Уинстон Грэм - Затмение

— Эгоизм — это когда думаешь слишком много о себе и собственном мнении. Мнении о политике или религии или просто о вине или друге, для эгоиста всё это одинаково бесспорно.

Демельза выпрямила ноги и села рядом с ним.

— Ты меня запутал, Росс. Я лишь хотела сказать, что дружба причиняла тебе неприятности в прошлом, и Толли Трегирлс может стать опасным, если попадет в беду, и ты помчишься на выручку.

— Как с Джимом Картером и Марком Дэниэлом? А теперь еще с Дуайтом Энисом?

Она кивнула.

— Правда, они более стоящие люди, чем Толли Трегирлс, так мне кажется.

— Какой милый розовый бант на твоей блузке. Она новая?

— Новая. Миссис Треласк ее сшила.

— Чудесно... Чудесно. С тобой в любом случае приятно говорить о дружбе. А что до Толли Трегирлса, что ж, поживем — увидим, стоит ли по этому поводу волноваться.

— Ох, я и вовсе из-за него не волнуюсь.

— Тебя взволновали новости о Дуайте?

— Да.

— Хочешь, чтобы я бросил этим заниматься?

— Огонь на свечах сдувает, — сказала Демельза. — В комнате сквозняк.

— Надо повесить портьеры на дверь.

После паузы Демельза спросила:

— Ты ведь получил два сообщения из Кемпера? А о чем второе?

— Пришло на прошлой неделе. Молодой мичман с фрегата «Кастор» написал матери в Сент-Остелл. Письмо пришло недавно и датировано на месяц позже того, что получила Кэролайн от Дуайта.

— Плохие новости?

— Он пишет, что из четырех захваченных в плен мичманов в живых остался он один. Он похож на скелет и потерял все волосы из-за болезни. Я не помню точные слова, но не могу забыть то чувство, которое произвело письмо — сердце сжимается при мысли о наших солдатах без денег, без одежды, до крайности истощенных болезнями, дерущимися за дохлую собачатину и жадно ее пожирающих. За голову и потроха собаки, по его словам, всегда можно выручить тридцать су, продав ее голодающим товарищам.

Демельза встала.

— Кажется, Клоуэнс проснулась. По-моему, я ее слышала.

Росс не пошевелился, пока Демельза обходила кушетку.

Потом она остановилась и прижалась подбородком к макушке Росса.

— Когда планируется высадка?

— Думаю, где-то в июне.

Джорджа Уорлеггана нельзя было назвать нетерпеливым, он никогда не давал волю дурному настроению, если события шли не по намеченному пути, и в Тренвит он вернулся в хорошем расположении духа. Новогодний бал оказался полным фиаско, и кто-то за спиной наверняка над ним смеялся. А кроме того, и менее значительное дело с браком Чайноветов и Уитвортов задерживалось из-за упрямства девчонки, а его отец переживал из-за очередного унижения со стороны Боскауэнов. Но имелось и много причин для радости. Самая главная из них — героическое лечение доктора Бенны (или чуть менее героическое продолжение со стороны доктора Прайса) возымело эффект, и Валентин пошел на поправку. Бенна был совершенно уверен, что деформации костей не будет, либо она будет почти незаметной.

Осборн и его мать приняли приглашение провести неделю в Тренвите в начале июля, и Джордж предчувствовал, что через неделю в обществе Осборна Морвенна не сможет сопротивляться мягкому, но упорному давлению со всех сторон. К тому же дела Уорлегганов в условиях войны процветали как никогда. А на прошлой неделе он завел полезное знакомство за ужином у Пендарвов. Поместье и дом по возвращении выглядели куда лучше прежнего. И в следующую пятницу он впервые займет место на судейской скамье.

Поездка, по правде говоря, выдалась утомительная. Дождь, привычный для корнуольской весны (а также лета, осени и зимы), лил целый день, и как только они съехали с главной дороги, Джордж даже дважды предлагал Элизабет ехать дальше верхом. Но Элизабет, хотя ей тоже надоело трястись в карете, отказалась оставлять Валентина на попечении Полли Оджерс, так что пришлось ехать дальше.

Но к сумеркам, как опять-таки частенько бывает в Корнуолле весной (а также летом, осенью и зимой), погода внезапно прояснилась, и когда они добрались домой, облака развеялись и вышла полная луна. Ветер стих, где-то ухала сова, серебрилась вода в пруду, а острые крыши дома отбрасывали готические тени на подъездную дорожку, лужайку и кусты. В окнах приветливо горели свечи.

Элизабет ушла спать, и Джордж поужинал со старшими Чайноветами — они были не столь утомительны, как обычно, а потом позвал Тома Харри и двух старших слуг и получил полный отчет о том, что происходило зимой, после чего еще до десяти лег в постель и проспал как убитый до шести утра.

Когда он проснулся, то чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Элизабет еще спала, раскинув прекрасные хрупкие руки по бледному шелку стеганного покрывала, и Джордж решил, что не станет ее будить и велит приготовить лошадь для утренней поездки по поместью. Он полежал еще несколько минут, сонно разглядывая голубое небо, виднеющееся в щелке между шторами, выскользнул из постели и натянул зеленый вышитый халат. Тихонько пробрался в свою уборную, воспользовался недавно установленным chaise-percée [22] и позвонил камердинеру. Утро было чудесным, хотя и предвещало вечерний дождь. Но пока — превосходное время для верховой прогулки, воздух такой чистый и свежий после промозглого холода Труро.

