– Цыц, окаянная… Чего расшумелась? Не узнала, что ли? Это ж свои… Это ж соседка наша… Добрый вечер, Ариночка!

– Ой, Юрий Петрович! Как хорошо, что я вас встретила… Вы домой идете? Можно, я с вами в подъезд войду?

– Да ради бога, конечно… А что случилось? Вас кто-то напугал, да?

– Да, напугал… Там, на скамейке, мужчина сидел, и у него такой взгляд был… Нехороший. Мне показалось, он хотел за мной в подъезд войти.

– Да что вы, Ариночка, не бойтесь! Вам наверняка показалось, у нас двор спокойный.

– Да… Но ведь нет никого, поздно уже… Мало ли… Видите, как у меня руки дрожат?

Она протянула вперед ладони, демонстрируя соседу последствия своего испуга. Тот глянул, вежливо кивнул головой, произнес чуть озадаченно:

– Да, конечно, идемте… Идемте, мы с Нюшей вас проводим. Правда, у нас время прогулочное еще не вышло, но это ничего… Идемте…

Напугавший ее мужчина по-прежнему сидел на скамье, равнодушно глядел в сторону. Когда вошли в подъезд и поднялись в лифте на свой этаж, Юрий Петрович произнес весело:

– Надо же, удивили вы меня, Ариночка! Не ожидал, что вы такая пугливая. Всегда думал, что вы, как та некрасовская женщина, которая и в горящую избу, и коня на скаку…

– Как видите, я не такая. Спасибо вам, Юрий Петрович.

– Да обращайтесь еще, милая. Мы с Нюшей всегда в вашем распоряжении, времени у нас хоть отбавляй. А вообще, советую вам принимать на ночь валерьянку, самое лучшее средство! Между прочим оно гораздо эффективнее новомодных и дорогих препаратов. Или пустырник можно заваривать, тоже очень хорошо нервы успокаивает. Вон какая вы бледная…

– Да, спасибо за совет. Всего вам доброго.

Войдя в квартиру, она торопливо закрыла дверь на все замки. Пожалела, что во время ремонта убрали щеколду – мешала она им, что ли? Сейчас бы пригодилась.

Вошла на кухню и, не зажигая света, подкралась к окну, выглянула осторожно. Скамья была пуста…

Потом долго стояла у двери, прислушивалась, глядела в глазок. Никого. Но все равно было страшно. Может, позвать кого-нибудь? Васю? Но Вася опять не поверит, поднимет ее на смех. Тем более наверняка он с Яной захочет приехать, и надо будет развлекать гостью, напрягаться общением.

Женя! Надо Жене позвонить! Она точно приедет и даже ночевать останется!

Забравшись с ногами на диван, она кликнула номер Жени, с недоумением прослушала ту же самую информацию – вызываемый абонент не доступен. Вздохнула тревожно – да что с тобой такое, абонент Женя? То звонишь, когда вздумается, то телефон отключаешь… А как же наши обещания во всем друг друга поддерживать? Грош им цена? Или что-то с тобой случилось плохое?

Последнее предположение еще больше ее напугало. И когда мобильный ожил и зазвонил в ее руке, Арина вздрогнула так сильно, что чуть не выронила его из ладони. Глянула на дисплей…

Оля! Оля, какое счастье! И как всегда, в тяжелую минуту.

– Да, Оль, слушаю… Как хорошо, что ты позвонила! Ты даже не представляешь, как я тебе рада…

– Эй, Арин… Ты ревешь, что ли?

– Нет, нет… Это я от неожиданности расслабилась. Вдруг увидела – ты звонишь… Хотя, если честно, плакать очень хочется. Мне так плохо, Оль.

– Что-то еще случилось, пока мы не общались?

– Да много чего… У меня отец умер.

– Да ты что?

– А потом еще и Кирилл…

– Кто такой Кирилл?

– Это мой брат, Оль. Я тебе говорила, что у меня есть брат, но ты не помнишь, наверное… Мы ведь с ним не общались, его мать, бывшая папина жена, была против. А еще… Ой, погоди, сейчас расскажу… Не знаю, с чего начать…

– Ты все-таки ревешь, Арина. Слышу по голосу. И состояние твое разбитое тоже чувствую. Причем вдребезги разбитое. Ладно, не рассказывай, я сейчас приеду.

– А ты можешь? Правда? Ой, Оль, приезжай…

– Еду. Жди. Через полчаса буду.

Арина так и просидела на диване, ожидая, когда позвонят в дверь. Когда звонок наконец расколол квартирную тишину, метнулась к двери на цыпочках, глянула в глазок, увидела Ольгу, и от радости даже не смогла сдержать слез.

– У-у-у… – тихо пропела Ольга, глянув на Арину. – Давненько я тебя в таком состоянии не видела… А если честно, вообще никогда не видела. Прими мои соболезнования, Арин… А от чего папа умер? Он ведь еще не старый был?

– От сердечного приступа.

– Да, жалко. Но ты давай, держись. Тебе ж нельзя, сама понимаешь.

– Я понимаю, Оль… Но у меня, как папу похоронили, такое чувство, будто я тоже… Будто меня…

– Что – тоже? Что – тебя? Да хватит рыдать, лучше налей мне чаю! И успокойся, расскажи все по порядку!

Арина кивнула, утерла слезы, поплелась на кухню. Сердитый голос подруги подействовал отрезвляюще, и, когда Арина поставила перед ней чашку с чаем, паника отступила. Глянув на Ольгу, она произнесла тихо:

– Меня хотят убить…

Ольга поперхнулась чаем, махнула рукой:

– Да ну тебя, зараза… Чуть на новую юбку чай не пролила! Кому ты нужна, чтобы тебя убивать?

