* * *

Женя позвонила через два дня вечером, и Арина вздохнула, принимая вызов – а что делать, не отмалчиваться же.

– Здравствуйте, Арина Игоревна. Вы дома сейчас?

– Да, Жень, дома.

– Можно, я приеду? Не могу сидеть в четырех стенах. Невыносимо… Я ненадолго, я просто посижу рядом с вами. Хотя бы полчаса… Можно?

– Жень, ну что ты спрашиваешь! Приезжай, конечно. Я тебя ужином накормлю. Правда, обрадовать мне тебя нечем.

– Да я понимаю. Это ничего, не переживайте, я посижу немного и уеду. И ужинать не буду, чтобы вас не напрягать. Я вам не буду мешать, занимайтесь своими делами, молча посижу и все.

– Приезжай, Жень. У меня нет никаких срочных дел, что ты будто извиняешься все время. Давай, жду…

Она и в самом деле «просто посидела немного», зажав ладони меж колен и слегка покачиваясь. Даже от чая отказалась, резко мотнув головой. Арина не стала мучить ее расспросами – да и о чем тут спрашивать, и без того все ясно… Переживает Ежик. Мучается своей неприкаянностью. Решает извечную бабью проблему случайного «залета» – быть или не быть. Хотя вроде и решила, и даже объявила о своем решении в прошлый раз.

Может, она хочет, чтобы ее отговорили от принятого решения? Не хочет на себя брать ответственность? А что, иногда так бывает, когда чаша весов начинает клониться в одну сторону, и не хватает легкого нажатия чужого пальца.

– Ты себя плохо чувствуешь, Жень? – нарушила напряженное молчание Арина.

– Да нет, все нормально. Вы не обращайте на меня внимания, это я так от себя убегаю. У меня идиосинкразия к самой себе образовалась в последнее время. Будто вижу себя со стороны – унылую, несчастную, неприкаянную. И знаете, какие мысли в голову лезут?

– И какие же?

– Мазохистские мысли. Вася правильно сделал, что меня бросил. Ему рядом со мной плохо было. Я понимаю, потому что мне от самой себя тоже плохо.

– Жень, у тебя сейчас просто состояние такое… Это пройдет, правда. Это у всех так бывает после расставания.

– Я не расставалась, Арина Игоревна. Меня бросили.

– Ой, ну какая разница.

– Большая разница, Арина Игоревна. Впрочем, не будем спорить. Оно вам надо – силы на меня тратить? У вас и самой наверняка с этим делом напряженка. Силы для себя экономить надо. Ладно, я пойду. Спасибо, что на звонок ответили, что разрешили приехать.

– Ну о чем ты… Звони в любое время. И приезжай… Можешь и без звонка… Я вечерами всегда дома. Одна…

– У вас что, подруг нет?

– Почему же? Есть… Но у всех свои семьи, свои дела. Знаешь, когда женщина долгое время живет в счастливом браке, у нее и подруги образуются такие же – семейно-счастливые. Как-то само собой так выходит. А потом, когда счастливый брак распадается, образуется вакуум. Новые подруги пока не нашлись, а старые шарахаются, как от чумы, заразиться боятся. Хотя и не всегда так происходит, бывают исключения… У меня есть близкая подруга, Ольгой зовут, но мы с ней поссорились. Я сама виновата, я ей вечеринку испортила.

– Вы? Да ну… Не может быть. А как так получилось?

– Не хочу рассказывать, Жень… Вернее, вспоминать не хочу…

– А, ну ладно.

– Не обиделась?

– Я? На вас? Да вы что… У меня на сегодняшний день ближе вас нет никого, уж так получилось. Ладно, я пойду, еще раз извините.

Она быстро встала со стула, быстро шагнула в прихожую, будто сбегала от собственного неловкого откровения. Арина едва успела бросить ей в спину:

– В любое время, Жень…

Она и заявилась в «любое время», причем весьма неудачное. Кто любит принимать гостей ранним субботним утром? Да никто. Это какую настырность надо иметь, чтобы собраться в гости ранним субботним утром, когда не чувствующий подвоха чужой организм расслаблен свободным сном, когда не ждет подлого позывного будильника и валяется в любимой постели, прокручивая в голове обрывки сновидений и лениво удивляясь – привидится же такая ерунда!

И вдруг нате вам – звонок в дверь. Встаешь, чертыхаясь, идешь открывать, с трудом попадая в рукава халата. Голова нечесаная, глазки на мир не глядят, вся расслабленность перетекла в досаду – кто там в такую рань?..

А там Женя. Бледный несчастный Ежик. Виноватый взгляд исподлобья, неловкое удивление на лице:

– Ой, Арина Игоревна… Вы еще спали, да? Я вас разбудила?

– Да ничего, Женечка, заходи… Я не спала, просто валялась, не хотелось подниматься. Иди на кухню, вари кофе. Я сейчас… Я только в ванную.

– Да не торопитесь, Арина Игоревна! Куда торопиться, сегодня же выходной. Может, мы вместе его проведем? Сходим куда-нибудь, погуляем. Погода сегодня хорошая. А хотите за город, на природу? Я на машине…

– А что, это мысль, между прочим! Сейчас все обсудим, только я себя в порядок приведу.

– Ага… А я пока завтрак соображу какой-нибудь.

Когда Арина вышла на кухню, Женя стояла у плиты, выкладывала на тарелку яичницу-глазунью. Выражение ее лица было слегка брезгливым.

– Я сама не люблю яйца, это для вас. Так, на всякий случай. Вдруг будете.

