Мортен уже и сам наливал вино в рог из походной фляги, стоявшей на столе. Хуберт выхватил рог у него из рук и поднес его к устам Рауля, будто у сына не было сил удержать его самому.

По губам Рауля скользнула слабая улыбка, когда он принял рог и надолго приложился к нему. Испустив тяжелый вздох, он затуманенным взором обвел три склонившихся над ним напряженных лица. Жильбер, тихонько скользнувший в шатер вслед за остальными, заметив, что из-под грубой повязки сочится кровь, быстро сказал: «Сейчас я приведу лекаря!» – и выскочил вон.

– Мне не нужен лекарь, – заплетающимся от усталости голосом проговорил Рауль. Выпрямившись в кресле, он взглянул на герцога. – Я не мог приехать раньше.

– Какие известия ты мне привез, Рауль? – осведомился герцог. – Где остановился принц Эд?

Рауль смахнул влажные пряди волос, прилипшие ко лбу.

– Бежал… вместе со всеми. – Юноша содрогнулся. – В Мортемере остались десять тысяч трупов. Я задержался, чтобы узнать и рассказать, чем все закончилось. – Порывшись в кошеле на поясе, Рауль вынул оттуда запечатанный пакет. – Это от графа Роберта.

– Кровь Христова! – вскричал Мортен. – Десять тысяч погибших?

Герцог взял у Рауля пакет и вскрыл его. Пока он читал донесение, а Мортен и Хуберт донимали Рауля расспросами, Жильбер привел в шатер лекаря; сей достопочтенный эскулап, обнажив уродливый порез на предплечье Рауля, начал его промывать и обрабатывать.

Осмотрев рану, Хуберт заявил:

– Ерунда. Как ты получил ее? Не во время ли этой схватки в Мортемере?

– Эту царапину? О нет, Мортемер тут ни при чем. Я угодил в засаду в пяти лигах от него. – Опустив взгляд на свою руку, которую лекарь держал над миской с водой, он сказал: – Перевяжите ее покрепче, любезный! Я же не могу, как свинья, залить кровью весь шатер герцога.

Вильгельм вернулся к столу, держа в руке донесение.

– Не говори глупостей, Рауль, – сказал он. – Или ты полагаешь, я стану возражать против капельки крови? – Герцог опустился на один из табуретов. – Итак, Роберт пишет, что рассеял бельгийское войско, а Ги Понтье захватил в плен. А теперь расскажи мне о случившемся.

– В голове у меня все перепуталось, – пожаловался Рауль. И вновь дрожь пробежала по его телу. – Мне постоянно чудится запах крови. Я никак не могу отделаться от него, – с отвращением заявил он.

– Не обращай внимания, – подбодрил его Хуберт. – Или ты не видишь, что герцог ждет твоего рассказа?

Рауль улыбнулся Вильгельму.

– О… да! Словом, когда я добрался до графа Роберта, он стоял лагерем на Андели и как раз получил от Ральфа де Мортемера известие о том, что принц Эд вошел в Мортемер-ан-Лион, где и расположился со всем своим войском… Если вы не дадите мне чего-нибудь поесть, больше я вам ничего не скажу. Со вчерашнего дня у меня во рту и маковой росинки не было.

– Будь я проклят! Ты же умираешь с голоду! – Мортен, придя в ужас от вынужденного поста Рауля, поспешно поднялся с табуретки и подошел к столику у стены шатра, на котором стояли остатки ужина герцога.

– Да, но я ничего не смог найти, потому что все сервы в страхе бежали от французского нашествия. – Рауль принял у Мортена ломоть хлеба с мясом и жадно впился в него зубами, продолжив рассказ уже с набитым ртом. – Я передал графу ваши письма, монсеньор. Потом вернулись его лазутчики с донесением – Эд остановился в Мортемере, а Роберт, узнав о том, что французы подвергли город жестокому разграблению, и правильно угадав, что те, кто не напьется допьяну, будут ночью возлежать с публичными девками из борделя, отдал приказ о ночной атаке на город. Одновременно он отправил весточку в Дримкур де Гурнею и лорду Лонгевиллю, в которой сообщил им о своих планах. – Вновь приложившись к вину, Рауль кивнул Вильгельму. – Все было сделано так, как поступили бы вы сами, монсеньор.

– Это было три дня тому? – спросил герцог, сверяясь с донесением.

– Думаю, да. Мы встретились с де Гурнеем на дороге, подошли к Мортемеру еще до рассвета и окружили его. С нами был и Ральф де Мортемер. Он сказал, что замок еще держится, но никакого значения это уже не имело. Эд и прочие военачальники – Понтье и Мондидье, и Герберт Вермандуа, и графы Суассона – о да, и Клермон, разумеется, – устроились с максимальным комфортом. Все было так, как и предполагал Роберт: солдаты или забылись пьяным сном, или забавлялись с девками, так что часовых не было. Мы подошли к ним вплотную, и ни одна живая душа нас не заметила.

– Роберт последовал моему совету? – перебил его герцог. – Пьяные или нет, но их было пятнадцать тысяч, насколько я могу судить.

Рауль поморщился, когда лекарь стал туго затягивать повязку у него на руке.

– Успокойтесь, сеньор, он старался избегать напрасных жертв. Все было проделано в точности так, как мы здесь планировали. Роберт поджег крайние дома, а центр города обстрелял из баллист факелами, смоченными в смоле. – Рауль умолк, глядя прямо перед собой невидящим взором, словно заново переживая этот огненный ад.

