Ну почему я никогда не говорила Сэму, как хорошо он делает свое дело?

Сэм и Моника закончили убирать кухню и прошли мимо меня – я видела их ноги – в прихожую.

– Истин и Джатан, пора домой, – это была семейная шутка Карров.

Сэм снова принялся благодарить Монику. Но она прервала его и задала вопрос:

– Как ты тут справляешься, Сэм? Со всеми этими приготовлениями у нас не было времени толком поговорить. Вот уже несколько дней.

Подумаешь, несколько дней!

– С нами все в порядке, – ответил Сэм. – Мы справляемся. Не успеваешь оглянуться, еще один день прошел.

– Но как ты, Сэм? Как себя чувствуешь ты?

Сэм не успел причесаться и по-прежнему щеголял с прической Великого Самбини. Свет, падавший из открытой двери, делал его похожим на ангела и одновременно на панка.

– Скоро начнется новая работа. И это хорошо. Отвлечет от печальных мыслей.

– Про Лори никаких новостей? – мягко поинтересовалась Моника. Словно бы невзначай.

– Ничего принципиально нового. Мы поедем навестить ее завтра вечером. Обычно я вожу туда Бенни по воскресеньям, но сейчас…

В связи с днем рождения Сэм решил освободить Бенни от этой тяжкой обязанности.

Я почувствовала, что мне хочется исчезнуть. Перестать существовать. Насколько легче сразу стало бы всем.

Я подняла глаза и увидела, как Моника накрыла ладонью руку Сэма и стала тихонько поглаживать ее. В глазах ее светилось сочувствие. Я тут же вскочила и с грозным рыком кинулась вперед, низко прижимаясь к земле, точно изготовившийся к нападению волк. Трудно сказать, что могло бы случиться, если бы в этот момент сверху не спустились Бенни и близнецы, ссорясь и бурно жестикулируя, перевозбужденные до предела. Общее внимание переключилось на них, я не была исключением. И это очень хорошо, потому что в этот момент обтянутый сарафаном безупречный зад Моники выглядел как никогда привлекательным для моих зубов.

Когда все направились к стоящей за воротами машине, я тоже получила возможность выйти. Вместо того чтобы прийти пешком, Моника приехала за рулем. Чтобы запихать в машину близнецов и всякие штуки для дня рождения, привезенные Моникой, которые теперь надо было забрать с собой, потребовалось некоторое время.

Когда все было закончено, Моника взяла Бенни за голову и поцеловала в лоб.

– С днем рождения, мистер!

Бенни обвил ручонками ее талию – Моника стояла прямо перед ним.

– Бенни, скажи Монике… – начал было Сэм, но мальчику не надо было напоминать.

– Спасибо, Моника! – воскликнул он.

– Ты всегда, всегда можешь на меня рассчитывать, – произнесла Моника, заключая моего сына в объятия.

Шерсть встала на мне дыбом, а рот непроизвольно наполнился слюной.

Моника попыталась отстраниться, но Бенни не отпускал ее. Он прижимался к ней все крепче и крепче, я видела его крепко зажмуренные глаза и слегка скривившиеся губы. У него было грустное и одновременно довольное выражение лица.

Я готова была покусать всю семью. Да что там – сейчас я могла бы заглотить живьем детскую площадку, полную малышей. Боже мой! Мне вдруг захотелось, чтобы что-то билось и трепетало в моих зубах, пока не затихнет, помилованное смертью. Но я не могла даже поднять лапу, чтобы лишить своего сына нескольких минут счастья, пусть даже в объятиях моего злейшего врага. Я отошла в сторону, и от волнения меня вырвало.


В конце концов все пошло своим чередом.

Через день после праздника Бенни пошел в школу, а Сэм – на новую работу.

Он завозил сынишку в школу по пути на работу, а днем Бенни ждал у Моники, пока отец заберет его на обратном пути. Я никогда не видела учительницу Бенни. Не была в его классе. Сэм как-то уронил меню на первую неделю из школьной столовой, и, прежде чем он успел его поднять, я прочла, что детей собирались кормить «кусочками говядины в соусе терияки» и «кафе-бургером с печеными бобами». По вечерам я слышала лепет Бенни, рассказывающего отцу про своего нового друга, сложное домашнее задание и о том, что случилось за день. Но самое интересное он успевал рассказать Сэму, пока они ехали в машине. А мне доставались объедки.

Что же касается работы Сэма, то он ни разу не упомянул о ней.

День был подобен году. Теперь я поняла, почему собаки так много спят – им больше нечего делать. Какой-то просвет в моей унылой жизни наступил, когда сосед мистер Хортон стал приходить в полдень и выпускать меня на десять минут на задний двор. Сэм попросил его менять мне воду и подкладывать свежий корм, но мистер Хортон, которому было под девяносто, чаще всего забывал это делать.

Единственным способом узнать что-нибудь серьезное, «взрослое» было подслушивание телефонных разговоров Сэма, особенно с моей сестрой Делией. Теперь, когда Сэм целый день работал в офисе, это удавалось мне все реже и реже. Но однажды вечером позвонил Ронни Льюис, и я услышала плохие новости: он нашел другого покупателя бунгало Сэма.

