Они с Северо двинулись с рассветом. Воздух был еще напоен влагой, ночные звери прятались на светлое время суток в норы, а дневные птицы начинали распеваться. Маригаланте, новая кобыла Аны породы пасо фино, подарок Северо, задрожала от удовольствия, когда они оставили ветряк позади и отправились дальше, через реку, вверх по тропе, огибавшей холм. Ана следовала за Северо, который поднимался все выше и выше по тропе, недавно очищенной от зарослей. Его любимые собаки Трес, Куатро и Синко то устремлялись вперед, то по свисту хозяина мчались обратно до того места, откуда им было видно Северо. Наконец всадники миновали последний поворот, тропа расширилась, и, подъехав к вершине, Ана увидела шеренгу мужчин и женщин с лопатами, мотыгами и граблями в руках. Люди стояли поперек дороги плечом к плечу, и Ана ничего не могла за ними разглядеть. У нее чуть сердце не выпрыгнуло из груди: неужели они натолкнулись на сбежавших рабов? Однако нет, никакого бунта не случилось. Все лица, Тео, Паулы, Хосе, Инес, Флоры, были знакомы, и все улыбались. Северо спешился, помог Ане спуститься на землю и велел ей зажмуриться.

— Это сюрприз, — сказал он.

Он взял невесту за локоть и, еще раз попросив держать глаза закрытыми, повел по холму дальше вверх. Сначала ноги Аны ступали по траве, потом по деревянной платформе, а затем, как ей показалось, по вымощенному каменной плиткой полу. Северо развернул ее, чтобы, открыв глаза, она смотрела в нужном направлении.

— Теперь можно.

Перед ней расстилалась долина, переливавшаяся всеми оттенками зеленого — от темно-оливкового до зеленовато-желтого. Фиолетовая полоска разделяла воды Карибского моря от лазури безоблачного неба.

Ана ахнула от восторга и застыла.

Северо по-мальчишески заулыбался во весь рот:

— Нравится?

Ана молча кивнула.

— Я знал, что понравится, — сказал он.

Женщина глянула вниз, за временное ограждение, как она догадалась, будущего балкона. Эта часть дома держалась на высоких сваях и нависала над самым обрывом. У Аны закружилась голова. Там, в долине, в окружении тростниковых зарослей, она увидела знакомые строения: колокольню, ветряк, трубу, хозяйственные подсобки, сараи, куартелес, бохиос и касону в самом центре. Тропинки разбегались от дома к пастбищам и полям. Извилистая глиняно-красная полоса, то пропадавшая в листве, то снова появлявшаяся, вела к отдаленному скоплению домов со зданием со шпилем посредине.

— Это Гуарес? — спросила Ана, и внезапно ком подкатил к ее горлу, словно при виде города вновь открылась давно зажившая рана.

— Да, там звонница церкви Святых Космы и Дамиана.

— А вон там, — Северо показал направо, — причал, с которого мы отправляем сахар.

— Я не думала, что город так близко.

— Это только отсюда так кажется, — заверил он. — А на самом деле путь занимает добрых два часа, если ехать верхом, а на повозке и того больше. Слева, ближе к нам, находится ваш сахарный завод с новой крышей.

Мощный паровой двигатель, отремонтированные жернова, варочный цех, где кипятили сироп, цех рафинирования, где кристаллизовался сахар, впервые позволили получить прибыль на гасиенде Лос-Хемелос.

— Красиво, — признала Ана.

Северо выждал несколько секунд.

— А слева на холме, вон те крыши? — кивнула Ана.

— Ферма Сан-Бернабе.

— Им видно из дома мой сахарный завод?

— Из всех дверей и окон, — усмехнулся он.

Ана улыбнулась и перевела взгляд на строения вокруг касоны.

— Батей, похоже, довольно далеко отсюда, — произнесла она задумчиво.

На этой площадке, открытой всем ветрам, Ана чувствовала себя потерянной и уязвимой, чего никогда не ощущала в долине.

— Нас окружает восемь куэрдас земли. На склонах растут бананы и овощные бананы, хлебные деревья, маракуйя и гуанабана.

— А как же мои курятники, огороды и сады?

— У вас будет полно забот с таким большим домом, — ответил Северо. — Вы получите в свое распоряжение больше слуг, и вам придется следить за изготовлением мебели, пошивом занавесок, да мало ли чем еще… — Он умолк, поскольку не мог представить, чем еще такая женщина, как Ана, может заниматься в доме.

Она снова обернулась к долине — прямоугольные тростниковые поля были разделены мерцающими каналами, возвышались кроны фруктовых деревьев в садах, на огороженных пастбищах крохотные животные склоняли голову к граве.

— Мне нравилось работать с растениями.

— У вас будут и сады, и огороды. И даже куры и голуби, если хотите, — сухо пообещал Северо.

— Покажите мне все остальное, — попросила Ана, устремляясь к лабиринту стен, еще не покрытых кровлей.

Дом был готов наполовину. Стены едва доставали ей до плеча, однако расположение комнат соответствовало тому плану, который она набросала несколько недель спустя после приезда в Лос-Хемелос.

