– Как, Понтье снова поднимает голову? – вскричал Анри де Феррьер. – Графу Ги стоило бы напомнить о том, что сталось с его сюзереном в прошлом году под Сент-Обеном!

Его прервал вопросом Ричард де Бьенфет:

– Мессир Рауль, вы перечислили уже многих людей, но говорите, будто это – всего лишь половина тех, кто выступил против нас?

– Они составили армию принца Эда. Не знаю, кто еще из знатных вельмож присоединится к нему, но можно быть уверенным, что против нас встал и Молот Анжу, а графы Шампани и Пуатье, равно как и герцог Аквитанский, присоединятся к первой или второй французским армиям. Король же поведет рыцарей Буржа, Берри и Санса, а также своих вассалов из долины Луары, Перша и Монлери.

Над столом повисла гробовая тишина, которую спустя несколько мгновений нарушил Роже де Бомон:

– Если это правда, то нам понадобится вся воинская хитрость герцога, чтобы устоять перед такой силищей. Но откуда все это известно? Со слов путешественников или же герцог отправил во Францию шпионов?

Рауль принялся разглаживать складки на листах бумаги.

– В общем… – Он немного помолчал, а потом, подняв голову, улыбнулся. – Говоря по правде, мессиры, я только что сам вернулся из Франции.

Хуберт дернулся, как от удара.

– Ты? – не веря своим ушам спросил он. – А что ты делал во Франции, мальчик мой?

– Старался разузнать все, что только возможно, – пояснил Рауль. – Это было не так уж трудно.

Ричард де Бьенфет с любопытством взглянул на молодого человека.

– Неужели? – сказал он. – По правде говоря я бы не отважился на подобное. И как же вы туда отправились, мессир?

– Под видом бродячего торговца, – ответил Рауль. – Но это все пустое. Так что вы можете быть уверены: силы короля именно таковы, какими я описал их и он намерен раздавить Нормандию подобно гнилому ореху. – Юноша плотнее запахнулся в свою багряную мантию, потому что по зале пронесся порыв холодного ветра. – Теперь, мессиры, вы сами видите, мы не в состоянии дать королю Генриху бой прямо на границе, учитывая, какими он располагает подкреплениями. Вам сто́ит выслушать волю герцога. Пусть сервы угоняют скот в леса; нужно убрать корм и зерно подальше от направления движения Генриха, чтобы он не смог найти провиант для своих людей. То же самое будет сделано и к востоку от Сены: этим займется де Гурней. И когда обе армии, углубившись на нашу территорию, окажутся в ловушке, герцог нанесет удар. А вот если мы дадим бой на границе, то нам придется сражаться так, как того желает Генрих, причем в выбранное им время. Тогда как герцог предпочел бы сам выбрать время и место для нанесения удара.

– Но тогда французы сожгут и опустошат весь юг Эврецина! – возразил де Курсель, в первую очередь имея в виду собственные земли.

– Да, они разорят их, – с ноткой нетерпения согласился Рауль, – но если мы примем ваше предложение и встретим их на границе, то французы разорят все герцогство и мы попросту перестанем существовать.

Кто-то в середине стола подал было голос:

– Все это очень хорошо, но во времена Ричарда Сан-Пера…

– Прошу извинить меня, мессир, – перебил его Рауль, – но времена Ричарда Сан-Пера давно миновали.

Получив столь суровую отповедь, любознательный сеньор умолк. Тогда заговорил Роже де Бомон:

– Мы выполним все приказы и повеления герцога. Он опытный и мудрый воин, и, если его поддерживает де Гурней, – что ж, нам этого довольно!

Рауль, искоса взглянув на Жильбера, тут же опустил взгляд, а тот прошептал на ухо Эдгару:

– Если бы старый де Бомон только знал, что сказал де Гурней, выслушав подобный приказ!

– Как и граф д’Э, и милорд Лонгевилль, мессиры, – негромко добавил Рауль.

Эти звучные имена произвели надлежащее впечатление. Неугомонный Жильбер прошептал:

– Разумеется, Вальтер Жиффар всегда говорит то, что хочет услышать герцог, но они-то об этом не знают.

– Однако, по крайней мере, граф д’Э действительно верит в этот план, – возразил Эдгар. – Кстати, он один. Но как искусно лжет Рауль!

А молодой человек уже приступил к рассказу о Совете у герцога, и по его словам выходило: даже Фитц-Осберн, которого все считали сорвиголовой, поддержал герцога в том, что касалось французской кампании. Судя по лукавым искоркам, то и дело вспыхивавшим в глазах Роже де Бомона, Жильбер догадался: тот отлично представляет себе реальное положение дел, зато остальных рассказ Рауля покорил и вдохнул в них веру, так что после непродолжительного обсуждения план был если не одобрен, то принят. Собравшиеся узнали, что восточный отряд возглавят четыре самых важных местных вельможи: де Гурней поведет в бой рыцарей Бре и Вексена; Жиффар Лонгевилль и Гийом Креспен соберут под свои знамена вассалов из Бека и Ко, а граф д’Э станет вожаком рыцарей из Э и Таллу. Герцог же лично возглавит западное крыло армии, которое и будет противостоять королю Генриху, и к нему присоединятся не только люди Ожа, Иемуа, но также все силы Бессена под предводительством Тессона Сингуэлица, а кроме того, бароны Котантена, возглавляемые Главным Ястребом. Эти прославленные имена заставили Хуберта де Харкорта преисполниться гордости, и совет закончился на оптимистической ноте: все его участники уверовали в победу.

