— В деревне есть несколько человек, которые, получив вознаграждение, будут держать язык за зубами, — пробормотал Рис. — Если я пошлю домой записку, твой слуга и кучер могут через пару дней встретить тебя по дороге.

Энн пристально посмотрела на него и поднялась с кровати.

— Значит, ты все же решил отослать меня в Лондон? Тогда почему велел уехать кучеру Саймона?

Рис судорожно вздохнул, когда она произнесла имя его лучшего друга… его брата. Она понятия не имела, как глубоко это имя ранит его.

— Потому что я не хочу вмешивать в это Саймона, — проворчал Рис и отвернулся, чтобы скрыть свои чувства. — Но ты должна вернуться в Лондон.

Ее рука легла ему на плечо. Тут он в конце концов осознал, что до сих пор не застегнул рубашку, и повернулся к ней лицом.

— Рис, я уже сказала тебе, что не уеду.

Энн мягко закрыла ему рот двумя пальцами, останавливая слова, готовые сорваться с языка. Но теперь Рису хотелось сделать нечто другое ртом и языком, пока Энн не закроет глаза и не подчинится его воле тем или другим образом.

Он замер и попытался думать о чем-нибудь ином, что могло бы сделать его эрекцию менее заметной.

— Я ведь не какой-то докучливый ребенок, которого ты можешь прогнать, — тихо сказала Энн. — Когда нас объявили мужем и женой пред лицом Господа и нашими друзьями, это все изменило. Я не покину тебя, даже если ты заявишь, что хочешь этого. Я дала клятву и сдержу ее.

Рис пристально смотрел на жену. С тех пор как Саймон открыл ему правду о его рождении, он чувствовал себя таким одиноким. Здесь не было ни покоя, ни друга или наперсника, чтобы поделиться своими душевными страданиями.

Он знал, что Энн могла быть другом и наперсницей. Он видел ее такой по отношению к другим людям, и если б он рассказал ей правду, она без колебаний предложила бы ему поддержку и утешение.

Энн сделает это даже в ущерб себе.

Да, он может передать все свое горе и позволить ей нести его хотя бы временно. Он может на нее положиться.

— Рис? — тихо произнесла Энн.

Он тряхнул головой, отгоняя привлекательную мысль.

О чем он думает? Он не собирается изливать ей душу наподобие какого-нибудь глупого романтического героя. Или открывать кому-либо свои тайны, даже собственной жене. И не только потому, что не в его характере быть таким сентиментальным и безвольным.

Нет, он должен хранить свои тайны, чтобы защитить ее. Когда правда о его рождении станет известна обществу, да еще масла в огонь подольет шантажист, распадется вся его жизнь, но и жизнь Энн тоже.

Однако если он скроет от нее правду, тогда она без зазрения совести может заявить о своем полном неведении, и ей поверят. Когда она будет выглядеть жертвой, общество выразит сожаление, что ей так не повезло с мужем.

Они, конечно, расстанутся. Он передает в ее собственность лондонский дом, и каждый из них пойдет своим путем, словно их брака вообще не было. У Энн много друзей и влиятельная семья, так что она способна выдержать бурю и даже снова найти одобрение общества. Хотя путь будет долгим, он приведет ее к лучшей жизни.

Но только если он не позволит ей стать участницей его скандала. Что бы ни произошло с ним самим, для защиты Энн он воспользуется даже ничтожной возможностью.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь, Рис, — прошептала она. — Прошу тебя.

Он с трудом сглотнул. Хотя его слова будут восприняты ею как жестокость, он считал это добрым делом. Иного пути нет.

— Я… я не хочу тебя, Энн. Я не хочу быть твоим мужем.

Она моргнула, глаза у нее расширились от потрясения и боли. Рис ненавидел себя за то, что сделал, за то, что унизил ее подобным образом. Но так будет лучше, так и следовало поступить, это…

Прежде чем он смог закончить мысль, Энн размахнулась и дала ему пощечину.

— Как ты смеешь? — процедила она. — Как ты смеешь говорить мне это?

Рис кивнул, дожидаясь пока утихнет боль в щеке. Он заслужил ее гнев, возможно, теперь она уедет. Но, Боже, как он этого не хотел!

— Энн, — произнес он, надеясь вернуть себе некоторое преимущество.

Она снова замахнулась, однако на этот раз он успел перехватить ее руку и прижать к себе, чтобы она не смогла его ударить. Энн пыталась вырваться, извиваясь всем телом, но когда поняла, что это безнадежно, прекратила сопротивление.

В этот момент, держа ее в объятиях, Рис забыл все причины, по которым она должна уехать. Он не сознавал, что хочет поцеловать ее, пока их губы не встретились. И это был отнюдь не целомудренный, робкий поцелуй. Нет, от такого поцелуя теряют голову.

Раньше во время интимной близости Рис только выполнял супружескую обязанность, пытаясь сосредоточиться на других вещах, чтобы не дать волю своим чувствам и не потерять самообладание. Но сейчас… он был просто не способен на это. Он чувствовал каждый дюйм ее тела, каждый изгиб ее спины, каждый вздох. В этот божественный момент он забыл всю боль и ложь, которые привели ее сюда, к нему.

