Джейн Фэйзер - Завороженная

Алекс хотел последовать за ней, но тут в дверь библиотеки постучал Борис.

– Посетители, ваша светлость, – доложил он. – Господин Спирин и господин Федоровский.

– Да, да, – раздраженно сказал Александр. А ведь он никогда раньше не выдавал голосом своего раздражения, если это не входило в его планы. – Я ждал гостей. – Он прошел мимо Бориса, протягивая руку навстречу гостям. – Заходите, господа.

Ливия вошла в дом со стороны кухни и поднялась наверх, в свою спальню. Ей было не по себе. С Алексом время от времени происходило что-то похожее. За те два месяца, что они провели в Лондоне, это случалось уже не раз. Ни с того ни с сего у него вдруг портилось настроение. Ливия старалась не придавать этому значения, но сегодня впервые это произошло в момент интимной близости.

Может, виной тому те гости, которых он ждал? По каким-то ему одному известным причинам он никогда не приглашал в библиотеку жену, когда к нему приходили с визитом его соотечественники. Кстати, тогда, у Бонема, несколько месяцев назад, их уже представляли друг другу. Случайно столкнувшись в холле, Спирин и Федоровский всегда вежливо кланялись ей, но и они, и ее муж вели себя так, словно то была случайная встреча на каком-то балу или в опере, но не в ее собственном доме. И после одного случая, когда у Александра был тот похожий на бандита русский, Ливия, будучи уверена в том, что Александр один, всегда стучалась, прежде чем получить разрешение войти. И никогда не заходила в библиотеку, если у него бывали посетители.

Возможно, все дело в различиях культурной традиции ее страны и России. Кто знает, может, в России принято, чтобы жены были сами по себе, а друзья мужа – сами по себе, и сводить их вместе не полагалось. Но это правило, как ни странно, распространялось только на его, Александра, русских друзей. Он совершенно по-другому вел себя с англичанами и французами, вынужденными эмигрировать после революции из-за своих роялистских воззрений. Тогда он превращался в любезного, внимательного мужа, безупречного хозяина и столь же приятного гостя.

И вообще, муж ее представлял собой одну сплошную загадку. Но у Ливии не было ни малейшего желания сидеть дома и мучиться, подыскивая ключи к отгадке. Если он считает возможным жить своей жизнью, то она будет жить своей. Она решила наведаться к Нелл и Элли на Маунт-стрит. Уж они по достоинству оценят ее находки в библиотеке и посмеются всласть.

Ливия позвонила Этель и подошла к шкафу, чтобы выбрать наряд.

– Этель, спустись, пожалуйста, вниз и попроси Моркомба подогнать для меня коляску, – обратилась она к горничной, как только та появилась. – Джемми мог бы отвезти меня на Маунт-стрит. – Ливия достала из шкафа платье из муслина в полоску и стала расстегивать свой сильно помятый наряд.

Джемми уже поджидал ее с коляской, когда она вышла из дома. Собаки, гордые собой, сидели в коляске, радостно виляя хвостами и навострив уши. Едва завидев хозяйку, они зашлись от восторженного лая.

– Да, да, я тоже рада вас видеть, – сказала Ливия, гладя псов.

– Куда едем, миледи?

– На Маунт-стрит. – Ливия забралась в коляску, и Тристан с Изольдой, соскочив с кучерского сиденья, поспешили к ней, виляя хвостами и высунув языки. – Как тебе удается справляться с собаками, Джемми?

– Мы отлично ладим, мадам, – сказал он, поправляя меховую полсть у Ливии на коленях. – Честно говоря, мне их компания по душе.

Ну что же, по крайней мере одна потенциальная проблема легко разрешилась, подумала Ливия. Похоже, Алекс готов мириться с присутствием пары терьеров в их с Ливией совместной жизни, если собаки постоянно не путаются у него под ногами.

Нелл и Элли вместе с детьми сидели в гостиной Корнелии. Собаки бросились в комнату первыми. Здесь они чувствовали себя как дома, дети их обожали.

– Ливия! Какой приятный сюрприз! – Корнелия крепко обняла подругу. – А мы как раз пьем чай.

– Вот и ладно, – сказала Ливия, целуя Аурелию.

Она поздоровалась с детьми, но дети уже играли с собаками и готовы были отвлечься от своего занятия лишь для того, чтобы сказать «привет».

Ливия сняла муфту и подбитый мехом салоп, бросив его на кушетку.

– Ну, как вы тут живете? – Она плюхнулась на диван, обитый вощеным ситцем, и с довольной улыбкой взяла протянутую Корнелией чашку с чаем.

– Неплохо. А ты как живешь, княгиня Прокова? – Аурелия улыбнулась.

– Тоже неплохо, – с беззаботно-веселым выражением ответила Ливия и взяла с блюда бисквитное печенье.

– У тебя все тот же вид счастливой женщины. Ты словно светишься изнутри, – заметила Корнелия, приятно удивленная этим обстоятельством. – Полагаю, не обошлось без небольшой любовной прелюдии после обеда? Я тебе завидую. – Она вздохнула. – Ах, эта первая вспышка страсти. Для цвета лица ничего лучше не придумаешь.

– Надо полагать, для тебя это уже в прошлом? – парировала Ливия, даже не пытаясь отрицать верно подмеченного подругой пикантного обстоятельства.

