– Со временем у Рионо все будет в порядке. – Кивнув Дюшейну, она обратилась ко всем собравшимся: – Мне нужно обработать и зашить рану. Целительница сегодня плохо себя чувствует, а тут нельзя терять ни минуты.

– Плохо себя чувствует? – сложив на груди руки, язвительно заметил Себастьян. – Что-то это часто повторяется.

Не ответив Дюшейну, Изабель попросила помочь ей переместить больного. В конечном счете они устроили Рионо на столе, сдвинутом к раковине.

Девушка объяснила предстоящую процедуру пациенту и Дюшейну, который настаивал на своем присутствии, несмотря на то что Изабель попросила всех выйти.

– Мне нужно промывать рану по меньшей мере двадцать минут. Будет больно, но это необходимо для того, чтобы удалить всю грязь, которая была на лезвии ножа. После этого я использую обезболивающее, но вы все равно будете ощущать, как швы проходят через кожу.

Глаза Рионо были широко раскрыты от шока, но он согласно кивнул.

– Недавно вечером я слышал, как вы поете, и все не могу забыть – так это было красиво. Вы не можете спеть, пока будете промывать мне руку, миссис Медсестра? Это поможет мне отвлечься.

– Да, если хотите, – сказала Изабель, не обращаясь к Дюшейну за одобрением. Если он не захочет ее слушать, то сможет уйти.

Изабель запустила насос, вода начала промывать рану. Рионо ахнул, и Дюшейн взял его за руку.

– Подумай о своей жене, которая сейчас рожает.

На лице Рионо появилась гримаса – видимо, он пытался улыбнуться.

Изабель не подняла глаз, но противоречия в поведении Дюшейна ее просто поразили. Наблюдая за тем, как идет промывка, она углубилась в размышления.

В этом человеке раздражительность соседствовала с искренней добротой, и это сбивало ее с толку. Она не знала, что делать – то ли позволить себе его любить, то ли держать его на расстоянии. И тут она поняла, что он как раз и добивается этой неопределенности.

Когда рана была очищена, Изабель брызнула на нее лидокаином и, сделав первый стежок, запела: «Я живу, чтобы служить, я живу, чтобы любить, я живу, чтобы заботиться, как когда-то учил Христос».


Когда игла вонзилась в руку Рионо, Себастьян поморщился, но пациент лежал неподвижно, не вздрагивая и даже, кажется, не обращая внимания ни на что, кроме безыскусных слов песни.

«Позволь мне разделить твою боль. Позволь мне разделить твою радость. Позволь нам разделять солнце и дождь, до тех пор, пока наши жизни не завершатся и мы снова не придем к Богу».

Допевая последнюю фразу, Изабель подняла взгляд на Себастьяна, искренность ощущалась в каждом ее слове. Ее добродетель Себастьян просто не мог выдержать – она разрубала его надвое, словно обоюдоострый меч. Оставалось разве что умолять ее о прощении, а ведь он даже ничем ее не обидел.

Настало время продемонстрировать ей, что целомудрие не так уж дорого стоит. Как только она перестанет излучать добродетель, его боль утихнет.

– Завтра, когда стемнеет, приходите в кастильо, Изабель. Оденьтесь соответственно – я провожу вечеринку для туристов. Думаю, она вам понравится.

– Спасибо. – Она не улыбнулась, но, кажется, была довольна.

«О, ты еще поблагодаришь меня», – подумал он. Завтра вечером мы узнаем, насколько тверда ты в своей добродетели.


Разумеется, на крючке в ее спальне висело великолепное платье – тонкое ситцевое в цветочек, с прозрачными рукавами и кружевной юбкой. Изабель чувствовала себя в нем как принцесса. Этот человек явно знал, как выбирать платья, которые могут понравиться женщинам.

А вот туфли оказались не столь удачными. Она никоим образом не смогла бы дойти до замка на десятисантиметровых каблуках.

Изабель уже почти решилась отправиться туда босиком, когда кто-то позвонил в дверь.

На пороге стояла Эсме, держа в руках пару сандалий, которые были гораздо лучше тех «шпилек», которые принесли Изабель. Натянув на нее сандалии, знахарка встала, уперев руки в бока.

– Говорю тебе, девушка, что обязательно узнаю, если твою душу развратит Себастьян Дюшейн или кто-либо из его гостей. Когда это случится, тебе здесь будет делать нечего.

– Оказывается, ты и так умеешь говорить. Как интригующе! И ты думаешь, что мое развращение неизбежно?

– Да! – твердо сказала Эсме.

Изабель подумала о том, чтобы начать полемику, но решила, что это нецелесообразно.

– Спасибо за туфли. Они просто идеальные.

– Ну конечно! – Не вдаваясь в дальнейшие пояснения, Эсме вышла из дома.

Изабель медленно направилась к замку. Она совершенно не представляла, чего ей ожидать. Кортес говорил, что хозяин собирает компанию по меньшей мере раз в неделю и что некоторые гости задерживаются дольше. Группы всегда разные, никто не остается больше чем на одну неделю. По словам Кортеса, эта шумная вечеринка с бесконечным пьянством и танцами длится до тех пор, пока гости не начинают играть друг с другом в игры или не расходятся по спальням.