Тем не менее даже сейчас он знал, что это нужно прекратить. Какая-то маленькая часть его оставалась под полным контролем, и эта часть наконец заставила Риса внезапно отступить.

Он не поддержал Энн, которая пошатнулась, когда он так неожиданно выпустил ее из объятий. Нет, он совсем не хотел, чтобы она упала. Он боялся, что если опять прикоснется к ней, то будет уже не способен прислушаться к голосу разума, напоминавшему о приличиях. А это недопустимо. Теперь он должен обращаться с Энн так, словно она ему больше не жена.

Покачав головой, Рис взглянул на нее. Она сумела устоять и дрожащими руками пригладила юбки, прежде чем поднять глаза. Ни ужаса, который он мог вызвать своим бесцеремонным обращением, ни страха, ни даже гнева Рис не увидел.

Напротив, в ее зелено-голубых глазах было торжество. Скрестив руки на груди, Энн чуть заметно улыбнулась ему.

— Ты прав, Рис. Теперь я вижу, что ты не хочешь меня.

Ее легкий сарказм вызвал у него расстроенный вздох. Он всегда ненавидел сложности, а эту создал сам, потому что не смог контролировать себя.

— Энн, — процедил он сквозь зубы, — ты не понимаешь.

— Тогда объясни, Рис. После всех этих лет ты должен бы знать, что я не дура. Я хочу выяснить, почему ты бежал из Лондона, от своих обязанностей и от меня. А поскольку я не собираюсь уезжать, у тебя будет много времени, чтобы рассказать мне все, чем ты боишься поделиться.

Рис потер небритое лицо.

— Зачем, Энн? Почему ты не можешь просто верить мне, что для тебя будет лучше вернуться в Лондон и забыть все это. Забыть нашу помолвку, забыть нашу женитьбу.

На этот раз его слова не вызвали гнева. Однако в глазах Энн он увидел такую боль, что был почти заворожен ее силой.

Когда она заговорила, ее слова перевернули всю его жизнь вверх дном.

— Потому что я люблю тебя, Рис Карлайл, — прозаично сказала она, будто сообщая, что собирается на верховую прогулку. — И всегда любила.

Едва Энн произнесла эти слова, как тут же пожалела о них. О, она часто представляла, как однажды признается Рису в любви, но, естественно, не при таких обстоятельствах. И уж конечно, в ее девичьих мечтах он бы не смотрел на нее с таким выражением, какое у него часто бывало при разговоре с отвратительными для него людьми.

— Ты это сказала просто так, — произнес Рис голосом спокойным и даже равнодушным, словно она изрекла некую банальность.

Энн закрыла глаза. Свое чувство она уже выразила и хотела быть уверенной, что не повторит ошибку. Прежде чем ответить, следует обдумать все свои возможности.

Она могла открыть глаза, улыбнуться и подтвердить, что имела в виду не то, о чем сказала. А потом вернуться в Лондон. Наверняка Рис будет счастлив.

Но всю жизнь она пыталась сделать Риса счастливым. И его отца. И общество. И любого, кроме себя. Она страстно хотела его, тех проблесков доброты в нем. Она стремилась к браку по любви, к надеждам и мечтам, которые вселили в нее романы и волшебные сказки. Если она теперь уедет, то ее друзьями, ее любовником останутся только мечты и сожаления.

— Я не могу, — открыв глаза, прошептала она.

— Что? — спросил Рис.

Она покачала головой.

— Тебе ведь было бы спокойнее, если б я тебя не любила.

— Это глупое влечение, Энн. У нас был брак по договору. Его устроили наши родители. Я никогда не претендовал на что-то большее или меньшее. Но если я как-нибудь ввел тебя в заблуждение…

Энн прервала его, невесело рассмеявшись:

— Нет. Ты никогда не давал мне оснований думать, что любишь меня. Когда мы были моложе, ты мог быть дружелюбным. Когда умерла моя мать, ты мне сочувствовал, даже был добрым, если считал, что этого не видит твой отец. Спустя годы я порой замечала, как ты смотришь на меня… но ты всегда отводил взгляд, и я знала, что напрасно льщу себя надеждой.

Рис поморщился, словно от боли, однако промолчал. И было непонятно, то ли он позволял ей высказаться, то ли ее признание лишило его дара речи.

— Сердцу не прикажешь, Рис. А мое любит тебя с тех пор, как я увидела тебя.

Он прищурился, скривив рот.

— Пожалуйста, не говори подобных вещей.

— Почему? — Ее тон не отражал всей обиды на мужа за его холодное безразличие к ее чувствам. — Потому что сам не позволял себе никаких чувств? Потому что избегал любви так же, как гнева и боли? Потому что сейчас произошло непредвиденное, что заставило тебя испытать эти чувства, и это…

— Нет! — Рис схватил Энн за плечи. Она смотрела ему прямо в лицо, полное отчаяния и всех чувств, в отсутствии которых она его обвиняла. — Потому что я не могу, черт возьми. Ты не понимаешь, но я стараюсь тебя защитить.

Она дернула плечами, сбрасывая его руки.

— Ты всегда говоришь это, как будто знаешь, кому и что лучше. Но ты ошибаешься. Пойми, я не хочу твоей защиты, Рис. Я хочу чего-то более глубокого, намного более важного, чем это.