Я слышала, как он выбегает из ванной.

— Мне нужно уходить, — напомнила ему я.

Мое состояние совершенно не позволяло мне садиться за руль, так что я полагалась на Шона, который возил меня во всех направлениях. Прямым эффектом этого мероприятия были неизменные опоздания. — Спускайся с этой лестнице, пока я не задушила тебя собственными руками! — вопила я, совсем как моя мама, когда я была подростком.

— Правильно, — сказал он, спускаясь по лестнице. — Никаких проблем, толстушка. Я пригрозила пнуть его. Он заметил, что я слишком толстая, чтобы поднять ногу, и мы направились к машине. Я начала раздражаться, я мучилась от недосыпания, перманентного мочеиспускания и болей в местах, о существовании которых раньше и не подозревала.

— Схватки по Брэкстону Хиксу, сказала Дориан за день до этого, когда мы с ней и моей мамой пили у меня чай.

Мама согласилась:

— Однозначно Брэкстон Хикс.

— Просто тело готовится к родам, — добавила Дориан.

Мама снова согласилась и продолжила:

— Не волнуйся, милая. Ты, наверное, переносишь. Я переходила две недели с тобой и Ноэлем. — Она сморщилась и повернулась к Дориан. — В обоих случаях роды пришлось вызывать.

Дориан с грустью покачала головой.

— Когда я была беременна Дэмианом, тоже пришлось стимулировать роды. Кошмар, — констатировала она. Мама в знак согласия кивнула.

— А ты как думала, почему я родила лишь двоих?

«Поскорее бы вы отвязались».

Блаженную секунду они молчали, но вот Дориан вспомнила, что у нее есть чем поделиться.

— Эпидуральная анестезия с моим последним не сработала — сказала она. — Она всего лишь оттянула момент родов. Девятнадцать часов я пыталась выдавить из себя этого ребенка. Он весил десять фунтов восемь унций. И вот тридцать пять лет спустя перед нами ленивый детина весом двести десять фунтов. Мама рассмеялась, хотя я не видела ничего смешного в сказанном.

— Эмма лежала вниз ягодицами, — проинформировал она Дориан. — Никакой эпидуральной анестезии. Двадцать один час схваток, тащили щипцами. Потом я месяц не вставала с резинового обруча. — Она улыбнулась по причине, известной лишь ей.

— А еще говорят, что все забывается! — рассмеялась Дориан.

С меня было довольно.

— Так, вам, гости, пора по домам.

Они обе посмотрели на полупустые чашки чая и недоеденные ломтики яблочного пирога.

— Что не так? — спросила мама, явно не понимая, что случилось.

— Я не хочу слышать ваши паршивые истории. Понятно? Я не хочу слышать о том, что люди засовывали в чье — то тело руки. Я не хочу слышать о эпидуральной анестезии, от которой нет толку, о резиновых обручах, детинах весом за двести фунтов и какой кошмар эта стимуляция родов. Я предпочитаю об этом не знать.

Они улыбнулись друг другу. Дориан заговорила первой:

— Милая, в наши дни никто ничего не рассказывал нам. Первое занятие сексом больше походило на эксперимент, а не на секс, каким он должен быть. После второго раза мы все дружно забеременели и попали в эту ужасную родильную палату. Незнание не всегда блаженство.

«Как и знание».

Мама, конечно, согласилась с Дориан, добавив, что моему поколению повезло. Я несмело согласилась, будто нам действительно повезло, и когда они допили чай и доели пирог, я глубоко опечалилась по поводу своей участи.

* * *

Мы находились в машине, я вела себя необычайно тихо.

— О — о–о, — простонала я.

— Что? — спросил Шон, замедляя ход.

— Ничего. Всего лишь Брэкстон Хикс, сказала я, потирая бок.

— Брэкстон что? — спросил он.

— Существо, которое ждет не дождется появления на свет, — со знанием дела проконсультировала его я.

— Ясно, — неуверенно сказал он.

— А — а–а, — выкрикнула я.

— Господи, ты уверена, что с тобой все в порядке? — испуганно спросил он.

Его беспокойство должно было показаться мне милым, но все же я не смогла побороть желание съязвить. — Эмма, ты в порядке? Шон почему — то щелкал пальцами перед моим лицом.

— Если закрыть глаза на то, что я превратилась в бочку с распухшими лодыжками, толстыми руками, больной спиной и мочевым пузырем размером с горошину, я в порядке. Лучше не бывает.

Он рассмеялся.

— Узнаю свою девочку!

Я через силу улыбнулась.

«Сексуальный подонок».

* * *

Я проводила первый урок после обеда. Утро прошло словно в тумане. Боли Брэкстона Хикса все приближались и давили на меня с каждым разом все сильнее. Я начала думать, что меня дезинформировали. — Доставайте «Сайлоса Марнера» страница сто пятнадцать, — объявила я, хотя, скорее, простонала. Мне нужно было присесть. — Хорошо, на прошлом занятии я задала вам прочесть главу семнадцатую. Я хочу, чтобы кто-нибудь рассказал ее содержание, а также свои мысли… — Я почувствовала боль, настоящую боль. — О — о–о! — Только это мне и удалось выдавить из себя.

Деклан встал.

— У вас все в порядке, мисс?

— Отлично, Деклан. О — о–о — о–о! — Мои стоны стали вдвое протяжнее.

Мне вдруг понадобилось встать. Деклан сорвался с места и оказался у доски быстрее, чем мне удалось подняться со стула. Он помог мне встать.

— Я в порядке. — Я попыталась улыбнуться, но меня накрыла новая волна боли, я скорчилась и выругалась. — Твою мать! выкрикнула я.

Класс захохотал. Деклан приказал товарищам закрыть рты, после чего распорядился, чтобы Мэри Мерфи позвонил директору и тот вызвал «скорую». Я хотела было пойти, но у меня не получилось. Деклан поддерживал меня при каждом приступе боли, и начал растирать мне поясницу. Я страшно мучилась и все же пребывала в достаточно здравом уме, чтобы ужаснуться, что ученик растирает верхнюю часть моего зада. Странно, но его манипуляции помогали. Остальные ученики обступили меня лица девочек были зеленоватого оттенка, а мальчиков — еще зеленее. Некоторым учеником пришлось сесть. Потом Деклан попытался вывести меня из класса.

У меня начали отходить воды. Я почувствовала сильный поток жидкости, затем услышала его и, наконец, посмотрела вниз, увидела, как он течет по полу, словно только что прошел ливень. Патрик Хоган упал в обморок.

Вошел обеспокоенный директор, за которым появилась перевозбужденная Мэри Мерфи.

— У меня начинаются роды, — сказала я, и меня накрыл очередная волна боли.

Деклан взял все в свои руки.

— Сэр, воды только начали отходить, У нее схватки каждые пять минут. Думаю, она скоро родит.

Мне стало лучше, и до меня дошел смысл его слов.

«Боже, я скоро рожу».

— Да, спасибо тебе, Деклан, — несколько надменно отреагировал директор. — Думаю, теперь ты можешь перепоручить ее мне, — добавил он отстраненным тоном.

Снова боль.

— О боже! — выкрикнула я, когда директор попытался помочь мне выйти.

— Вы должны растирать ей поясницу, сэр! — выкрикнул Деклан.

— Да, верно, согласился директор и ударил меня по спине, как бьют ребенка по попе.

Я не собиралась отдаваться в его руки. Я остановилась, а он продолжал тянуть меня.

— Деклан! — выкрикнула я. Затем я повернулась к директору и сказала ему уйти. Он с недоумением уставился на меня. — Мне нужен Деклан. Он знает, как надо. А вы нет.

Выпад был не из слабых, но, с другой стороны, сквозь меня пытался пролезть ребенок, поэтому я пребывала в полной решимости. Да и момент подлизаться был не самый подходящий.

«Скорая» наконец — то прибыла, и со мной поехал именно Деклан. Я протянула директору список людей, которых нужно обзвонить, и известила его о важности порученной ему миссии. И пока Деклан помогал мне дышать, директор приступил к выполнению задачи по обзвону Шона, Энн, Кло, моих родителей, родителей Шона, Дориан. Надо отдать ему должное, ведь ему даже удалось напасть на след Ноэля. А ведь я не знала о его местонахождении.

В родильной палате боли стали еще сильнее и чаще. Я попросила об эпидуральной анестезии, но процесс протекал слишком быстро. Деклан держал меня за руку. Я плакала, боясь, что Шон не успеет к началу родов.

Деклан попытался успокоить меня.

— Он не пропустит, — сказал он.

— Он всегда опаздывает! — взвыла я.

Деклан не обратил внимания на мою реплику, поднял глаза и улыбнулся. Мой взгляд последовал за его, и я увидела Шона.

— Не всегда, — сказал он, успев уже облачиться в халат и пребывая в полной боевой готовности. Я чувствовала себя так, будто случайно попала в комедийный сериал, Деклан сказал, что оставляет нас, но спросил, может ли он тихонько взглянуть кое — куда перед уходом.

— Нет! — сказали мы с Шоном одновременно.

Он улыбнулся.

— Всего наилучшего. — И он ушел, и некому стало растирать мне поясницу.

* * *

Час спустя акушерка надавливала на мой живот, а доктор, принимающий роды, вопил: «Тужься!» В общем — то не было необходимости в этих криках, потому что чертов анестезиолог так и не появился с моей эпидуральной анестезией, а инстинкт самосохранения способствовал тому, что я и так тужилась, выталкивая на свет родную мне жизнь.

— Я вижу головку, Эмма! — выкрикнул доктор.

— О боже! — отозвалась я.

Шон был зачарован.

— Боже праведный! — повторял он снова и снова. — Я вижу головку. Я вижу головку, Эм!

Он смеялся. Мне хотелось кричать до потери сознания, как показывают в кино, но я поняла, что у меня на то нет ни желания, ни сил.

— Теперь еще разок. Давай, Эмма! — кричал голос между моих ног.

— О боже! — снова выкрикнула я.

И вот ты лежала у меня на животе, вся в чем — то клейком; твои волосы прилипли к тельцу. Семь фунтов восемь унций — десять пальчиков. Ты плакала. Ты была похожа на багровое солнце из моего сна. Шон плакал, нажимая кнопку отправки сообщения, в котором говорилось о тебе, доктор улыбался акушерке, которая улыбалась тебе, и я не могла описать это ощущение. Они унесли тебя, чтобы помыть и обследовать, а я осталась томиться.