– Буду вам очень признателен, – отозвался он нейтральным тоном, гадая, пришел ли Гридли по собственной инициативе или был делегирован соседями. Подобное прощупывание украдкой было Рену не в новинку, так как мало чем отличалось от проверок новых членов в мужских клубах Лондона.

– Эмма не виновата, – поспешно добавил Гридли. – Это все треклятая ремесленная программа. На бумаге выглядит гладко, но на деле стоит плантаторам целого состояния, да и работников не так-то просто найти.

Рен вопросительно поднял бровь, призывая Гридли пояснить свою мысль. Тот намек понял.

– Согласно новой системе, бывшие рабы получили право решать, хотят ли они и дальше работать на плантации, и выбирать хозяина по своему разумению. Мы не можем их принуждать. А они, естественно, ищут места, где платят больше, а требуют меньше. – В последней фразе заключалась жалоба на Эмму. – Она кормит их три раза в день и разве что одеяло на ночь не подтыкает, – с презрительным смешком добавил Гридли. – Вы и сами вчера стали свидетелем проявления ее заботы после обнаружения куклы-обеа.

– Вы подобное равноправие осуждаете? – уточнил Рен, внимательно всматриваясь в лицо Гридли и понимая, что этот человек явился сюда вовсе не с визитом вежливости. На кону нечто большее. Может, подоплека носит политический характер? Или экономический? Или социальный?

– Я осуждаю, когда действия одного человека не дают другому достойно зарабатывать на жизнь, – прямо ответил Гридли, а Рен бросил взгляд на его дорогие сапоги. Похоже, действия Эммы не сильно ущемляют Гридли.

Плантатор попытался сгладить свои слова взмахом руки.

– Эмма не понимает, что к чему. Уж слишком она мягкосердечная, но и импульсивная тоже, а это, сами понимаете, не лучшее сочетание для бизнеса. Она не способна увидеть картину в целом и последствия, которые ее действия будут иметь для всех нас. – Он говорил с жаром и яростью.

Рену подобное объяснение характера Эммы не понравилось, и он сам себе удивился: с чего это ему захотелось защищать женщину, которая ясно дала понять, что на дух его не переносит? Но Гридли его возмутил – хорош гусь, нечего сказать: пришел в гости к соседке, пьет ее вино и ее же очерняет в глазах едва знакомого человека!

– Возможно, вы к ней слишком строги, – предположил Рен. – Она полагает, что действует в интересах вверенной ей плантации.

Гридли мгновенно посуровел:

– Но весьма серьезные последствия ускользают от ее внимания. Есть мы, и есть они, и их значительно больше. Если мы не будем держаться вместе, скоро они потребуют выделить им места в ассамблее – или захватят их силой.

Его слова поразили Рена, он понял, что имеется в виду. Белое население острова многократно уступало по численности бывшим рабам – соотношение было примерно один к десяти – что, разумеется, порождало напряжение. Находящиеся в меньшинстве плантаторы держали в своих руках всю законодательную власть, а бывшие рабы имели численное преимущество и представляли собой внушительную силу, способную нанести сокрушительный удар.

Восстание, успешное восстание, было возможно и даже вероятно. Еще живя в Лондоне, Рен узнал, что они случались на других островах Западной Индии. Люди вроде Гридли верили, что подобные бунты против власти неизбежны и защитить себя можно одним-единственным способом – узаконить карательные меры.

Но, даже понимая логику плантаторов, Рен был с ней не согласен. Подобное вольнодумство роднило его с Эммой, а вот Артур Гридли и прочие соседи, узнай они об этих его идеях, в восторг точно не придут. Из предосторожности он не спешил обнародовать свои взгляды.

– Может, работая вместе, людям удастся найти общий язык? – предположил Рен.

Ему не хотелось ни лгать Гридли, ни открыто объявлять о своем с ним несогласии. Однако, долгое время плавая в мутных водах лондонского света, он уяснил, что некоторые мосты ни в коем случае не следует сжигать. Если Эмма уже так поступила, Рен тем более не имеет права следовать ее примеру, ведь на кону благополучие «Сахарной земли», хотя он и поддерживает отмену рабства и даже идею перераспределения мест в ассамблее для более точного отражения картины действительности.

– О каком общем языке может идти речь? – отрывисто и грубо отозвался Гридли. – Когда вы лучше познакомитесь с островом, поймете, что я имею в виду. У нас нет бесхозной земли, она вся в собственности. Получившие свободу рабы хотят иметь свои наделы, но где их взять? Не дробить же имеющиеся плантации! – Оборонительный тон его голоса не вязался с высказываемыми убеждениями.

Значит, он лжет. Земля таит в себе реальную угрозу. Плантаторы боятся, что Британия примет законопроект, разрешающий отъем территорий в пользу бывших рабов. Рен задумчиво кивнул, соглашаясь на предложенный Гридли второй бокал фалернского вина. Рен не сомневался, что, вступи подобный закон в силу, Артур Гридли с оружием в руках встанет на защиту целостности своих владений.

– Но довольно о политике, вы и так скоро сами все поймете, – заключил Гридли, снова напуская на себя добродушный вид.

Каким же богатым диапазоном эмоций он обладает! То он серьезен и фанатически привержен роли, то вдруг превращается в беззаботного весельчака.