– Спасибо, я буду. Я очень люблю глазунью. А чем ты завтракать будешь? Там, в холодильнике, сыр есть, йогурт…

– Я не хочу есть. Не могу. Пробовала, не получается.

– Но так нельзя, Жень… Надо себя как-то заставить. Давай-давай, съешь чего-нибудь! Так надо, слышишь?

Женя села за стол, придвинула к себе чашку с чаем, подняла на Арину больные глаза. Улыбнулась, проговорила тихо:

– Спасибо вам, Арина Игоревна…

– Господи, да за что? За что ты меня благодаришь все время?

– Не знаю… У вас в голосе столько искренней заботы, правда! Я когда слышу, меня внутри будто теплые ладони оглаживают. Вы очень добрая и сами даже не догадываетесь, какая вы добрая.

Глаза у Жени так подозрительно заблестели, что Арина испугалась и заговорила немного сердито:

– Ну что ты выдумаешь, я самая что ни на есть обыкновенная! А глядя на твой заморенный вид, любой скажет, что тебе надо срочно поесть! Тем более учитывая твое состояние… Сама можешь голодать, сколько хочешь, но ребенка кормить надо. Нам, беременным девочкам, о себе думать нельзя, сама ж понимаешь.

– Хм… Как вы смешно сказали – беременные девочки.

– А что, неправда? Конечно, девочки! Тебе сколько? Двадцать пять? Ну мне, подумаешь, тридцать восемь… Тринадцать лет разницы – ерунда какая, и не считается за разницу. И вообще, говори мне «ты», пожалуйста! Тем более какая я тебе Арина Игоревна? Просто Арина.

– Но я же из уважения.

– Чтобы уважать, не обязательно расшаркиваться именем-отчеством. Разве не так?

– Да, так. Но мне все равно неудобно.

– А мне удобно.

– Ну, если так… Если хотите…

– Хочу.

– Хорошо, я постараюсь. А вы?.. А ты?.. Почему ты глазунью не ешь? Не вкусно?

– Хм… Как странно звучит про яичницу – вкусно или не вкусно… Не находишь?

– Ну да. Глазунья, она и в Африке глазунья. Хотите, зеленью сверху присыплю? Я видела, в холодильнике петрушка есть.

– Не надо, я и так съем. Я же хорошая беременная девочка. А вот ты не очень хорошая… Нет, чем бы тебя накормить, а? Давай, подумай, что бы ты съела?

– Не знаю…

– Хорошо подумай! Загляни в себя, прислушайся.

– Ну, если прислушаться… Шарлотку хочу. Чтобы много яблок. И корочка чтоб румяная была. И хрустящая…

– Так сейчас изладим, делов-то! Яблоки у меня есть! И до румяной корочки запечем! Ах, черт, как вкусно на языке стало, даже самой захотелось! Все, делаем шарлотку, немедленно! Начинай резать яблоки, я позже к процессу присоединюсь!

В самый разгар их кулинарного воодушевления раздался звонок в дверь. Сердце у Арины тревожно забилось – вдруг Васька пришел? Не вовремя… Хоть бы позвонил, предупредил.

Это был-таки Васька. И не один. Из-за его плеча выглядывала рослая девица, тот самый типаж – светловолосая ягодка, вкусная, гладкая, кровь с молоком. А еще про таких говорят – сладкий сахарок, белый хлебушек. Полные губы растянулись в улыбке, глаза блестят радостью знакомства с мамой.

– Мам, привет. Это Яна, знакомься. Почему на звонки не отвечаешь? Я тебе все утро звоню.

– Ой, я не слышала. Телефон в спальне остался, на тумбочке. Здравствуй, Яна. Очень приятно познакомиться. Проходите, пожалуйста! А мы тут как раз шарлотку к чаю затеяли.

– Кто это «мы»? – весело спросил Васька, заглядывая на кухню.

Женя стояла, отвернувшись к окну. Васька пробурчал ей в спину, не скрывая удивленного разочарования:

– Привет… А чего ты здесь?..

– Вась, веди Яну в гостиную. Займи чем-нибудь… – Арина потянула сына за локоть. – Иди, иди… Мне надо шарлотку в духовке проверить, вдруг сгорит. Ну, иди же!

– Да не переживайте, Арина Игоревна… – полуобернувшись от окна и не глядя в сторону Васьки, холодно произнесла Женя, – не переживайте, я сейчас уйду…

Васька нервно дернул уголком рта, повернулся, вышел из кухни. Из гостиной долетели обрывки веселого голоса его новой подруги. Женя напряглась, вид у нее был такой, будто она собиралась шагнуть на подоконник и сигануть вниз.

– Перестань, Жень… Держи себя в руках, пожалуйста, – тихо попросила Арина, заглядывая в духовку.

– Нет, мне лучше уйти. Я не смогу.

– Сможешь. Ну что ты, в самом деле? Ты же ко мне пришла, не к Ваське. Знаешь, как мне говорила моя подруга Ольга, когда я оказалась в похожей ситуации? Если, мол, испугаешься и будешь сидеть, как мышка в норке, – сразу на себе крест поставишь. Потому что поневоле примешь чужое предательство как собственное унижение. И она права!..

– Да ничего я не должна, ерунда все это, Арина Игоревна, – повернувшись от окна, раздраженно перебила ее Женя. – Все равно ведь все понятно. Чего зря трепыхаться?

– Жень… а на меня ты за что сердишься?

– Я на вас не сержусь.

– А откуда снова взялась Арина Игоревна? Мы же договорились на «ты»!

– Да, извини. Просто я растерялась.

Из коридора послышался приглушенный Васькин голос: