— Очень хорошо. Я вернусь.

— Надеюсь, что так.

Он чувствовал ее боль и раздражение, которое Энн долго сдерживала, но в этот момент не мог ничего поделать.

Пока они с Саймоном шли к его кабинету, Рис обнаружил, что думает о жене, а не о предстоящем разговоре с другом. Он сегодня обидел Энн, хотя не знал чем, и мог только надеяться, что она все поймет, когда узнает правду.

Они вошли в большую аккуратную комнату, которую Саймон называл своим кабинетом, и друг закрыл за ними дверь. Рис огляделся. Он сотни раз бывал в этой комнате, теперь она казалась ему незнакомой, зловещей, хотя здесь все оставалось по-прежнему. Это он изменился.

— Хочешь выпить? — спросил Саймон, открывая коробку с сигарами.

Рис отказался:

— Полагаю, мне лучше сохранить голову ясной для того, что мы собираемся обсуждать.

Закрыв коробку, друг сел и улыбнулся:

— Благодарю тебя за то, что ты сказал Лиллиан. Она еще не освоилась с ролью герцогини, и твое признание много для нее значит.

Рис нахмурился:

— Учитывая теперь мое положение, я сожалею, что не сделал этого раньше. Я был неоправданно жесток с ней и ненавижу себя за это.

Саймон смотрел на друга, не отрицая его прежнюю жестокость, но и не осуждая.

— К счастью, мы всегда можем измениться.

— Неужели? — спросил Рис с показным смехом.

— Да. И я чувствую, ты изменился с тех пор, как мы виделись последний раз.

— Конечно, изменился. Я уже не тот, кем себя считал.

— Я не это имел в виду. Когда ты исчез, я очень за тебя беспокоился, мой друг.

— И поэтому так безрассудно отправил за мной жену?

Саймон пожал плечами:

— Остановить Энн было невозможно.

Рис кивнул. Он уже смог убедиться, насколько она упорна, когда это касается ее взаимоотношений с ним. Ее непоколебимая преданность была одной из восхитительных черт характера Энн.

— Потому что она любит меня, — сказал Рис.

— Да. Я понял это еще до того, как вы поженились, и она доказала свою любовь, когда ты сбежал. Признаться, я удивлен, что ты осознаешь этот факт, поскольку ты никогда не понимал чувств других.

— Боюсь, я и теперь не силен в этом. Энн сама призналась мне в любви.

Саймон тихо засмеялся, но тон его был серьезным, когда он сказал:

— Вот это я могу понять. А что ты чувствуешь к ней?

Друг задал вопрос, ответ на который мучал Риса с того момента, как он увидел Энн на берегу моря. Он не хотел анализировать свои чувства к жене, он вообще не хотел испытывать к ней каких-либо особых чувств. Да и не важно, что он чувствовал или хотел чувствовать, — ведь он все равно не мог этого иметь. Он не мог иметь Энн.

— У меня нет выбора: я должен ее покинуть.

Саймон вскочил, глядя на него с таким ужасом и возмущением, что Рис устыдился.

— Ты, должно быть, шутишь? — Саймон подошел к бару, налил стакан виски и залпом выпил его.

— Боюсь, как никогда серьезен, — ответил Рис.

— Но ваш союз узаконен, скреплен брачными отношениями и совершенно официален. Ты не можешь его аннулировать, развод практически невозможен. Думаешь, ты можешь просто взять и уйти от нее? Полагаю, Энн уже доказала, что ты глубоко ошибаешься.

Рис кивнул:

— Да, один раз. Но больше она этого не сделает. Я уже объяснил ей, что мы должны жить раздельно, это для нас единственно правильный выбор.

— Значит, ты объяснил ей, почему сбежал?

— Нет, я скрыл правду, чтобы защитить ее. Тогда она может честно сказать, что, выходя за меня замуж, не знала о моем происхождении.

— Но ты мог бы открыть ей правду сейчас, — резонно заметил Саймон.

— А неизвестный никому шантажист? Этот субъект может открыть ей правду раньше, чем я успею с ним разобраться. В этом случае будет лучше, если Энн с таким же потрясением узнает тайну моего происхождения, как и все остальные. Могу лишь надеяться, что это хоть отчасти защитит ее.

Саймон недоверчиво фыркнул:

— Ты не можешь рассчитывать, что скандал вообще не коснется ее.

— Я и не рассчитываю. Но если мы будем жить раздельно, у нее появится шанс перенести этот скандал с меньшими потерями.

— Рис!

— Нет, если я таким способом освобожу Энн, общество может смотреть на нее как на жертву человека, которого многие уже презирают. А с поддержкой отца и с помощью друзей она сумеет выдержать бурю.

— Не так уж тебя ненавидят, как ты думаешь, — не слишком уверенно возразил Саймон.

— Ты знаешь, кого я встретил на побережье?

Саймон тяжело вздохнул.

— Кого?

— Калеба Толбота. Он был на деревенском празднике, где присутствовали мы с Энн.

— Трудно представить тебя на деревенском празднике, но продолжай. Как там оказался Толбот? Он уже больше года не появляется в свете.