По окончании совета состоялся ужин, и к столу из будуара вышла супруга милорда вместе с дочерями, а также Гизела, жена Гилберта де Харкорта, уговорившая мужа взять ее с собой. Она приходилась дальней родственницей Роже де Бомону. За столом Гизела сидела рядом с Раулем. Пожалуй, она была единственным человеком, которому не хотелось говорить о грядущей войне. И, пока Гилберт де Харкорт яростно спорил с Эдгаром относительно порядка ведения военной кампании, а старый Жоффруа де Берне объяснял соседям, как выигрывал свои войны герцог Ричард Сан-Пер, женщина забросала Рауля вопросами о юном Роберте, наследнике герцогства. У нее самой было уже два сына, и через несколько месяцев ей предстояло родить третьего ребенка, так что, когда Рауль признался, что в последнее время милорда Роберта беспокоит кашель, Гизела незамедлительно посоветовала ему снадобье, о котором герцогиня Матильда (будучи иностранкой) могла и не знать.

– Нужно сорвать веточку белой омелы, выросшей над колючим терновым кустом, – с готовностью принялась объяснять женщина, – замочить ее в молоке кобылы, а потом дать милорду Роберту, и кашель как рукой снимет.

Рауль вежливо поблагодарил ее, а Гизела принялась за бекаса под острым соусом, но съела совсем немного, поскольку ее зоркий глаз приметил на столе множество самых разнообразных деликатесов и она вознамерилась перепробовать как можно больше изысканных блюд. Оглядевшись по сторонам, Гизела вслух поинтересовалась, не научит ли ее леди Аделина готовить яблочный мусс и не стоило ли добавить в него чуточку кубебы[40] для остроты. Один из поварят как раз внес из кухни блюдо с кроншнепами, поэтому женщина поспешно доела то, что еще оставалось у нее на тарелке. Птичек подали в керамическом горшочке, и на какое-то время Гизела примолкла, решая, добавлена ли к ним корица или смесь иных сладких трав. Рауль ничем не мог ей помочь, но она в конце концов решила, что туда добавлено всего понемножку, да еще и несколько молотых яблочных зерен в придачу. Внезапно Гизела заметила, что Рауль замолчал, и, подняв на него глаза, увидела – он отсутствующим взглядом смотрит в свой кубок, где на дне еще оставалось немного вина с пряностями. Этот взгляд молодого человека неизменно повергал ее в трепет. Казалось, он отгородился от реального мира, чтобы никто не мог подслушать его мысли. Гизела украдкой смотрела на него с легкой мечтательной грустью и тоской, а он, словно почувствовав на себе взгляд женщины, поднял на нее глаза и улыбнулся. Гизела вышла замуж за Гилберта, настоящего мужчину, крепкого и сильного как бык, но улыбка Рауля запала ей в самое сердце. Устыдившись подобных мыслей, она поспешно отвернулась, понимая, что он – птица совсем иного полета. На мгновение сердце ее пронзило острой болью, однако Гизела сказала себе, что счастлива с Гилбертом и понимает его куда лучше, чем когда-либо сможет понять Рауля. Подавив легкий вздох, она заговорила с Эйдесом, который уже облизывал жирные пальцы, утробно фыркая в ответ.

Хуберт перегнулся через стол, чтобы спросить у Рауля, собирается ли он провести ночь в Харкорте.

– А твои друзья? – добавил он. Рауль согласно кивнул, и Хуберт заявил: – Мне понравился этот сакс. Жаль, что у тебя нет таких плеч, как у него.

– Я предпочту иметь на этих плечах собственную голову, – с широкой улыбкой отозвался Рауль. Молодой человек бросил взгляд на дальний край стола, где все еще ожесточенно спорили Эдгар и Гилберт де Харкорт, используя куски хлеба и кубки с вином для наглядной иллюстрации собственных представлений о ведении военных действий. – Они с Гилбертом совершенно уверены, что провели бы военную кампанию лучше самого герцога.

– На мой взгляд, – заявил Хуберт, – они говорят сущую правду. А теперь скажи мне, Рауль, раз ты такой умный, что означают приказы герцога? Что у него на уме? И что он намерен предпринять?

– Всего лишь дать отпор французам, – ответил Рауль.

– Для этого он выбрал весьма странный способ!

– Не знаю, что тебе сказать, отец. Вильгельм – совсем не дурак.

Эдгар, расслышав последние слова друга, отставил в сторону свой кубок с вином и громко заявил:

– Да, но если мужчина заботится о благе своей страны, он не позволит захватчикам разорить ее.

– Эдгар, ты на три четверти уже пьян, – заметил Рауль. – Будь твоя воля, мы бы отчаянно атаковали обе французские армии сразу, а закончилось бы тем, что Генрих разорил бы все герцогство, а не один его маленький уголок.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – заявил Эдгар с упрямством выпившего человека. – План Вильгельма, может быть, и хитроумен, но какое дело воину до хитростей?

Слова эти были встречены одобрительным ропотом; однако тут Роже де Бомон решил, что пора и ему сказать свое веское слово: