— Ну так я ж сказал! Арфа, власяница и всё остальное. Это музыка и есть, ясно тебе? Не уверен, но кажись так. Но эта музыка... — Джуд сделал большой глоток сдобренного ромом пива, и как только пенный рот оторвался от кромки стакана, продолжил рассказ: — Ну вот, и вскоре царь это услыхал... И как только услыхал...

— Да будь ты проклят, чего ты в меня плюешься? — рявкнул Коллинс и вытер лицо рукавом. — Брызги во все стороны летят, как из дырявой лейки!

— А он и говорит тем троим, будь я проклят, если помню, как их звали, говорит, мол, склонитесь или в печку брошу. Склонитесь, когда я дую в арфу, власяницу, цимбалы и гуси, а не то в печку. Пых-пых, и отбросите копыта.

— Эта история из жидовской книги, — сказал Джака. — В общем, оттудова. И мы тута вообще не при чем.

— Это из Священного Писания! — напустился на него Джуд, чуть не опрокинув стакан. — Всё из Священного Писания! Это из книги Иова. Я-то знаю, потому и рассказываю. А кто говорит иное, тот просто невежда.

— Всё это Писание про жидов, — заявил Джака. — Я и в половину этих сказок не верю.

— Иисус Христос был евреем, — сказал Толли, вернувшись с новыми напитками и присоединяясь к беседе, словно никуда и не уходил. — Может, и мы все евреи, а? Ты, Том Кемп, я и вон тот мужик. Если Господь — еврей, кто захочет быть кем-то еще?

— Нет, Иисус — христианин! — проревело несколько голосов.

— Вы все просто не хотите знать правду, — сказал Джуд, вставая и осушая стакан. — Не хотите вы знать слово правды из Священного Писания, а я говорю, говорю вам, и Евангелие, и все говорят, что Иисус Христос был из Корнуолла, и попробуйте только поспорить!

Отовсюду донесся хохот, а когда Джуд хотел сесть, Коллинс дал ему пинка под зад, так что Джуд снова вскочил.

— Да пусть его! Пусть говорит! — проорал Кемп. — А я говорю, что это бред!

— Конечно, он был из Корнуолла! — рявкнул Джуд, его лысина блестела от пота. — Из Сент-Остелла, это уж точно, помяните мое слово. В Вефиле родился, рядом с Сент-Остеллом. Помяните мое слово! Всё это тута случилось. И проповедь на горе. Всё туточки, недалече от еврейского рынка. А жил он в Сент-Обине или где-то поблизости, в холмах. Но в давние времена всё было по-другому! Совсем по-другому!

— Ну да, ври больше, — хмыкнул Коллинс. — Вот же жук навозный. Да ты свою жопу от башки не отличишь! Вот если б...

— Джуд! — заржал Кемп. — Джуд! Вот же верное для тебя имечко! Интересно, и как это тебя назвали Джудом? Наверное, это сокращенное от Иуды? — и он покатился со смеху. — Иуда Пэйнтер. Как тебе? Иуда Пэйнтер.

Чисто случайно, хотя выглядело это намеренным, Джуд со звоном опустил стакан прямо на голову Кемпа, а когда разворачивался, то локтем задел кружку с пивом Джо Нэнфана и опрокинул ее на колени Коллинса. Потом он рухнул на Джаку Хоблина, опрокинув и его стакан. В потоке разлитого пива и сожалений Джака встал и треснул Джуда, и через мгновение тот уже исчез под топчущими его ногами. Началась драка. Том Кемп, припомнив давно тлевшую неприязнь к Толли, к которой добавилось оскорбление, когда тот обозвал его евреем, плеснул остатки пива Толли в лицо.

Джака врезал Кемпу по морде, и начался ад, словно вырвалась на поверхность дремавшая весь вечер ярость.

Через пятнадцать минут половина пивнушки была разгромлена, а когда наконец большая часть драчунов оказалась на улице, свара продолжилась, и к утру человек двенадцать или четырнадцать по-прежнему валялись на дороге или в канаве у пивнушки — во сне или в пьяном полузабытьи, некоторые наполовину голые, некоторые — в луже собственной блевотины. Только к полудню последний пропойца поднялся и поковылял прочь. Джуд прихромал домой посреди ночи, а поутру пестовал разбитый нос и глубокую обиду. Весь день он то и дело громко повторял, чтобы могла услышать Пруди:

— Он был из Сент-Остелла!

Позже вдова Треготнан сказала:

— Это всё твоя вина, Толли, уж точно. Кого ж еще винить, если десять лет здесь было тихо, и мне на что было жаловаться.

— А что такое? — удивился Толли. — Четверых или пятерых я вышвырнул собственными руками. А остальные вроде вели себя достаточно мирно.

— Мирно? Ну да, как же. Руками? В смысле рукой? Этот крюк — не рука, и некоторые из тех, кого ты приложил, это почувствовали. Я не хочу, чтобы сюда явились представители закона. И лучше бы тебе съехать, пока всё не уляжется.

— Съехать? Но я же только что прибыл! И надолго ли, дорогуша? Не могу с тобой расстаться.

— Остынь. Месяца будет довольно. Но имей в виду... Я не шучу. Когда вернешься, чтоб такого больше не было, иначе нам придется расстаться.

