— Что ж... Благодарю, надеюсь, что не наврежу этим нашим отношениям.

— Не думаю. Не думаю. Но это будет непросто. Сделайте это ночью и после тщательной разведки.

Они прошли несколько шагов, и де Сомбрей положил руку на седло.

— И в этом вашем предприятии тоже будьте осторожны. Это не так легко, как вам кажется.

— Вероятно, и вовсе невозможно. Пока не увижу собственными глазами, не узнаю. А пока, друг мой... Если нам уже не суждено увидеться...

— Не суждено? Никогда? — засмеялся де Сомбрей. — Через год или два вы приедете в мой замок в Лимузене, и мы будем пить лучшее вино, что вы когда-либо пробовали. Мой виноградник, хотя и небольшой, один из лучших во Франции.

— Я не говорю «никогда». Только во время этой авантюры.

— Что ж, да. Да. Но конечно, возможно и никогда. Впереди — жестокое сражение... Знаете, так странно — потерять семью, зарезанную этими санкюлотами, и вместе с ней потерять страну, поместье, дом предков. Человек словно отстраняется от жизни и перестает ей дорожить.

— И все-таки вы дорожите ею, ведь это всё, что у нас есть.

— Это всё, что у нас есть, но чтобы терпеть эту жизнь, должна быть какая-то веская причина. Это вторжение будет для меня решающим в выборе.

— А мадемуазель де ла Блаш?

— Ах да. Как только всё это закончится, мы поженимся. Когда я смогу вернуться вместе с ней домой и мирно жить с новой семьей...

Именно этим я и занимался, подумал Росс, но всё равно покинул семью.

— Если вы увидитесь с мадемуазель де ла Блаш раньше меня, а это вполне вероятно, могу я попросить передать ей это кольцо? Оно принадлежало моей матери. Я нашел его в кошельке незадолго от отъезда. Оно ничего не стоит.

Росс достал свой кошель и опустил туда кольцо.

— И мою любовь, — добавил де Сомбрей.

— И вашу любовь.

— Это простая безделушка, — сказал де Сомбрей. — Не знаю, зачем я его хранил.

— Я не могу обещать, что доставлю его.

— А кто может? Вы или я? Посмотрим... Когда вы отбываете?

— О, не раньше чем завтра или послезавтра. Как вы сказали, лодок тут много. Но много и владельцев. В любом случае, если до моего отъезда начнется сражение, я останусь и подожду исхода.

Де Сомбрей улыбнулся в темноте.

— Никакого сражения не будет — ни завтра, ни послезавтра, ни вообще никогда, пока командует д'Эрвильи. Мы будем несколько дней стоять и пялиться друг на друга — мы и те, что в синем, — ожидая, пока противник сделает решающий ход.

Росс подождал еще три дня. В это время республиканцы, воодушевленные отходом противника, быстро заняли Карнак и другие деревни, обороняющиеся шуаны отступили к полуострову или удрали на лодках, в море их подобрали англичане. С ними были женщины и дети и всё имущество, которое они смогли унести. Зрелище не ободряло. Республиканцы приблизились к форту Пентьевр на расстояние ружейного выстрела, а затем отступили, как приливная волна. Они заняли позиции на возвышенности у Сент-Барба и зажгли костры вдоль всего побережья.

Итак, обе армии уставились друг на друга. Граф д'Эрвильи наконец-то придумал план наступления. Разведчики докладывали, что армия противника почти вдвое превосходит его собственную, но Гош не знал, что в его тылу находится армия шуанов. Д'Эрвильи считал, что если обе армии атакуют Гоша одновременно, то могут одержать внушительную победу. Такое, конечно, было вероятно, но никто не знал, как этого добиться. Росс больше не мог ждать. Настало время отправиться в путь. И он тихо ускользнул.

Это была типично бретонская рыбацкая лодка — двухмачтовый люггер, очень похожий на подобные корнуольские лодки. Примерно сорок пять футов длиной и четырнадцать шириной, лодка несла парус размером в тысячу триста квадратных футов, ей было легко управлять при обычных порывистых ветрах у побережья, для чего люггер и предназначался. Вполне годился для людей, не слишком чувствительных к легкому ветерку летних вечеров.

К счастью, той ночью, когда они взяли лодку, дул постоянный западный бриз. Трегирлс заметил люггер двумя днями раньше, и всё это время они наблюдали. Рыбаки обычно выходили в море с отливом, но эту лодку не использовали. Трегирлс провел полдня в деревне и обнаружил, что три недели назад владелец скончался, и все ждали его брата из Вана, наследника.

Не так-то просто оказалось проникнуть туда в темноте. Вокруг шаталось слишком много солдат, слишком многие военные жили в коттеджах, так что крохотная бухточка никогда не спала, как в прежние времена. Но отсутствие полной тишины играло им на руку. Если их увидят, то меньше вероятности, что остановят. Да и кто точно знает, какие приказы отдало высшее командование?

И вот они двинулись по камням от одной тени к другой. Пару раз тявкнули собаки, полдюжины мертвецки пьяных валялись у пристани. Трегирлс забрался на борт, потом Дрейк, а за ними и остальные, и под конец Росс. До сих пор никто не закричал «Держи вора!» Но были и тревожные минуты, пока «Сарзо» отвязывали от пристани и тихо выводили в устье бухты. Мелькнула тень последнего угла каменной пристани, они подняли один парус, потом второй. По-прежнему никаких криков. Когда лодка стала слушаться руля, Росс снова смог нормально дышать.

