Гридли скованно улыбнулся. Необходимость сплачивать всех этих людей и тащить их за собой начи нала утомлять его, но по-другому нельзя – он в них нуждается. Они успокоятся, если он снова начнет активно ухаживать за Эммой, значит, так и надо поступить. Он даст ей две недели, чтобы оправиться от пожара в курятнике и появления куклы-обеа, после чего развернет против нее новую кампанию. И ужин в честь Драйдена станет отличным поводом возобновить ухаживания за ней.

В действительности Гридли считал, что этих мер недостаточно. Но есть иные способы привести Эмму к алтарю, не имеющие ничего общего с романтикой. Нужно поставить ее перед выбором: либо брак, либо потеря самого для нее дорогого.

Глава 8

Рен нетерпеливо дожидался, пока Майкл закончит завязывать ему шейный платок. Собираясь на званый ужин Артура Гридли, Рен чувствовал себя так, будто надевает не парадный костюм, а броню.

Метафорическое сравнение с битвой возникло не на пустом месте. Гридли не наведывался в «Сахарную землю» в течение двух недель, в которые плантаторы занимались сбором урожая, но Рен не забыл о его корыстных намерениях. Званый ужин знаменовал собой окончание перемирия. Гридли ждал от Рена решения – на чьей стороне он выступит: на стороне плантаторов или Эммы.

– Будьте же терпеливы, мистер Рен! – увещевал Майкл. – Мистер Мерримор требовал совершенства во всем, и вам следует к этому стремиться. – Майкл изо всех сил старался подчеркнуть, что мастерством не уступает лондонскому камердинеру. – Я помогал мистеру Мерримору одеваться, когда он собирался на званые ужины у сэра Артура. Ему нравилось прикалывать булавку именно так. Хотите, я и вашу поправлю?

Рен послушно поднял подбородок, чтобы Майкл мог добавить последние штрихи к его туалету. Тут ему в голову пришла идея.

– Мерримор с Гридли были хорошими друзьями? – спросил он.

Кому, как не личному слуге Мерримора, это знать? Гридли наверняка скорректировал рассказ в выгодную для себя сторону.

Нахмурив брови, Майкл принялся прилаживать булавку.

– Они всегда были на дружеской ноге, но тесные отношения у них завязались лишь в прошлом году. Сэр Артур наведывался каждый день поиграть в нарды или шахматы, а когда мистеру Мерримору нездоровилось, сэр Артур просил меня перенести его вниз и часами читал ему вслух. Он был здесь и когда мистер Мерримор Богу душу отдал, и потом все захаживал, пока мисс Эмме это не надоело. – Отступив на шаг, Майкл заметил: – Так гораздо лучше.

Рен взял с туалетного столика карманные часы на цепочке.

– Она выставила его за дверь, верно?

Рен начал понимать, с чего началась ненависть Эммы к Гридли, но предпочел бы, чтобы она сама ему об этом рассказала. Она, однако, ограничилась замечанием о том, что отвергла ухаживания Гридли, поэтому приходилось добывать недостающую информацию из других источников.

– Мисс Эмма была в трауре, мистер Рен, а сэр Гридли хотел конкретных решений. Вот она и не выдержала, – пояснил Майкл. – Однажды они крупно повздорили. Кричали так, что на кухне было слышно. Слов, конечно, мы разобрать не смогли, только гневные голоса. Да еще звук битого стекла. Потом, когда мы убирали, нашли осколки вазы. Должно быть, мисс Эмма ею в него запустила.

Рен подавил смешок. Он легко мог себе представить эту картину. Она ведь страстная и темпераментная женщина. Кстати, на этом фронте тоже заметны кое-какие перемены. Выигранный им в пари приз послужил своей цели – Эмма пересмотрела свое отношение к Рену. А ему только того и надо было. Он хотел, чтобы она перестала считать его своим врагом. Эмма должна понять, что он хороший партнер и способен помочь ей и «Сахарной земле», конечно, если ему это будет позволено.

Может быть, не приветствуя его в качестве делового партнера, она примет его как друга или даже любовника. Его дело предложить. Эмма – красивая женщина, сознающая свою притягательность и небезразличная к нему.

– Благодарю вас, Майкл. Дальше я справлюсь сам.

Улыбнувшись, Рен отпустил камердинера, строго-настрого наказав не дожидаться его возвращения. Рен сам может раздеться, а Майклу на следующий день рано вставать. Рен уже усвоил, что во время сбора урожая все просыпаются ни свет ни заря. Время очень важно, поэтому все выходят работать в поле, включая его самого и Эмму.

Рен поразился, как много нужно людей, чтобы поддерживать нормальную работу плантации. Частично из-за дефицита рабочей силы, а частично из-за магии обеа Эмма смогла заполучить только две трети требуемого количества рабочих рук. Все силы были брошены на уборку урожая, другие дела до времени отложили в сторону. Рен с Эммой наравне с работниками срезали стебли и укладывали их на тележку. То был очень тяжелый труд. Лондонские друзья подняли бы Рена на смех, если бы увидели, как он гнет спину на плантации.

К счастью, «Сахарная земля» почти завершила уборку, в отличие от других плантаций, на которых еще вовсю кипела работа, которая могла продолжиться до конца месяца.