— Я изменил кое-что, — объяснил Северо, когда они проходили сквозь анфиладу комнат, — с учетом рельефа земли.

В каждом помещении предполагалось окно и дверь на галерею, опоясывавшую дом с трех сторон, а пока на их месте зияли проемы, из которых открывались потрясающие виды.

— У меня просто нет слов. Когда вы все это успели?

— Я могу отправлять сюда работников только во время мертвого сезона. Мы научились делать кирпичи, но мне так и не повезло с хорошим каменщиком, поэтому вся работа была бесконечной цепью проб и ошибок.

Годы ушли на то, поняла Ана, чтобы возвести такое огромное строение. Этот дом размером превосходил касону раза в три, не меньше. Мебель Хосе уже не будет выглядеть здесь так неуместно и нелепо, пришло ей в голову. А может, плотник имел в виду новое жилище, заполняя касону стульями, столами и комодами?

До этого дня жених и невеста почти не касались друг друга, лишь однажды Северо поцеловал ей руку. Он придерживал Ану за локоть, когда они шли по неровной земле, помогал ей спешиваться с лошади, касался пальцев своей избранницы, передавая письма или отчеты, — вот и все. Однако, осматривая дом, Ана почувствовала необходимость дотронуться до мужчины, который выстроил для нее эту красоту. Оказавшись на той стороне галереи, что выходила на горы, Ана подошла к Северо ближе, чем обычно, и взяла его за руку.

Они поженились 26 июля 1851 года, в день ее двадцатипятилетия. Женщины украсили карнизы и стойки навеса для богослужений ярким гибискусом и гирляндами из бугенвиллеи, расставили повсюду вазы с розовыми и белыми туберозами. Старинное распятие Аны поместили в центре алтаря, где падре Хавьер служил мессы и крестил детей. Отсюда он провозгласил Северо Фуэнтеса Аросемено и Ану Ларрагойти Кубильяс мужем и женой. Свидетелями бракосочетания стали надсмотрщики, рабы и наемные работники, веселившиеся и танцевавшие в тот день до последнего пронзительного удара колокола.

Когда этим вечером Флора обмывала Ану, в соседней комнате, куда Тео несколькими часами ранее перенес вещи Северо, слышались нетерпеливые шаги новоиспеченного мужа. Для брачной ночи Ана сшила новую светло-зеленую ночную сорочку, отделав ее по вороту, манжетам и подолу кружевами цвета слоновой кости. Служанка опустила сорочку на голову хозяйки, и Ана ощутила слабый аромат розы и герани.

Северо в постели был, как женщина, нетороплив и внимателен ко всем мелочам, заботясь о ее удовольствии. Его загрубевшие руки оказались на удивление нежными, а жесткие подушечки пальцев, соприкасаясь с ее кожей, вызывали необыкновенное возбуждение. Откинув в сторону простыни, он одной рукой стал развязывать ленты сорочки, а другой ласкать ее тело, проникая в каждый потаенный уголок. Никто, включая Элену, никогда не пробуждал в ней такую бурю эмоций.

Рамон и Иносенте всегда гасили свет, перед тем как лечь в постель, однако Северо не стал тушить свечи. Она видела обнаженное тело мужа, золотистые завитки волос, кожу кремового оттенка, которая обычно была прикрыта одеждой.

В первый раз глянув на затвердевший пенис, Ана отвела глаза.

— Я не причиню тебе боли, — сказал Северо.

Она протянула руку. Тяжелый, теплый пенис оказался мягче, чем она ожидала, и отзывался на любое движение ее пальцев. Понемногу Ана преодолела робость и стала испытывать наслаждение от того, какую власть над Северо имели ее прикосновения, взгляды украдкой, высунутый язычок.

Северо был терпелив и не терял самообладания даже в момент кульминации.

— Почему? — спросила Ана в первую ночь, когда муж выплеснул семя ей на живот.

— Прежде чем ты родишь ребенка, я хочу насладиться тобой.

Ни Рамон, ни Иносенте никогда не делали ничего подобного. Она даже не знала, что вытекало из них, только чувствовала, как теплая жидкость просачивалась между ног, когда братья скатывались с нее в изнеможении, которое казалось не соответствующим затраченным усилиям.

Ночь за ночью Ана с Северо изучали тела друг друга со старанием исследователей, составляющих карту.

— А это? — Он поцеловал шрам на ее левом колене.

— Я упала с табурета, когда помогала матери вешать портьеру. А это что? — Ана дотронулась до отметины на боку, чуть ниже правой подмышки.

— Драка с мальчишками.

Он страстно целовал шелковистую кожу на ее животе, плечах, ягодицах, внутренней поверхности бедер, оставляя красные следы, которые не болели, однако наутро синели. Она проделывала с ним то же самое, и они клеймили друг друга сине-черными отметинами на бледной глади кожи.

Наедине Северо называл жену «моя королева, мое сокровище».

В присутствии работников и кампесинос он обходился с Аной так же, как и до женитьбы, — со строгим почтением. Согласно обычаям супруги говорили друг другу «ты», когда не было посторонних, и вежливое «вы» на людях. Северо тем не менее на просьбу Аны обращаться к ней на «ты» ответил отказом.