До его ушей донесся звук. Этот звук Джордж особенно не любил и не желал слышать в собственном доме. В особенности после того, как в прошлом году отдал четкие указания от него избавиться. Когда пришел камердинер, Джордж не попросил у него воду для умывания, а рявкнул:

— Позови Тома Харри.

Слуга, услышав стальные нотки в голосе хозяина, поспешно ретировался, и минуты через три раздался стук в дверь, и вошел Том Харри, утирая рот ладонью.

— Сэр?

— Подойди сюда.

Харри приблизился и встал рядом.

— Сэр?

— Слушай. Что ты слышишь?

Харри прислушался.

— Я не...

— Тихо! Слушай! Вот!

— Лягушки? Там, внизу? Ну и ну, поверить не могу! Это...

— Пруд в прошлом году чистили. Откуда они там взялись?

— Сэр, да не знаю я! Честно, сэр, сам удивлен. Мы их весь март караулили. Вы ж знаете их привычки, сэр.

— В прошлом году ты сказал, что их больше нет.

— Да, сэр. Как пить дать, они успели метнуть икру, вот и вывелись, а потом они уходят в поля, вниз по течению ручья. Когда мы вычистили пруд в прошлом году, сэр, это было летом, мы достали икру, головастиков и молодых лягушек и жаб. Не было их там. Быть не может, чтобы вдруг нашлись старые...

— И? Что же случилось в марте?

— Сэр, мы смотрели в оба. Как только они появились, мы сразу поймали. Пару десятков выловили, а то и больше. Трижды за март. Но с тех пор ни одной не было. Мы с Билко каждый вечер глядим, и до сих пор ни одной не было. Клянусь, весь месяц ни следа!

— Надеюсь, — сказал Джордж, — что другие мои задания вы выполнили лучше. Отправляйся вместе с Билко чистить пруд.

— Да, сэр. Сию минуту, сэр. Простите, сэр. Даже не знаю, как это вышло.

Когда Джеффри Чарльз узнал о вторжении лягушек, он с диким хохотом похромал вниз, чтобы понаблюдать, как Том Харри и Пол Билко уныло шлепают по воде в поисках лягушек. Они прихватили терьеров, но стоило собакам схватить одну жабу, как они тут же выпустили ее и больше не приближались, поскольку не могли вытерпеть ядовитой кожи. После короткой выволочки от Джорджа Джеффри Чарльз перестал хохотать, а Морвенна с пунцовым лицом отказалась поддержать его шутку.

Весь день время от времени раздавались крики, топот бегущих ног и хруст камышей. Тетушка Агата встала рано утром, каким-то образом прослышала о происшествии и проковыляла на удобное место у окна, откуда громко проклинала слуг и подбадривала жаб. Это событие испортило Джорджу настроение на большую часть дня, и слуги старались не попадаться ему на глаза. Джеффри Чарльзу хотелось бы присоединиться к проклятьям тетушки Агаты, но он не осмелился. Время от времени у него вырывался смех, как вода из подземного источника.

Лодыжка никак не заживала. Рана частично затянулась, но прямо над ней возникла болячка, и мази и припарки доктора Чоука не давали ей излечиться своим чередом. Пациенту пускали кровь, делали клизмы и две недели продержали в постели, а когда это не помогло, доктор порекомендовал активный образ жизни и ходить с палкой, насколько это возможно. Совет был с радостью принят, поскольку рана на лодыжке болела только от прикосновений, и мальчик ходил повсюду, прихрамывая и не переставая болтать, без особой охоты занимался уроками с Морвенной и совершенно отбился от рук.

Джордж смотрел на всё происходящее абсолютно невозмутимо. Решительный отказ Морвенны от предложения Осборна Уитворта не изменил отношение к ней Джорджа. Оно было вежливым, но не теплым — впрочем, как и всегда — однако вполне дружеским. Обычно он добивался своего и не хотел выглядеть необоснованно настойчивым, особенно в глазах Элизабет. Так что пока на эту тему не говорили. Но Джордж не знал, что с тех пор как Морвенна вернулась в Тренвит, многое произошло. За три недели она трижды встречалась с Дрейком, который навещал Джеффри Чарльза каждое воскресенье, а поскольку мальчик лежал в постели, Дрейк после встречи с ним проводил полчаса наедине с Морвенной в комнатке за гостиной.

Это были полные чувств и напряжения встречи, отношения крепли день ото дня. Морвенна ничего не сказала о сопернике, частично потому, что «соперник» было неверным словом. Не мог же Дрейк претендовать на ее руку? Не мог же Осборн претендовать на ее сердце? Но во время этих встреч, сознавая их опасность, но не в силах сопротивляться собственным чувствам, девушка отдалась на волю эмоций, чего никогда прежде не делала и не стала бы делать, если бы Дрейк был молодым человеком, который ухаживал за ней как подобает.