Рен с удовольствием потянулся, разминая затекшие от долгой тяжелой работы мышцы. Он не возражал. Ему нравилось заниматься физическим трудом на благо семьи, он знал, что делает это ради обеспечения их финансовой стабильности. Скоро урожай будет убран, и у него появятся деньги для отправки домой, предположительно, много денег.

Он представлял, как, получив уведомление, Сара вздохнет с облегчением, а Анализа, весело рассмеявшись, примется кружиться по комнате, представляя, сколько лент сможет накупить в деревенской лавке. Сара, радуясь тому, что они спасены, купит ей ленты, а для Тедди – лакричные конфеты. Она вернется в Лондон как ни в чем не бывало и найдет себе хорошего мужа, а через несколько лет Анализа последует ее примеру.

Это будет первый из многих следующих денежных переводов. К сожалению, сам он не сможет отпраздновать успех с семьей, потому что его присутствие требуется на плантации, но это малая жертва, принесенная им на алтарь финансового благополучия семьи. Покидая Англию, Рен отлично понимал, что назад пути не будет. Возможно, через несколько лет он приедет ненадолго погостить, но жизнь его отныне здесь, на Барбадосе, и она поглотит его целиком. Говоря по правде, он ничуть не возражал. Лондон давным-давно утратил для него привлекательность. Если бы не сильное чувство сыновнего долга, он бы, вероятно, уехал с Киттом. Но он наследник, а Китт всего лишь второй сын, поэтому их дороги в жизни разошлись.

Еще раз бросив взгляд в зеркало, Рен довольно улыбнулся. Он покинул Англию всего пять недель назад, но произошедшие с ним перемены уже налицо. Волосы посветлели и стали ближе к цвету озимой пшеницы, чем дикого меда. Лицо загорело, руки и грудь тоже – от многочасовой работы обнаженным по пояс под палящими солнечными лучами. Он улыбнулся, подумав, что жаркие, солнечные лучи едва ли изменили цвет лица сэра Артура Гридли: Эмма как-то заметила, что тот не любит принимать участие в полевых работах.

Удовлетворенный своим видом, Рен взял приготовленную для него Майклом накидку. Ему казалось глупым надевать ее таким теплым вечером, но Майкл заверил, что званые ужины у сэра Артура всегда проходят с соблюдением этикета. Как-никак, никто не пойдет на войну без надлежащей амуниции.

Эмма ожидала его в гостиной, стоя у окна. Когда она повернулась к Рену, у него перехватило дыхание. Она выглядела потрясающе и очень экзотично. Женщина, которая бок о бок трудилась с ним в поле, одетая в бриджи и сапоги, впрочем, она и тогда была по-своему привлекательна, обернулась настоящей леди, достойной высшего лондонского общества.

Черные волосы Эммы были высоко подняты и украшены жемчужинами. Эта прическа подчеркивала изящный изгиб ее шеи и казалась одновременно скромной, и соблазнительной. На груди Эммы поблескивала тоненькая золотая цепочка, обманчиво простая, но, без сомнений, дорогая. Украшение удивительно ей шло, золото прекрасно сочеталось с насыщенным коралловым цветом вечернего платья. В Лондоне такой оттенок сочли бы скандальным, слишком смелым по сравнению с традиционным белым или розовым облачением дебютанток, но на острове среди сочной зеленой травы и лазурного неба яркий цвет смотрелся органично.

Цвет платья гармонировал и с черными волосами, темными глазами и загорелой кожей Эммы. А его покрой подчеркивал все достоинства ее фигуры: глубокий вырез позволял любоваться хрупкими плечами и великолепной грудью, приподнятой тугим корсажем, пышные юбки соблазнительно вились вокруг крутых бедер.

– Я думала, это мужчине положено ждать, пока женщина будет готова, – со смехом заметила Эмма, одобрительно окидывая Рена взглядом с головы до ног.

Взяв со стула накидку, Рен помог Эмме надеть ее, на мгновение коснувшись обнаженных плеч молодой женщины.

– Уверяю вас, меня стоит подождать, – ответил Рен, ощутив под пальцами шелковистую кожу Эммы.

– Мне еще никогда не приходилось дожидаться такого невероятно заносчивого типа, – с хитрой улыбкой отозвалась она.

– Не думаю, чтобы вы возражали, – рассмеялся в ответ Рен, наслаждаясь флиртом.

Он предложил ей руку, надеясь, что сегодня ему удастся развернуть наступление на любовном фронте. С тех пор как они поцеловались, он пребывал на грани срыва. Ежедневная работа бок о бок с Эммой обострила его сексуальное желание, и пять недель вынужденного воздержания лишь усугубили ситуацию.

Экипаж, открытое ландо, уже ожидал у крыльца. Как подобает истинному джентльмену, Рен усадил Эмму лицом по направлению движения, а сам устроился напротив. Он знал, что женщины внимательно следят за соблюдением мужчинами правил хорошего тона, и сейчас ему, как никогда, хотелось добиться благосклонности. «Уступи мне, Эмма, – мысленно заклинал он. – Ты тоже меня хочешь, прекрати же мучить нас обоих».

Рена влекло к Эмме с того самого момента, как он сошел из повозки Китта и увидел ее стоящей на крыльце. Их поцелуй был не только стратегическим шагом – Рену нравилось соблазнять ее, видеть, как при его приближении едва заметно напрягается ее тело, как учащается биение жилки у основания шеи, как в ответ на его заигрывания ее глаза темнеют от страсти.