– Хорошо придумано! – вскричал Мортен. – Держу пари, город занялся, как миленький!

Рауль, вздрогнув, метнул на него быстрый взгляд.

– Да. – Молодой человек испустил долгий вздох. – Город действительно загорелся очень быстро.

– Но что было потом? – поторопил сына Хуберт. – Они что, поджарились живьем или вышли и стали сражаться?

– Некоторые – те, кто был слишком пьян, чтобы пошевелиться, – сгорели. Многие сбежали из города. Люди Роберта перекрыли улицы, но французы дрались как одержимые. Но у них не было ни времени, ни возможности собраться вокруг своих вожаков и выстроиться в боевые порядки: мы убивали их, пока они пытались прорваться. Валеран Понтье погиб на месте: я сам видел, как он упал; граф Ги попал в плен, как и Мондидье. Эд сбежал; думаю, Рено де Клермон тоже, но не уверен. К полудню от Мортемера остались одни головешки, а запах горелой плоти… – Внезапно Рауль вскочил на ноги. – Я больше не хочу говорить об этом! – сердито заявил он.

– Святые угодники, глядя на тебя, можно подумать, будто ты не хотел убивать французов, – ошеломленно заметил Хуберт.

– Разумеется, хотел! – не оборачиваясь, бросил Рауль. – Я бы поджег город собственными руками! Но они дрались как герои, поэтому, полагаю, я не обязан радоваться, слыша жуткие вопли людей, сгорающих заживо, а?

– Иди спать, Рауль, – сказал герцог. – Мы все знаем, в бою ты дерешься, как лев, но тебя охватывает отвращение, когда все заканчивается.

– Кровь Христова, сейчас меня уже не тошнит! – резко бросил Рауль. – Мы рассеяли французов, а все остальное мне нисколько не интересно. – Направившись было к выходу из шатра, он приостановился и бросил через плечо: – Двоих я зарубил сам, причем очень грязно. Один из них и нанес мне эту рану. – Рауль коснулся рукой своего раненого предплечья, и в глазах у него застыла горькая улыбка.

– Перерезал им дыхательное горло? – с надеждой осведомился Хуберт.

На лице Рауля отразилось удивление.

– Нет, одному выпустил кишки, а второго переехал Бланшфлауэром. Жильбер, я настолько устал, что едва стою на ногах, качаясь, словно пьяный француз. Дай мне руку, чтобы я не опозорился на весь лагерь.

Он вышел из шатра, опираясь на плечо Жильбера; только когда они оказались в своей маленькой палатке, Рауль вытянулся на соломенном тюфяке и заговорил вновь.

– Жаль, Эдгара там не было, – сонным голосом произнес молодой человек. – Ему бы там понравилось куда больше, чем мне.

– Полагаю, во время боя тебе тоже не на что было жаловаться, – невозмутимо заметил Жильбер.

Глаза Рауля уже закрывались, но он тут же открыл их и с сомнением взглянул на друга.

– Да, ты прав – но только отчасти. А в остальном все было ужасно. У многих французов просто не оставалось времени надеть хауберки, и они потеряли оружие, так что их просто изрубили на куски, а некоторых бросали в огонь, чтобы они там сгорели. Тебе бы это не понравилось. Как не понравилось бы и слушать отчаянные крики женщин. А еще там был один ребенок, который голеньким выбежал из дому… Проклятье! Но это война. Однако не хотел бы я, чтобы этот ребенок был одним из наших соотечественников.

– В случае победы французов многие нормандские дети погибли бы, – заметил Жильбер.

– Разумеется. Я рад, что мы отомстили за себя. Французы убивали и жгли все, до чего могли дотянуться во время похода в Мортемер. – Глаза Рауля вновь устало закрылись. – Их надо ненавидеть. Но, когда ты видишь, как они погибают ужасной смертью, то не можешь не испытывать к ним капельку жалости. – Молодой человек вновь открыл глаза, в которых замерцали лукавые искорки. – Полагаю, мои братья были правы и мне действительно самое место в монастыре, – пробормотал он и, повернувшись на бок, мгновенно заснул.

Он был единственным, кто спал в ту ночь. Когда над горизонтом занялся рассвет, французов в лагере разбудил рев боевого рога, жутко и страшно прозвучавший в предрассветной тишине. Часовые крепче перехватили свои алебарды, слушая и пугаясь. Рог проревел снова, а потом и в третий раз. Звуки раздавались совсем близко, но предутренний туман скрывал трубача от посторонних глаз. Солдаты просыпались, поднимая головы; вставали, спрашивая, что происходит и не началось ли наступление нормандцев. А граф Невер, разбуженный суматохой, даже вышел из своего шатра, кутаясь в мантию, наброшенную поверх тонкой туники.

– Рог, милорд, – сообщил ему один из часовых. – Кто-то трубит как раз за нашими позициями. Ого! А это что такое?

К ним вразвалку подошел Фульк Ангулемский, придерживая на поясе расстегнутые штаны.

– Что это? – осведомился он, но Невер поднял руку, заставляя часового умолкнуть.

Вновь заревел рог, оборвав свою песнь на торжествующей ноте.

– Кто бы это ни был, он наверняка стоит вон там, на горушке, – пробормотал Невер, напряженно вглядываясь туда, где в тумане проступали очертания невысокого холма.

Через разделявшее их пространство донесся звонкий голос.