Двадцать третьего числа дождь прекратился, и после обеда, когда приехала Кэролайн, ярко светило солнце. Но свет этот был каким-то странным, зловещим и увядающим, словно струился из уходящего мира, оставляющего всех позади. День потихоньку клонился к вечеру, и солнце уже не грело, превратившись в медный диск, отбрасывающий на море металлические отблески и одевающий прибрежные скалы и пески в синевато-серые тени. Неутомимый ветер наконец стих, ни единого шороха не слышалось в ветвях и траве.

— Полагаю, наконец-то распогодилось, — сказала Кэролайн, спускаясь с лошади. Она поцеловала Демельзу и выжидающе подставила щеку Россу для поцелуя. — Мы в Киллуоррене утопаем в грязи со времен похорон.

— Да, погода переменилась, — ответил Росс, наслаждаясь вкусом ее кожи. — Но, сдается мне, это к холодам.

— Демельза, да ты совсем худая! Я-то думала, что несколько месяцев после родов женщина остается в теле!

— Я и была толстухой. И не все еще ушло, как мне кажется.

— Ушло достаточно, — сказал Росс. — Да и худоба тебе не к лицу. — Он собирался было сказать, что худоба не к лицу женщине, но вовремя остановился.

Они направились к дому. Слуга, прибывший с Кэролайн, снял седельную сумку со своей лошади, а Гимлетт принял у Кэролайн плащ с меховой накидкой и хлыст. Вскоре она уже сидела в гостиной и потягивала чай, Росс пытался оживить огонь в камине, Демельза повязывала Джереми нагрудничек, а Эна Дэниэл внесла горячие булочки.

— Когда я смогу повидать свою крестницу? Нехорошо держать ее в неведении о моем присутствии. Ей рассказали?

— Скоро, — ответила Демельза. — Ты скоро увидишь ее, как только она проснется. Обычно это происходит в семь часов. Как ты чудесно выглядишь, Кэролайн!

— Благодарю. Мне уже лучше. Благодаря вот этому человеку… Не то чтобы я перестала просыпаться ночами в мыслях о своем пропавшем женихе, переживая о том, на чем он спит, есть ли у него в лагере хоть какие-то удобства, думает ли он вообще обо мне, и когда его освободят… Но я уже не одинока в этом мире… Понимаете? Вы понимаете, что я имею в виду? Даже потеряв дядюшку, я теперь все же не чувствую себя одиноко.

— Да, мы понимаем, — ответила Демельза.

— После смерти дяди Рэя у меня не было ни минуты свободной, я пыталась навести хоть какой-то порядок в его имении. Но сразу после Рождества я поеду в Лондон, в Адмиралтейство, и узнаю, есть ли шанс выкупить Дуайта. Если французы перестали обменивать пленных, то наверняка не отвернутся от денег.

Ужинали поздно. Демельза немного поиграла, а когда в гостиную проникла вечерняя прохлада, все разошлись спать пораньше. Следующее утро выдалось ясным и таким же безветренным, но стало холоднее. Ночью еще не было морозно, однако с каждым часом температура медленно опускалась. К полудню трава уже похрустывала под ногами, и Дрейку, ремонтирующему библиотеку с двумя другими работниками, приходилось отогревать руки дыханием. В три Росс распустил их по домам и направился к шахте. Ночные тучи ползли с севера. В здании подъемника все было тихо, только штоки насоса ритмично позвякивали, щелкали клапаны, шипел пар. После зябкого вечернего воздуха внутри моторного отделения было тепло. Свет двух фонарей отражался от огромного латунного цилиндра и блестящего поршневого штока. Перед уходом Росс перекинулся парой слов с младшим Карноу. Когда двое работников открыли шуровочную дверцу котла и закинули туда уголь, яркий свет внезапно разогнал сгущающиеся сумерки. Внутри все дышало жаром, брызгало оранжевым, плавилось. Затем дверцу закрыли, и постепенно вокруг вновь воцарились холодные сумерки.

Дома в камине развели сильный огонь, пытаясь защититься от сквозняков. Обычно в эту ночь приходил церковный хор с колядками. Демельза помнила, как они явились на Рождество перед смертью Джулии. Тогда она принимала их одна, а затем вернулся Росс и рассказал ей о крахе плавильной компании. В этот раз у нее на кухне были наготове мясные пирожки и имбирное вино, однако хор не появился. Около девяти, в обычное время для колядования, она выглянула в окно, пытаясь разглядеть где-нибудь музыкантов, но то, что она увидела, заставило ее подозвать Росса и Кэролайн. Снаружи бесшумно и быстро на землю падали крупные хлопья снега.

Снег шел до одиннадцати, затем прекратился, но не успели они разойтись спать, как вновь пошел. К утру земля покрылась тремя дюймами снега, и вовсю светило солнце. Сад превратился в ослепительный лес из снежных перьев. С подоконников и ворот свисали мерцающие сосульки. Долина и все строения шахты покрылись белой пеленой, разлетающейся в пыль под порывами ледяного ветра. Но снег не таял. Здесь, на побережье, море смягчало климат, и снег выпадал редко, а когда выпадал, то почти всегда таял сразу или в течение дня. Но не в этот раз. Это еще не все, подумал Росс, выйдя утром вместе с Джоном Гимлеттом, который направлялся к коровам. На северо-западе снова собирались тучи, наползая друг на друга и отливая свинцово-желтым на фоне неба.

Крестины были запланированы на одиннадцать. Росс проверил, не слишком ли скользкая земля, и посчитал ее вполне безопасной. Кэролайн убедили позволить вести ее лошадь в поводу, за ней Джон Гимлетт вел Брюнетку, уверенно несущую Демельзу и Клоуэнс. Следом на норовистой и темпераментной Джудит ехал Росс, посадив перед собой Джереми. Завершали процессию несколько пеших слуг и друзей: Джейн Гимлетт, Джинни и Седовласый Скобл, выводок Дэниэлов и Мартинов и как всегда Вайгасы, в надежде что-нибудь ухватить. Остальные присоединялись по пути или ждали в церкви: капитан Хеншоу с женой, братья Карн, Нэнфаны, Чоуки и, конечно же, Пэйнтеры — припозднившись и слегка навеселе. В конце концов, выбравшись из сугробов и продрогнув на леденящем душу ветру, они добрались до промерзшей церкви. Там, скукоженный и кривой, как забытый на морозе овощ, их встретил преподобный Оджерс и, запинаясь, провел церемонию.

Крестными стали Кэролайн и Верити, за которых выступала Демельза, а также Сэм Карн, вызвавший споры у родителей.

— Будь я проклят, — возражал Росс, — он, конечно, вполне достойный молодой человек, а также твой брат, что его характеризует наилучшим образом. Но я не хочу, чтобы мой ребенок стал методистом!

— Да, Росс, я тоже не хочу. Но думаю, Верити скорее всего будет далеко, а Кэролайн, даже если выйдет за Дуайта и останется в Киллуоррене, совсем не религиозна. А Сэм — религиозный человек.

— Это уж точно! Он не дает об этом забыть!

— Просто методисты так выражаются, Росс. Я думаю, что он все же хороший человек и очень к нам привязан. Я уверена, что если с нами что-то случится, он посвятит девочке всю жизнь.

— Упаси боже, — произнес Росс. — На что иногда родители обрекают своих детей!

Тем не менее, он сдался, так же как смирился с мыслью разрешить постройку нового молельного дома из обломков шахты Уил-Грейс. Вернее, он сказал Демельзе, что дом можно строить, но пока что не разрешил сообщать об этом братьям. Это может подождать до весны, считал он, когда проблема выживания отойдет на второй план. Тем временем старый молельный дом в Грамблере пришлось закрыть уже в этом месяце, и вся оставшаяся в нем утварь и мебель — скамейки, небольшая кафедра, две лампы, две Библии, несколько листов с гимнами и настенные проповеди, — осела в амбаре Уилла Нэнфана по соседству с его коровой, овцами и курами.

В конце службы мистер Оджерс, которому пришлось разбить корочку льда в купели, чтобы омочить пальцы, тихо опустил молитвенник и потерял сознание от холода. Его супруга возопила, что он скончался и теперь она — бедная, несчастная, всеми покинутая вдова с семью голодными детьми. Однако через пару минут, благодаря помощи доктора Чоука и безотказного средства в виде фляги с бренди, принесенной Россом, беднягу вернули к жизни, в его глазах проступили слезы, и он поковылял домой, опираясь на руку своей стенающей супруги.

Джуд Пэйнтер, будучи не в духе, углядел в этом плохое предзнаменование, о чем и прошамкал деснами с двумя зубами вопреки попыткам Пруди заткнуть его.

— Это неправильно. Неподобающе, — бормотал он. — Дать девчонке такое имя! Кларенс — имя для мальчишки, не для девчонки. Бессмысленно. Бесчеловечно. Верно тебе говорю, плохой это знак.

— Да закройся ты, дубина стоеросовая! — шипела Пруди, пихая его локтем. — Клоуэнс, а не Кларенс. Прочисти уши!

— Я слышу не меньше твоего! И все это неправильно! Говорю тебе, неправильно! Обмочиться мне на месте, если это не Кларенс! О чем они только думают… Бедная девчуха, точно не доживет до следующего года.

— Это ты у меня не доживешь до следующего года и не переживешь этот, если не захлопнешь свой брехальник, — шипела Пруди, волоча его к двери церкви.

— Кларенс! — повторял Джуд, неохотно удаляясь. — Чтоб я сдох, это и доконать может, и что люди только ни вытворяют со своими ближними. Да отстань от меня, грязная старая ведьма!.. — поток его комплиментов стихал вдали.

Остальные не обращали внимания на эту ворчливую перебранку. Демельза поплотнее закутала теплым платком свою драгоценную дочь, Кэролайн прикидывала, как бы избавиться от заплесневевшего молитвенника, который ей вручили, Заки Мартин дышал на пальцы, а Полли Чоук пыталась разглядеть свое отражение в латунной мемориальной табличке. Росс отправился навстречу доктору Чоуку, который только что выпроводил Оджерса из ризницы.

— Скажите, Чоук, как поживает моя тетушка? То есть двоюродная бабка. Вы не навещали ее в последнее время?

Чоук с подозрением воззрился на Росса из-под кустистых бровей.

— Мисс Полдарк? Мисс Агата Полдарк? Мы навестили ее в середине месяца и не обнаружили почти никаких изменений. Разумеется, состояние диктуется скорее возрастом, чем водянкой. Кровеносная система приходит в упадок, что подавляет жизненно важные части организма. Мы немножко едим, немножко двигаемся. Но жизненная искра еще есть.