— Понятия не имею. Он был пьян и несчастен, так что вряд ли он пришел туда ради удовольствия. Но я с ним разговаривал, Саймон. Даже пытался извиниться перед ним за свое поведение.

— И что же Толбот ответил на твои извинения? — тихо спросил его друг.

— Скажем так, его реакция не была прощением. — Рис покачал головой. — Думаю, большинство людей предложат мне аналогичный ответ. Я даю им мало оснований для милосердия и сострадания.

Несколько раз глубоко вздохнув, Саймон посмотрел на него, и теперь Рис увидел в глазах брата твердую решимость.

— А тебе не приходило в голову вообще скрыть правду от всех? — спросил тот с легкой дрожью в голосе.

— Конечно, приходило. — Рис нахмурился и сжал кулаки. — Я обдумывал различные варианты, и этот был первым. Скрыть правду и жить дальше, как будто ничего не произошло.

— Да, — согласился друг. — Это защитило бы твою мать, твою семью, и ты мог бы остаться с Энн.

Рис закрыл глаза. Конечно, брат должен знать, что предлагает ему счастье, но ставка здесь больше, чем просто защита репутации семьи.

— Ты прав, намного спокойнее думать, что я могу скрыть это, но… Возможно, лучше, если правда выйдет наружу.

— Ты не можешь так думать!

— Могу. До того как я узнал, что ты мой брат, я сказал тебе, что общество имеет право знать правду. Если даже закон позволяет незаконнорожденному сохранить в браке свой титул, общество должно быть осведомлено, а этот человек должен осознавать последствия.

— Значит, несмотря на перемены в тебе, происхождение и родословная остаются для тебя главными? — с отвращением процедил Саймон. — Они до такой степени тебе важны, что ты, вместе со всей семьей, готов взойти на костер?

— Мой отец… последний из герцогов Уэверли почти ежедневно внушал мне ценность чистоты происхождения. Титул Уэверли имеет громадное влияние, поэтому не может принадлежать человеку с примесью чужой крови. Он не имеет права вести себя так, словно правды не существует.

— Когда-нибудь я расскажу тебе все, что узнал о двуличности нашего отца. Когда-нибудь. А сейчас я просто скажу, что понимаю твои метания. Но поверь мне, иногда лучше жить с ложью, потому что правда, как ни странно, может причинить только вред.

— Неужели ты не понимаешь? — спросил Рис. — Открыв правду, я смогу восстановить родословную.

— Восстановить родословную? — недоуменно повторил Саймон.

— Да. Если мы с Энн расстанемся, это не только защитит ее от скандала. Мы не сможем произвести детей, наследников с моей кровью. Значит, после моей смерти родословную продолжит настоящий Уэверли, к которому перейдет и титул. Найдется дальний кузен…

— Никакого дальнего кузена нет, Рис. Пока ты отсутствовал, я провел некоторые расследования. Ты последний Карлайл по мужской линии, так что не имеет значения, откроется правда твоего происхождения или нет. Если у тебя не будет сына для передачи ему титула, он перейдет к Короне. Ты знаешь, кому они его отдадут? — Рис покачал головой. — Вероятно, простому человеку, который или чем-то услужил, или щедро заплатил Короне. Без родословной, с малой долей благородной крови, которую ты столь высоко ценишь. А твоя семья, твоя мать, твои сестры, твоя жена будут жить с клеймом твоего признания. Ради чего?

Рис сжал кулаки. Он давно знал, что у его «отца» нет близких родственников по мужской линии, но чтобы не нашлось какого-нибудь дальнего… Внезапно мысль сохранить молчание и защитить всех, кто ему дорог, опять стала вполне приемлемой. Если не считать одного факта.

— Ты кое-что забыл, Саймон. Ведь скоро объявится шантажист. Через неделю? Самое большее через десять дней. Негодяй с подлыми намерениями, который знает тайну и может открыть ее в любой момент с ужасными последствиями. Дело не закончится только потому, что я этого хочу. Пока я не разберусь с ним, угроза скандала остается.

Саймон закрыл глаза. Потом кивнул, проведя рукой по лицу:

— Хорошо, давай отложим спор о конце твоего брака или о том, кем ты себя теперь считаешь. Ты прав. Есть шантажист. Пора, видимо, поговорить об этом и решить, что мы будем делать.

Глава 14

Рис почувствовал дурноту, как всегда, когда позволял себе думать о безымянном, безликом негодяе, державшем в руках унижение всей его семьи.

— Ты что-нибудь выяснил об этом… субъекте?

Саймон презрительно кивнул:

— Тебе знакомо имя Ксавье Уоррен?

Рис задумался, пытаясь вспомнить.

— Кажется, да. Не он ли был замешан в каких-то махинациях несколько лет назад? Мы что-то обнаружили насчет его и твоего отца. Нашего отца.

Саймон шагнул к нему, сжал его руку и кивнул:

— Да. Как только я столкнулся с первой угрозой шантажа, я сразу навел справки, и мне часто встречалось имя Уоррена. Похоже, он с нашим отцом общался довольно тесно.

Саймон вдруг замолчал, и Рис увидел в его глазах боль. Это положение в равной степени было мучительным для них обоих.