– Неправильно ставишь вопрос, Оль. Надо спросить – кому я так не нужна. Кто-то хочет, чтобы меня совсем не было, понимаешь?

– Нет, не понимаю! Объясни! С чего ты вообще взяла, что тебя хотят убить? Что, были попытки?

– Да, были! Вчера меня хотела машина сбить, непонятно каким чудом я увернулась. А сегодня какой-то мужик у подъезда сидел, ждал меня. То есть хотел вместе со мной войти в подъезд. Он бы убил меня, если бы не сосед, Юрий Петрович. Ну что ты на меня так смотришь, Оль? Да, это правда… Я же не сумасшедшая, чтобы такое придумать.

– Да, ты не сумасшедшая. Но становишься ею прямо на моих глазах. Арина, да что с тобой? Очнись! Ты же никогда ничего не боялась и не придумывала себе страхов! Неужели уход Родьки так на тебя повлиял?

– Нет, нет… Я вообще о нем стараюсь не думать, гоню из головы все мысли, просто живу на автопилоте, и все. Ты же знаешь, я сильная. Помнишь, как моя бабушка говорила, когда случалось какое-нибудь душевное переживание? Передайте Ильичу, нам и это по плечу… Не знаю, откуда она взяла эту дурацкую фразу, но странным образом помогает. Нет, нет! Я натура хоть и романтическая, но сама с собой и с внутренним переживанием управиться как-то могу. А тут чего-то… Такой животный страх на меня напал…

– Вот это ты правильно определила – страх. Но любой страх – всего лишь наше ощущение, Арин. Им тоже надо уметь управлять, иначе он будет расти вглубь и вширь, это ж такая зараза, черт бы ее побрал! Если сразу не удавить, то будет подстерегать везде! Даже там, где и быть не должно, ты его сама придумаешь и будешь дрожать.

– Да ничего я не придумала, Оль! Дай мне рассказать всю подоплеку, а потом философствуй на здоровье!

– Да не психуй, чего ты… Я ж наоборот, успокоить тебя пытаюсь.

– Успокоить? А как ты думаешь, это в принципе возможно?

– Ну, если в принципе… Все равно ты молодец, я знаю, какая ты сильная.

– Да какая сильная! Что ты все повторяешь – сильная да сильная. Это не про меня, Оль. Ты ж видишь, в каком я состоянии.

– Вижу. Но знаешь, я бы посмотрела на других баб, если бы им столько досталось. Столько всего и сразу – чтобы и брошенная, и беременная, и почти убитая. Да твоей выдержке можно позавидовать, между прочим! Ну, или остаткам выдержки.

– Ты меня будешь слушать или нет, психоаналитик доморощенный?

– Давай, рассказывай, я слушаю. Перебивать больше не буду, честное слово.

За время всего рассказа лицо Ольги оставалось непроницаемым, лишь выгнулись удивленно брови, когда очередь дошла до истории с канадским наследством. Арине даже показалось, что в глазах подруги мелькнула искорка досады. Впрочем, наверняка показалось. А если не показалось – бог с ним. Так устроена Ольга – определяет себя в пространстве по количеству денег. И даже чужих и неожиданных.

– …А потом Соня мне позвонила и сказала, что Кирилл погиб. И что меня к дознавателю вызывают. А если он не сам прыгнул, если его убили? Ведь была с ним какая-то женщина. Теперь, выходит, моя очередь, Оль?

– Да ладно, хватит паниковать. Хотя я тебя понимаю, я бы и сама испугалась. А дознаватель что говорит про эту Лену? Он ее подозревает или как?

– Сказал, у нее алиби. Но якобы надо проверить.

– Так пусть проверяет быстрее! Хотя… Зачем ему лишние хлопоты? Ему ж надо, чтоб заключение было красиво написано. Чтобы начальник не заругал. Да если бы все алиби в уголовных делах проверялись, как надо…

– И что теперь делать?

– Завтра меня здесь не будет. Мы с Алексеем в Испанию улетаем. Но я попрошу кое-кого, чтобы за тобой присмотрел…

– Как это – присмотрел? И кого ты попросишь за мной присмотреть?

– А догадайся с трех раз.

– Ивана, что ли? Того самого, который на твоем дне рождения?..

– Ну да. Прости, других вариантов нет.

– Ой, не надо.

– Хм… Интересно, и чем тебя Иван не устраивает?

– Да при чем тут – устраивает или не устраивает. Понимаешь, мне так неловко, что я тогда… Ну, сама знаешь, что я вытворила.

– Хм, тебя не поймешь, подруга. То тебе животный страх жить мешает, то вдруг неловкость. Давай уж, определись как-нибудь. По-моему, лучше жить с неловкостью, чем вообще не жить. Да, еще я хотела спросить… А деньги наследственные – они какие? Прямо деньги-деньги или так себе деньжонки?

– Не знаю, Оль. Но я так поняла, что денег много. У папиного родственника в Канаде какой-то большой завод был.

– А! Тогда и впрямь деньги-деньги!

– Ну да… Иначе зачем наследников убирать?..

– Значит, богатая будешь, да?

– Кто? Я?

– Ты, Арина, кто же еще. Только не говори, что тебе все равно. Не поверю.

– Да я как-то не успела на эту тему подумать.

– А ты подумай. Твой Родя, например, точно на эту тему задумается. И начнет локти кусать. А покусавши их до крови, приползет к тебе, ободрав коленки. Примешь его такого, до крови ободранного?

Арина глядела на подругу, не зная, что сказать. Почему-то представилась эта картинка, как муж вползает в дверь квартиры, а за ним тянется от лестничной площадки кровавый след… И ничего, кроме короткой усмешки, эта картинка не вызвала. Да ну ее, Ольгу! Вечно выдаст чего-нибудь в этом роде.