Рон считал, что денег покупатель предлагает слишком мало, и советовал Сэму поторговаться. Я следила за их спором, затаив дыхание. Сэм считал, что предложение надо немедленно принять. Рон пытался его отговорить. «Ты с ума сошел!» – хотелось сказать мне. Я не знала, о каких конкретно цифрах шла речь, но в этом и не было необходимости. Даже при таком неудачном рынке, как сейчас, только полный дурак мог согласиться на первое же предложение. Но дело было не только в этом. «Сэм, остановись! Не продавай наш домик!» Когда же все это кончится? С какими еще мечтами придется Сэму расстаться ради меня?

А в следующее воскресенье вдруг случилось чудо. Это произошло так быстро… еще минуту назад я лежала в брюзгливом настроении под фортепиано, готовясь снова остаться одной на время визита Сэма и Бенни в Хоуп-Спрингз, а в следующую минуту Сэм уже пристегивал поводок к моему ошейнику со словами:

– Пойдем, девочка, поехали кататься. Хочешь покататься на машине?

Меня берут с собой!

Какой хороший, самый замечательный на свете день!

Последний день августа, в отличие от предыдущих, выдался не пасмурным, а ясным и светлым, с голубым небом и запахом осени в воздухе.

Все это наполняло меня новой надеждой – чувством, которое я почти успела забыть. Зато теперь я испытывала что-то вроде эйфории. Сэм все время призывал меня успокоиться, но было просто невозможно перестать метаться на заднем сиденье от одного открытого окна к другому, жадно вдыхая воздух и глядя на мир, проносящийся за окном машины.

Однако, чем ближе мы подъезжали к Хоуп-Спрингз, тем спокойнее я становилась. Даже скорее не спокойнее, а задумчивее. У меня по-прежнему не было плана, не было понимания, что я стану делать, когда увижу саму себя. И как я собираюсь воссоединиться с телом, которое покинула моя душа. Мне казалось, что в плане нет необходимости. Во мне почему-то жила уверенность, что все произойдет само собой. Та неведомая сила, или мутация, или перекос реальности, из-за которых я превратилась из Лори в Соному, снова превратит меня в Лори. Поскольку наша Вселенная – это все-таки место, где царит порядок. По крайней мере, я всегда в это верила. Место, где все стремится к равновесию. И всякие аномалии постепенно исправляются. Инь и ян. Сегодня был день, когда мне предстояло внести в это свой вклад.

Бедный Бенни! Он сжался в уголке сиденья и сидел понурый, словно везли его к детскому врачу, а не навещать маму. К тому же Сэм заставил его взять с собой один из учебников, чтобы продемонстрировать мне, лежащей на больничной койке, как хорошо он научился читать. «Все будет хорошо», – мысленно говорила я Бенни, тычась носом в его теплый, вкусно пахнущий затылок. Кроме собачьей лапы (разумеется, моей), ничто на свете не пахло лучше, чем волосы Бенни. Я лизнула его в ухо, малыш засмеялся в ответ. Не волнуйся, сынок! Мама возвращается домой. Бенни погладил меня и поцеловал в нос.

Итак, мы подъезжали к Хоуп-Спрингз. Что ж, снаружи здание выглядело не хуже, чем внутри. Длинная вьющаяся дорога через лес вела к комплексу невысоких старых, новых и не очень новых зданий. На одной вывеске было написано: «Центр ухода и реабилитации Хоуп-Спрингз», на другой – «Жизнь при поддержке Хоуп-Спрингз». Многопрофильное учреждение. Здесь пытаются помочь каждому. Каждому, с кем не все в порядке. Выглядел комплекс вполне симпатично. Здесь было чисто, спокойно, все вокруг ухоженно. Персонал стремился исполнить любую вашу просьбу. Содержание здесь жены, находящейся в коме, должно быть, стоило Сэму целого состояния.

Сэм припарковал машину в тени деревьев на одной из огромных стоянок.

– Нам ведь необязательно быть там долго, – пробормотал Бенни, теребя ремень безопасности. – Я хочу есть…

– Ты только что поел.

– У меня болит живот. Мне плохо. Я, наверное, заболел.

– Бен!

– Я правда заболел, пап! Мне плохо.

Сэм нахмурился. Потом вздохнул. И потрепал Бенни по волосам.

– Хорошо, сынок, мы пробудем там недолго.

Подожди, ты еще передумаешь!

– Ты можешь рассказать мамочке, как прошел твой день рождения. Как тебе такая идея? Сегодня ее, скорее всего, вывезут на улицу. Ты сможешь поиграть рядом около пруда с лилиями.

– Хорошо!

– После того как поговоришь с мамой и скажешь, что ты ее любишь.

– Хорошо.

У Бенни снова испортилось настроение.

«Подожди немного, совсем немного, малыш!» – мысленно сказала я ему, когда он выбирался из машины. Выйдя, Бенни захлопнул дверь. То же самое сделал Сэм. Я ждала, пока откроется дверь с моей стороны, виляя хвостом и дрожа от нетерпения.

– Веди себя хорошо, – сказал Сэм в небольшую щель в окне. – Мы скоро вернемся. Будь хорошей девочкой.

Что? Что это значит?! Не может быть! Я смотрела вслед Сэму и Бенни, идущим по обсаженной тисами аллее к низкому кирпичному зданию со стеклянными дверями. Вот они уже исчезли внутри.

Нет! Нет! Я рычала и выла, но никто меня не слышал. Потом заболело горло, но никому не было до меня дела. И с чего я взяла, что наша Вселенная – место, где царит порядок? Чудовищная несправедливость спокойно существует в ней, и ничья мудрая рука не исправит положение. Не восстановит нарушенное равновесие. Я чувствовала себя совершенно потерянной.