Ана и не думала, что на самом деле выходит за обоих братьев, хотя не забыла тот игривый разговор при первой встрече. Об этом больше никто не говорил, однако уже в первые дни супружеской жизни Ана поняла: у нее появилось сразу два мужа. Поначалу, в темноте, близнецы вызывали в ней похожие ощущения, говорили одно и то же и овладевали ею с одинаковым нетерпением. Ни один из них не любил, когда ее прикосновения становились настойчивыми, будто ее блуждающие пальцы нарушали некие запретные границы. Братья обходились с ней учтиво, говорили ласковые слова, только вот у Аны возникало чувство, что во время своих визитов они не вполне здесь, в ее постели, словно все время думают о ком-то другом. За неделю она научилась различать, когда приходит Рамон, а когда — Иносенте. Рамон не переставая болтал в течение всего акта, как если бы ему было необходимо слышать собственный голос для достижения кульминации. Иносенте молча поднимал руки Аны кверху и прижимал к подушке, не давая возможности пошевелиться, разводил в стороны ее бедра и начинал двигаться вверх-вниз, вверх-вниз. Близнецы сопротивлялись ее попыткам изменить позицию «мужчина сверху, женщина снизу». Оба предполагали, что она не сможет и не должна получать удовольствие от близости. Оба стонали, испытывая оргазм, откатывались в сторону и до утра не подавали признаков жизни. После того как они засыпали, Ана часто подолгу лежала без сна, скучая по Элене.

Осознав, что братья навещают ее по очереди, Ана поначалу разозлилась. Да кем они себя возомнили?! И за кого принимают ее?! Однако, если не брать в расчет их необъяснимый эгоизм в постели, вели они себя как влюбленные. Близнецы были внимательны, заботились о ее комфорте и безопасности, расточали комплименты, осыпали цветами и подарками, вообще были исключительно преданны. Она потрудилась на славу, завоевывая Рамона и Иносенте, и хотела верить в их любовь. Почему бы им одновременно и не влюбиться в нее? Почему бы и не сделать так, чтобы она досталась сразу обоим?

Нужно было потерпеть. Ей удалось убедить близнецов, что обычная жизнь — не для них, и братья прониклись ее идеей. Только никто не должен был знать об их отношениях. Ни Элена, собиравшаяся замуж за Иносенте. Ни донья Леонора, обращавшаяся с сыновьями как с одним человеком. Ни дон Эухенио, на которого предки Аны произвели такое впечатление, что он подтолкнул Рамона к браку. Ни тем более падре Киприано, каждую субботу выслушивавший, как, затаив дыхание, Ана излагает краткий перечень своих грехов в тесной исповедальне золотокупольного Катедраль-де-Кадис.

Рамон, Иносенте и Ана добрались сначала до Канарских островов, где шхуна «Антарес», принадлежавшая компании «Маритима Аргосо Марин», должна была забрать груз и других пассажиров. Стоя на палубе, Ана с нетерпением наблюдала за портовыми грузчиками, которые заносили на судно бочки и обернутые брезентом тюки. На четвертый день по пандусу провели трех лошадей и с большим трудом затащили их в трюм. В тот же день на корабль поднялись военные в полном обмундировании, и командир велел каждому назвать свое имя и звание, чтобы проверить, все ли на месте. Убедившись в готовности судна к отплытию, капитан приказал поднять паруса, чтобы отправиться в долгое плавание через Атлантику. На какое-то мгновение, когда земля исчезла из виду, Ану обуял ужас, хотя она годами грезила об этом путешествии. Судно казалось песчинкой в безбрежном море под безграничным небом, и не видно было ни одного маяка, который указал бы, какое расстояние они уже одолели и сколько еще предстоит проплыть. Ана словно парила вне времени и пространства, вне человеческой жизни.

«Антарес» был одним из старейших кораблей компании. Его палубы и шпангоут были испещрены пятнами загадочного происхождения, а борта покрывали зарубки, царапины и неряшливые заплаты. Несмотря на относительное спокойствие океана, первые два дня Рамона и Иносенте терзала морская болезнь, и Ана бегала из одной каюты в другую, утешая их и подбадривая, в то же время пытаясь справиться с собственной тошнотой. Из тесных пассажирских кают несло сыростью, человеческими испарениями и мускусом, а по мере приближения к экватору в них стало еще и невыносимо жарко. Ана старалась больше бывать на палубе, жадно вдыхая свежий морской воздух, читая и стараясь не думать о том, что ее свобода ограничена палубой скрипучей шхуны, которая бороздит просторы огромного океана. Однажды она подняла глаза от книги и заметила то, о чем никогда не думала раньше. Горизонт находился на уровне глаз. Чтобы сменить угол зрения, Ана встала возле поручня и повернулась в сторону Испании, а потом спустилась вниз и взглянула сквозь маленький иллюминатор своей каюты в направлении пункта их назначения — Пуэрто-Рико. Она полагала, горизонт должен менять высоту в зависимости от того, откуда она смотрит. Однако, какое бы положение Ана ни выбирала, ее прошлое и будущее сливались в одну линию на уровне глаз, неизменную, неизбежную и в то же время постоянно менявшуюся, поскольку будущее поглощало прошлое и «Антарес» плыл навстречу ее судьбе.