– Что же до старающейся изо всех сил Эммы, это другой вопрос. Мы все понимаем, какая громадная ответственность на нее возложена. Так быть не должно. Ее хрупкие плечи не предназначены для тяжкого бремени, но она не желает слушать советов.

Говоря «мы», Гридли, очевидно, имел в виду коллектив соседей. Кстати, все они мужского пола.

– О каких советах идет речь? – поинтересовался Рен, хоть и догадывался, каким будет ответ. Даже зная ее совсем непродолжительное время, он понимал, что любое предложенное соседями решение будет воспринято ею как посягательство на ее независимость.

– Об обычных, – внушительно проговорил Гридли. – Я был очень близок с Альбертом Мерримором, особенно в последний год его жизни. Он тревожился об Эмме, о ее дальнейшей судьбе, понимая, что его дни на этом свете сочтены. Я пообещал, что буду присматривать за ней. Если она захочет отправиться в Лондон, я прослежу, чтобы это было исполнено. Пожелай она остаться здесь, я поддержу ее и в этом. Мы же соседи, наши плантации расположены рядом, конечно, я позабочусь о подопечной Альберта.

– Вы с ней говорили? – Рен вернул разговор в интересующее его русло. – Что она ответила?

– Решила остаться здесь. – Гридли печально улыбнулся. – Но женщине самостоятельно очень трудно управлять плантацией, поэтому я предложил ей выйти за меня замуж. Она отказалась. – Его глаза были исполнены чисто мужского сожаления о том, что нечто очень для него ценное выскользнуло из рук. – Позже я спрошу ее снова. Теперь я понимаю, что действовал слишком поспешно в своем стремлении исполнить данное Артуру обещание. Эмма оплакивала утрату и одновременно разбиралась с завещанием и поместьем. – Он бросил на Рена косой взгляд. – А также привыкала к мысли о прибытии родственника, имеющего подавляющее большинство акций. Конечно, она была не в состоянии оценить мое предложение руки и сердца по достоинству.

Так вот что Гридли на самом деле хотел обсудить! Что у него виды на Эмму! Рен посмотрел на него другими глазами. Он не просто сосед или даже влюбленный в Эмму мужчина. Он был близким другом кузена Мерри, предпринявшим попытку жениться на его подопечной. И сделает это снова, вне зависимости от того, что думает по этому поводу Эмма.

Даже если бы Эмма питала пылкие чувства к Гридли, Рену их союз был совершенно невыгоден, ведь Эмма – владелица второй доли плантации. У него возник закономерный вопрос о причинах настойчивости Гридли. Но вопрос этот был в большей степени риторическим, потому что Рен не мог допустить, чтобы Гридли одержал победу.

В его душе проснулся дух состязательности. Не только Эмма нуждается в защите, но и он сам и его семья. Стань Эмма женой Гридли – и Рену придется делить плантацию с ним. Одно дело – сидеть рядом с Гридли, потягивая фалернское, и совсем другое – сделаться его деловым партнером. Эта перспектива вовсе не пришлась Рену по душе. Шестое чувство подсказывало, что и кузен Мерримор этого не хотел бы. Рен задумался о том, чтобы выкупить долю Эммы. Интересно, не повлияет ли на матримониальные планы Гридли то обстоятельство, что у невесты больше нет собственности?

– Вы прибыли как раз вовремя, Драйден, – заметил между тем Гридли.

Усилием воли Рен заставил себя сосредоточиться на разговоре. Начало он, должно быть, пропустил.

– То есть? – удивился Рен.

Гридли коротко хохотнул:

– Вы ей и втолкуете, что лучше всего предпринять для «Сахарной земли». Не может же она управлять плантацией в одиночку до конца своих дней, ставя под угрозу ее жизнеспособность.

Заметив мрачный блеск в глазах Гридли, Рен призадумался. Он явно печется не о способности Эммы принимать сельскохозяйственные решения, а о ее «личном благополучии».

– Сделаю все, что в моих силах, чтобы оправдать веру кузена в меня, – честно ответил Рен, и подумал: «Даже если мои действия пойдут вразрез с ожиданиями Гридли».

Воспользовавшись возможностью завершить разговор, Рен поднялся с кресла-качалки. Для одного раза пищи для ума вполне достаточно. Гридли прекрасно справился с ролью посланника, возложенной на него анонимными пока соседями. Передал все, что следовало, включая и предупреждения. Возможно, даже больше, чем следует. Достаточно ли эти соседи прозорливы, чтобы понять: Гридли печется прежде всего о собственном благе. Мотивы Гридли ясны. Он из тех людей, кто поступает так, как выгодно ему самому.

Гридли протянул руку:

– Был рад встрече, Драйден. Хочу устроить ужин в вашу честь, представить вас обществу. Как только все будет готово, дам Эмме знать.

– Жду с нетерпением.

Рен проводил гостя, понимая, что следующий ход за ним. Гридли проявил инициативу, объяснил правила игры и теперь вместе с соседями ожидает ответной реакции. Что ж, он приготовит им сюрприз. О сахарном тростнике ему известно очень немногое, зато он отлично знает правила игры в обществе, и способен понять, когда что-то затевается. Похоже, Эмме Уорд придется пересмотреть свое мнение о том, что у нее все под контролем.