли в столовую, где матросы в белых полотняных робах уже накрывали для нас длинный стол, застеленный голубой клеенкой. Рядом стояли крепкие стулья на железных ножках. Нам поставили кастрюли с рассольником, в тарелки суп мы разливали сами. Потом принесли плов с маленькими кусочками свиной тушенки. И наконец, на подносах компот из сухофруктов. Число стаканов было точно выверено по количеству едоков.

Почти все мальчишки отставили стаканы с компотом нетронутыми. Но Юрка, сидящий рядом со мной, выхлебал три стакана, как ни в чем не бывало. Я вопросительно посмотрела на него. В чем дело? Может, мне тоже не следует пить компот?

Юрка рассмеялся:

— Тебе ничего не грозит. Но наши ребятки боятся пить компот из матросского котла. Прослышали, что в него подсыпают усмиритель мужской энергии, чтобы матросы не отвлекались от несения боевой службы.

— А ты что же, не боишься?

— А я не боюсь, Катюша. Ведь ты со мной рядом. Твоя заводная сила любой порошок перебьет.

— Да брось, Юрка, я тебя заводить не собираюсь.

Дай хоть месяц отдохнуть.

— Что ж. Если ты решила от меня отдохнуть, компотик тем более будет полезен. — Юра придвинул четвертый стакан и залпом его выпил.

Однако большинство ребят, съев второе, встали из-за стола и направились в другой зал, где была буфетная стойка для офицеров части. Там офицеры и все желающие могли заказать себе блюда по желанию, а также выпить чашечку кофе и крепкого чая.

Спиртного в буфете не было.

После обеда нас развели по квартирам. Всех девчонок (нас было пятеро в группе) поселили в одну комнату общежития. Два десятка парней разместили в казарме, в общей комнате.

Все это время, и в столовой, и во время наших переходов от здания к зданию, я настороженно прислушивалась: не прозвучит ли где фамилия Островский. По территории по одному-двое проходили офицеры в кремовых рубашках и черных галстуках, все похожие друг на друга. У каждого на голове, несмотря на теплый день, была белая фуражка или темная пилотка. В углу двора копали какую-то траншею матросы в синих робах. У них головы были не покрыты, но стриженные наголо люди тоже казались одинаковыми. День приезда оказался сумбурным и не приблизил меня к моей цели. Мы знакомились с распорядком, принимали душ, получали на вещевом складе постельное белье и обмундирование. Нам выдали тельняшки и матросские форменки — свободные темно-синие блузы из крепкого полотна.

* * *

Собственно практика началась со следующего дня. Утром, у здания клуба, нас собрал мичман Задорожный и начал, как он сказал, развод по позициям. Он повел нас в сторону от моря. Мы шли по заросшей травой железнодорожной колее. День был такой же ясный, как и вчера. Но утренняя прохлада заставила нас надеть выданные нам накануне форменки, хотя обязанность носить форму на студентов не распространялась. В треугольном разрезе на груди у многих виднелись тельняшки, в том числе и у меня. Хотя выданная нам форма была б/у (бывшая в употреблении), мы чувствовали себя в ней нарядно одетыми. Девчонки щеголяли матросской формой с особым изяществом.

Место было безлюдное. Вовсю заливались птицы.

То и дело под ногами попадались большие черные жуки. Все они ползли поперек колеи, по шпалам.