– Ну, я замужем уже почти год, и ты знаешь, что карманные супруги теперь не в моде. Лоск стирается со временем, – задумчиво протянула Корнелия.

– Чепуха! – смеясь, возразила Аурелия. – Вы с Гарри до сих пор по уши влюблены друг в друга, Нелл, не отпирайся.

– А я и не отпираюсь, – усмехнувшись, сказала Корнелия.

– Ну, мне-то бояться, что я проведу жизнь в мужнином кармане, точно не стоит, – сказала Ливия.

– Что-то случилось, Лив? – спросила Аурелия.

Ливия покачала головой:

– Нет. Просто… мне предстоит научиться жить так, как принято у русских. Русские мужчины, видимо, считают, что они в доме хозяева. А все остальные, включая жену и домочадцев, лишены права голоса. Мне Алекс сам об этом сказал, хотя и в шутливой форме. Надеюсь, что он и в самом деле шутил, – добавила Ливия.

– Но ты не возражала, когда он все решал сам, не спрашивая твоего мнения еще до того, как вступила с ним в брак, – сказала Аурелия. – Теперь что-нибудь изменилось?

– Немного, – призналась Ливия. Она не собиралась жаловаться, но в глубине души понимала, что все кончится тем, что она откроет подругам душу. – Раньше все это мне казалось забавным и даже возбуждающим: как он шел к своей цели, сметая все препятствия. Как он делал лишь то, что хотел, и убеждал всех прочих, и в частности меня, что я тоже хочу именно того, что хочет он. Тогда мне это нравилось. Но сейчас… – Ливия задумчиво пожевала губу. – Одно дело, когда тебя носят на руках во время ухаживаний, галантно избавляя от необходимости принимать какие бы то ни было решения, и совсем другое, когда с твоими желаниями считаются лишь постольку, поскольку они совпадают с желаниями мужа. То, чего хочет он, всегда важнее.

– Александр тебя обижает?

– Разумеется, нет. – Ливия решительно мотнула головой. – Он ласков и нежен, может меня позабавить, но в некоторых вопросах он непреклонен.

– Неудивительно, ведь он вырос в другой стране с другими традициями, – сказала Аурелия. – Но он готов идти тебе навстречу?

– До определенной степени, – ответила Ливия, внезапно почувствовав себя предательницей. – У нас нет серьезных разногласий. Просто сегодня у меня плохое настроение.

Ливия поставила чашку на стол, собираясь закончить этот разговор, но вдруг, неожиданно для себя, сказала то, что давно не давало ей покоя:

– Он никогда не приглашает меня разделить с ним общество его русских друзей. Я встречаю их и в других домах, и мы всегда здороваемся, так что было бы совершенно естественно, если бы я принимала гостей Александра вместе с ним. Не обязательно оставаться с ними надолго. Почему же он никогда не зовет меня?

– Может, они говорят только по-русски, – предположила Аурелия. – Может, его друзья – это та часть его мира, которую, как он думает, тебе не понять. Мужчины не всегда любят смешанные компании. Взять, к примеру, их клубы. Ни одна женщина не осмелится появиться на Сент-Джеймс-стрит.

– Это верно, – кивнула Ливия. – Но не думаю, что дело тут в языке. Как-то Алекс мне говорил, что в его стране только крестьяне говорят по-русски. Дворяне между собой общаются на французском или на английском. Но ты права. Я делаю из мухи слона. В конце концов, и у нас мужчины любят уединяться. Например, после ужина за портвейном и бренди, когда женщины пьют чай в другой комнате, подальше от мужчин. – В этом объяснении была толика здравого смысла, и она могла бы довольствоваться им.

– Но ты не жалеешь о том, что вышла за него замуж? – спросила Корнелия.

– Разумеется, нет. Совсем наоборот. Все наши разногласия – просто досадные мелочи. Наверное, я веду себя как капризный ребенок, если расстраиваюсь из-за них.

Ливия уехала домой вскоре после этого разговора. Вечер выдался морозным, и она невольно подумала о том, что было бы неплохо, если бы Джемми положил ей в ноги разогретый кирпич. У него было время раскалить его на печи, пока он ждал Ливию на кухне в доме на Маунт-стрит. Джемми оказался на высоте, и Ливия нырнула под меховую накидку, поставив ноги на кирпич.

Но почему-то облегчения после разговора с подругами Ливия не испытала. Ею владело безотчетное чувство тревоги. Что-то в ее отношениях с мужем пошло не так. Ей вспоминались внезапные, необъяснимые смены его настроения, когда он в один миг превращался в незнакомца, чужака. Но очень скоро вновь становился прежним Алексом, но тот, другой, продолжал в нем жить. Холодная безжалостность во взгляде, упрямая решимость никак не вязались с образом праздного повесы, которого он из себя изображал. Как может этот холодный, жесткий человек быть тем самым нежным любовником, который заставляет ее сердце таять от одного прикосновения?

Но как уже не раз говорила себе Ливия, ей еще много предстояло узнать о мужчине, который стал ее мужем.

Неужели эти его настойчивые ухаживания, этот натиск был обусловлен не страстью, не вожделением, как в это верила она? Да, он сумел внушить ей страсть, и эта страсть, бездумная, неукротимая, охватила ее, заглушила голос разума, закружила в вихре эмоций. Но так ли все обстояло с Александром?