БОЙКАЯ КОРОТЫШКА

Горизонт расплылся, словно синяк, но, как только «Антарес» приблизился к берегу, проступили очертания окутанной дымкой зеленоватой пирамиды. Ана схватила Рамона за руку и запрыгала на носочках, не в силах сдержать восторга:

— Это он?

— Да, дорогая. — Рамон просунул ее левую руку под свой локоть и поднес к губам обтянутые перчаткой пальцы. — Скоро мы войдем в гавань.

— Уже виднеется форт Сан-Фелипе-дель-Морро. — Иносенте показал на горчичного цвета мыс, возвышавшийся над пеной прибоя.

— Такой огромный!

— И неприступный, — добавил Иносенте. — Настоящее достижение военно-инженерного искусства Испании!

Остальные пассажиры сгрудились возле поручней, вытянув шею и надвинув на лоб шляпы и капоры, чтобы защитить глаза от ослепительного света. Члены судовой команды сновали по палубе, словно в танце, опуская паруса, ослабляя канаты, проверяя узлы и крепления на брезентовых тюках. Когда корабль скользнул в широкую гавань, дыхание Аны участилось. «Вот он, — подумала она, — Пуэрто-Рико!» Голова ее закружилась — ей почудилось, что все это уже было в ее жизни.

— Теперь я знаю, как себя чувствовали мои предки, — сказала она, — когда после нескольких недель плавания увидели землю…

— Будем надеяться, нас ожидает судьба тех, кто разбогател, а не тех, кого съели Карибы, — вполголоса заметил Иносенте.

Рамон и Ана засмеялись. Кое-кто из стоявших поблизости пассажиров взглянул на них с опаской и отодвинулся подальше. Близнецы с улыбкой посмотрели друг на друга поверх головы Аны. Свою правую руку она сунула под локоть Иносенте, тем самым связав братьев в единое целое.

Ана задохнулась от счастья, когда впереди выросли городские стены.

— Наконец-то, — произнесла она. — Наконец-то мы здесь!

Закрыв глаза, она запечатлела в памяти дату: среда 16 октября 1844 года.

Было раннее утро, и гавань кишела судами: двух — и трехмачтовые шхуны, баржи, баркасы, рыболовецкие лодки старались обойти друг друга на пути к причалу. На большинстве из них реял красно-золотой испанский флаг. Над бухтой поднимался Сан-Хуан. Его толстые стены защищали город от вторжений и вражеских атак со стороны океана. Широкие зеленые полосы испещряли холм. Сады это или пастбища, Ане не удалось рассмотреть, но ей показалось, что в основном город представлял собой тесно застроенные кварталы, рассеченные дорогами и улицами. Несколько башен, увенчанных крестами, возвышались над цитаделью, и звон их колоколов отражался от поверхности воды. Сан-Хуан напомнил Ане Кадис — город, который остался в Испании, в трех тысячах миль от этого берега.

Ана высвободила руки и повернулась в сторону зеленеющих холмов, протянувшихся с востока на запад. Над зелеными громадами нависали пышные белые облака, от них по земле бежали тени. Ана снова обернулась к светлому, залитому солнцем городу. Шхуна подходила к причалу, и пассажиры принялись охать и ахать, восхищаясь разноцветными домами. Балконы верхних этажей украшали растения и цветы. На плоских крышах яркие женские юбки и шали с бахромой весело трепетали на ветру. Некоторые женщины приветственно махали рукой, и пассажиры замахали в ответ. Другие женщины, одетые в черное, стояли абсолютно неподвижно, как сторожевые башни на стенах форта. Шхуна находилась еще слишком далеко от берега, и Ана не могла разглядеть выражения их лиц, однако такое количество женщин в траурных одеждах в этом светлом городе омрачило ее радость. Ана опять взяла под руку сначала Рамона, потом Иносенте, притянула братьев поближе и указала на пристань, отвлекая от черного одеяния вдов.

— А вот и он! — Рамон разглядел дона Эухенио, который стоял в открытом экипаже возле причала среди царившей в порту суматохи.

Рядом с ним Ана увидела мужчину крепкого телосложения. Он был моложе свекра и выше ростом, лицо его закрывала широкополая соломенная шляпа. Эухенио, заметив сыновей с Аной, помахал им, кивнул своему спутнику и направился навстречу родным.

Причал оказался уже, чем Ана ожидала; между скользкими досками были такие широкие зазоры, что она опасалась, не застрянет ли там нога. Суета вокруг нервировала ее, поскольку маленький рост не позволял ничего разглядеть поверх голов, а кроме того, проход заслоняли широкие женские платья, бывшие тогда модными. Рамон и Иносенте отгородили Ану от толпы, заботясь о том, чтобы ее ненароком не толкнул господин с тяжелым саквояжем или старик, которого сопровождала молодая женщина. Пятеро нарядных детей медленно шли рука об руку, растянувшись во всю ширину причала, а сзади во все горло орал младенец вопреки всем стараниям няни его утихомирить. Свежий океанский бриз сменили запахи порта: воняло тухлой рыбой, древесной смолой, потом, мочой и гниющей древесиной. Ана почувствовала слабость.

— Почти дошли, — сказал Рамон, поддерживая ее.