И Толли на месяц уехал. Забрал с собой мелкую неухоженную лошаденку и шесть щенков и отправился в Пензанс, где устраивал собачьи бои и прочие мероприятия, не одобряемые добропорядочными гражданами. Ему удалось продать всех щенков по отличной цене, а деньги он потратил на хорошую жизнь (в своем понимании). Но он все же вернулся в Сол в новом сюртуке и с десятью гинеями в кармане, хотя и не удовлетворил любопытство Салли по поводу того, где их раздобыл.

Росс в эти недели тоже часто отсутствовал и однажды, возвращаясь домой мимо перекрестка Баргус, где стояла давно не используемая виселица, без особого удовольствия увидел поджидающего его сгорбленного человека в потрепанной шляпе, черном шерстяном сюртуке и с длинными ногами, болтающимися по бокам низкой лошаденки. Он был похож на Санчо Пансу, ждущего Дон Кихота. Когда Россу пришел в голову этот образ, он улыбнулся и быстро подумал, с присущей ему самокритикой, не потратил ли он часть своей жизни на борьбу с ветряными мельницами.

— Заметил тебя на дороге, — сказал Трегирлс. — Как дела, молодой капитан? Могу я составить тебе компанию на пару миль?

— Тебе же не по пути.

— Ничего подобного. Я как раз хотел к вам заехать, но был в Пензансе и только недавно вернулся.

— Прибыльная поездка?

— Так себе. Продал всех щенков, так что если тебе нужен пес, то придется подождать следующего помета.

— Я вроде сказал «нет». Ты разве не видел Гаррика, когда заезжал в Нампару?

— Гаррика?

— Нашего пса. Он не любит других собак.

Они поехали дальше.

— Видел твою женушку, — сказал Толли.

— Она мне сказала.

— Попили чаю, мы с твоей женушкой.

— Удивлен, что ты узнал вкус.

— Вкус чего?

— Чая.

— Ну, немного странновато для меня, признаю.

— Потрясение устоев.

На некоторое время повисла пауза.

— Мы с твоей женой поладили.

— Это она мне тоже сказала.

— Она сказала, что та лошадь, которую я вам продал, стоит своих денег. Лучшее животное из тех, что ты когда-либо покупал.

— Вот — лучшее животное из тех, что я когда-либо покупал, — ответил Росс.

— Ох, да ладно, но ведь она уже старовата, а? Взгляни на ее морду. И на холку. Седеть уже начала. Скоро тебе понадобится другая лошадь.

— Возможно.

— Дай мне знать, когда понадобится.

— Я слышал, ты уютно устроился в постели вдовы Треготнан.

— Мы поладили. Ей нужен мужчина.

— Чтобы поддерживать порядок в пивнушке, а как же.

— Ах, это. Это было просто недоразумение. Никто не пострадал. Теперь смирные, как голубки.

Голубок? Росс бросил взгляд на спутника. Скорее уж черная ворона.

— Как твои дети?

— Только на прошлой неделе впервые с ними повидался. Там мне нет места, капитан.

— Это тебя удивляет?

— Так давно всё это было. Простить и забыть, вот мой девиз. Но только не их... Какие же они разные! Эмма пошла в меня, сильная и крепкая красотка. И характером тоже, — Толли облизал губы. — Ага, характером тоже. Прям душу греет... Но Лобб! Вот бедолага. Весь в мать. Прям доходяга, скрюченный как старик. Лет пятьдесят на вид. А его дети! Старший еле жив — говорит-то с трудом и припадочный. А остальные, бедные детки, корчатся у очага с угольками, животы распухшие, ноги как тростинки. Все выродились, весь выводок.

С возвышенности можно было увидеть море, которое то появлялось, то исчезало за утесами, деревья вокруг Тренвита и около Фернмора, дома Чоуков, наклонный шпиль церкви Сола, даже клубы дыма вдалеке, над единственной работающей шахтой.

— У них своя жизнь, — сказал Росс. — Вряд ли стоит ожидать, что они будут о тебе беспокоиться.

Толли пнул лошадь каблуками.

— Я подумывал помочь Лоббу и его семье.

— А ты можешь помочь?

— Могу, если мне помогут другие.

Ага, вот оно, подумал Росс. Этого следовало ожидать.

— В таком случае лучше отдать милостыню сразу им.

Трегирлс опустил плечи, чтобы дышать свободней.

— Я не о деньгах думал. А о работе. Иногда, когда она есть. А еще тебе нужна новая лошадь, когда эта старая кобыла околеет, хромая старая кобыла, на которой ты едешь. Когда она околеет, кто найдет тебе новую, а? Я умею покупать и продавать. Знаю все о женщинах и животных. Ну так вот, когда надумаешь купить, не трать время понапрасну, молодой капитан, предоставь это Толли, а? Ну, как тебе?

Росс заметил на себе оценивающий взгляд Толли и засмеялся.

— Я подумаю.

Они поехали дальше, не сказав ни слова, пока не добрались до развилки, где Росс поскакал бы дальше, а Трегирлс сворачивал на Сол.

Когда они натянули поводья, Росс сказал:

— Есть кое-что, что я мог бы тебе предложить, но не знаю, как тебе это понравится. Ты говоришь по-французски?

— Ага. Болтаю как заведенный. За своего принимают.

— Но должен предупредить: это может быть опасно, хотя и не обязательно.

Толли потряс костями в мешочке.

— Вот это слова молодого капитана. И как будто и Старого капитана тоже слышу.