Изабель пришла, когда вечер был в самом разгаре. Большинство присутствующих были одеты по моде двадцать первого века, но в окружающей обстановке чувствовался дух старины. Музыку исполнял небольшой оркестр, состоящий из трех человек.

Подаваемая пища не входила в классическое меню островитян и больше напоминала европейскую кухню. Здесь были столики для карт и других азартных игр, но в данный момент почти все собрались вокруг женщины в костюме цыганки, которая занималась гаданием, сопровождавшимся смехом и грубыми комментариями.

– Люди во все времена любили слушать истории о себе.

Она почувствовала его присутствие раньше, чем он заговорил. Увидев Дюшейна, Изабель заулыбалась, очарованная его изумительным костюмом начала девятнадцатого века. Он напоминал ей самоуверенного Дарси[7] – не внешне, а стилем поведения, в особенности тем, что одновременно демонстрировал гордость и предубеждение.

– Как забавно! Словно попадаешь в прошлое. Хотела бы я иметь платье под стать тому, что вы сейчас носите. Что-нибудь с высокой талией и вышивкой по краям.

– В следующий раз, – с довольной улыбкой сказал он, отчего на его щеках появились ямочки. – В следующий раз все будет намного лучше, Изабель.

– Обещаете? – Это был не флирт, просто ей очень хотелось получше узнать этого человека, понять его, заставить его улыбаться.

– Ну конечно! – Дюшейн поднес к губам ее руку и поцеловал, после чего взял Изабель за локоть. – Давайте узнаем, что скажет о вас гадалка.

– А свою судьбу вы попросите ее предсказать? Или «хозяин», – она особо выделила это слово, – выше подобных вещей?

– Никогда бы не подумал, что вы можете быть такой желчной. Соблазнительной – да, но не желчной.

– А я бы никогда не подумала, что вам не понравится небольшой флирт. – Изабель старалась не смущаться от его дерзкого тона, почти уверенная в том, что так он пытается заставить ее выйти из равновесия, чтобы добиться превосходства. Или, думала она, может быть, это он лишился равновесия?

Оба молча двинулись вперед. Изабель думала о том, почему ее присутствие он воспринимает как некую пусть маленькую, но угрозу. Ведь это он разрешил ей приехать вместе с отцом Жубэ. Стало быть, его расстраивает не ее присутствие как медицинского работника – его что-то раздражает в самой Изабель Рейно.

Может, это то же самое, что раздражает ее, – его влечение к женщине, о которой он даже не может сказать, нравится ли она ему?

Гости, столпившиеся вокруг гадалки, расступились, пропустив хозяина дома, и с любопытством посмотрели на Изабель. Гадалка сидела за круглым столом. Место напротив нее было свободно, и она жестом указала на него Изабель.

– Дай мне, пожалуйста, руки, – сказала гадалка.

Женщина была сильно накрашена и одета в традиционное цыганское облачение, однако голос выдавал в ней одну из островитянок.

Улыбнувшись, Изабель положила руки на стол. Женщина взяла их в свои, после чего резко вскинула голову и заглянула ей в глаза. Между тем моментом, когда их руки соединились, и тем, когда встретились их взгляды, контакт был настолько сильным, что Изабель с трудом заставила себя сохранить на лице улыбку.

Усмехнувшись, женщина отпустила ее руки.

– Ты проживешь долгую и счастливую жизнь, так как наделена оптимизмом и страстью к неизведанному. Ты найдешь любовь, познаешь ее глубочайший смысл, но узнаешь также боль и утрату.

Гадалка сжала губы, словно хотела сказать что-то еще, но затем передумала.

– Будь осторожна, – наклонившись вперед, прошептала она. – Ты рискуешь не только своим сердцем.

Изабель закрыла глаза. Да, она это знала. Знала с того самого момента, когда впервые пела для Себастьяна Дюшейна. Изабель пожала женщине руку.

– Спасибо. Я все понимаю.

Когда она встала, ее место тут же заняла другая.

– Расскажи мне что-нибудь полезное.

Гадалка засмеялась.

– Если будешь неосторожна, то в этом путешествии потеряешь не только деньги.

– Что это значит? – спросила женщина.

Изабель отошла в сторону до того, как гадалка успела ответить. Она так и не поняла, что имелось в виду, но была уверена в том, что женщине не хотелось вдаваться в детали. Себастьяна нигде не было видно, потому она взяла у слуги бокал шампанского и принялась обходить помещение.

Следующий час прошел как в тумане – хоровод имен и ничего не значащая болтовня. Несколько мужчин и одна женщина изо всех сил пытались завлечь ее не только на беседу. Изабель не раз ходила на свидания и работала в некоторых не слишком приятным местах, так что подобный флирт нисколько не смущал ее.

Себастьян Дюшейн обнаружил ее в углу, беседующей с мужчиной, который не понимал слова «нет». Изабель только что пролила бокал шампанского ему на рубашку, когда Себастьян пришел к ней на выручку и потащил на танцпол.

– Это рил. Популярный танец времен Регентства. Следите за людьми в костюмах – научиться совсем нетрудно.

Это было весело. Танец напоминал кадриль, но в более элегантном исполнении. К тому времени, когда танцоры в последний раз поклонились друг другу, все запыхались и весело смеялись.