Из восьми человек, отплывших на «Сарзо» этой ночью, когда небо с легкими облаками то заволакивало туманом, то прояснялось, пятеро знали, как управлять парусником: Росс, Трегирлс, Боун, Эллери и Нэнфан, и это был знакомый им тип лодок. Они плавали на подобных многие годы, еще с самого детства. Они взяли провизии на десять дней, рыбацкие свитера и бретонские шейные платки ярких расцветок, чтобы на расстоянии могли сойти за тех, кем прикидывались. Они также взяли с собой три пистолета, четыре ружья и несколько ножей.

На заре ветер стих и не поднялся вновь вместе с солнцем, так что часть дня они вяло плыли в сторону острова Груа и Иль-де-Гренан. Они не торопились. До заката они все равно мало что могут сделать. Росс вместе с Толли целый час провел над картой, рассматривая местность вокруг Кемпера, а потом вытащил план монастыря, который начертил для него в Фалмуте бывший заключенный, голландец. Здание было внушительным, скорее несколько зданий, расположенных на большой территории.

Росс не был готов к такого рода затее, когда они покидали Англию. Он думал, что в худшем случае высадка роялистов приведет к такой сумятице в провинции, что к тому времени, как он доберется до Кемпера, пленные могут сами броситься в бега. А вместо этого роялисты оказались запертыми на полуострове в пятидесяти милях от нужного места, да еще и в обороне. Он мог надеяться только на то, что войска республиканцев поблизости от Кемпера скорее всего отойдут южнее, чтобы помочь Гошу сдержать вторжение.

Но будет ли тюремная охрана невнимательной или неосторожной, он не имел понятия. Голландец сообщил о расположении и численности охраны. Но они будут вооружены, и Росс размышлял, не ведет ли семерых бравых корнуольцев на смерть. Единственное преимущество, или одно из немногих, заключалось в том, что охрана ожидает неприятностей только изнутри, а не извне. Если бы такое место существовало в Труро, подумал Росс, то охрана ни за что бы не ждала, что снаружи на нее нападут французы. Аналогия была хорошей, поскольку Кемпер стоял на реке в десяти или одиннадцати милях от побережья.

Росс был человеком действия, но так же склонным размышлять. Эта часть его характера, так скептично настроившая его против любой власти, работала и против него самого. Та же способность оспаривать справедливость закона и законодателей подвергала и его собственные действия похожему тщательному анализу. Эта особенность характера была и благодатью, и досадной помехой. А потому этот день был для него не столь приятным, как для остальных, которые смеялись и шутили от радости, что наконец-то что-то предприняли после стольких дней простоя.

Он наблюдал за ними и прислушивался (даже Дрейк иногда присоединялся к шуткам), но сомневался в своем решении, от которого так многое зависело. Нетерпение — чувство, что время уходит, ощущение тщетности усилий, заставило его покинуть экспедиционный корпус в Кибероне, чья судьба была неясной. Несмотря на всю видимую храбрость роялистов, вторжение несло привкус неудачи, предчувствие поражения. Все те мысли, которые подавлял всеобщий энтузиазм, теперь всплыли на поверхность. Росс больше не считал, что даже де Сомбрей и де Марези верят в победу. Они оставались здесь, потому что находились на французской земле и присягнули роялистам, а еще потому что были храбрецами.

Следовало бы остаться и ему, пока всё не решится? Может, он трус или по крайней мере менее храбр, если покидает французов сейчас, когда всё висит на волоске? Пару раз за день Росс чувствовал, что был бы рад согласиться с этим. Тогда он мог просто развернуться и сказать своим спутникам, что планы изменились. Они не будут болтаться у французского побережья, а поплывут обратно в Корнуолл, домой, к безопасности и уюту будничной жизни. Эта авантюра годилась для пылкого двадцатилетнего глупца, мечтающего о славе, а не для процветающего владельца шахты тридцати шести лет с женой, двумя детьми и положением в обществе. Вот Джордж бы повеселился. Или, скорее, высмеял бы его. И вполне заслуженно.

Около шести вечера они вошли в бухту и снова стали изучать карту в поисках устья реки. Трегирлс дважды бывал в этих водах, когда ходил в море, и именно благодаря его знаниям они поплыли в сторону деревни Бенодет, в устье реки Одет. Часом спустя они вошли в узкий залив, который затем расширился. Еще светило солнце, но их французская рыбацкая лодка позволила пройти свободно. Их дважды окликали с других лодок, и Толли отвечал руганью, вполне всех устроившей.

Ветер между лесистыми холмами дул подходящий, а когда залив снова сузился, а холмы практически сомкнулись, почти стих. Но они продолжали двигаться вперед. Теперь они приближались к крутым, поросшим лесом утесам. Было неясно, сколько они еще смогут плыть. По карте выходило, что после этой теснины река снова расширялась в тихое озеро полмили шириной. Но теперь их в любой момент могли остановить, а темнота наступит еще нескоро. Росс вопросительно посмотрел на Толли, стоящего у румпеля, а тот пожал плечами и буркнул: