В былые дни Криспин сидел за средними столами, а иногда и за столом на возвышении, но только потому, что состоял при Джоне Гонте. Криспин помнил, как прислуживал в качестве пажа за столом на возвышении, когда был моложе Джека Такера. Резать для герцога мясо и подливать вино в его кубок было как-никак привилегией.

Криспин вспомнил о Пиле, который уже не примет участия в этом земном празднестве. Почему Майлз его убил? Чтобы помешать Криспину выяснить, кому принадлежат стрелы? Но если они принадлежали Ланкастеру, как это может повредить Майлзу?

Чувствуя, что от бесконечных мыслей начинает болеть голова, Криспин добрался до арки, ведущей в большой зал. Сюда уже ввезли похлебку в больших чугунных котлах. За ними следовали блюда с устрицами и жареными угрями.

Онслоу казался маршалом на поле битвы, выстраивавшим свои войска в боевые порядки. Повара, отвечавшие за жаркое, подготавливали к подаче свои мясные кушанья, выкладывая целые туши на устланные зеленью подносы. Часть птиц заново одели в перья, и все ставилось на специальные носилки, которые несли по два человека.

Криспин решил разносить вино. Так он мог подобраться достаточно близко к беседующим, но не слишком долго задерживаться, чтобы кто-то успел на него посмотреть.

Он поймал взгляд Онслоу, брошенный среди отчаянной жестикуляции. Выражение лица Онслоу как будто говорило: «Будьте осторожны».

Криспин совершенно искренне кивнул.

Пониже надвинув на глаза капюшон, он схватил кувшин с вином и пристроился за чередой мальчиков, несущих длинные вертелы с нанизанными на них отборными перепелами. Криспин наклонил голову и шагнул в зал, где уже царило большое оживление.

Криспин замедлил шаг и остановился на пороге. Тоска по прошлому накатила волной, сдавила грудь. Как давно он не видел большого зала во всей его красе. Большие круги-светильники, свисавшие с потолка, сияли множеством свечей. Горели факелы. Золотистый свет озарял все пространство зала. Света было столько, что пирующие и не заметили, как скрылось за облаками солнце, совершавшее свой долгий путь к горизонту.

А шум. Он и забыл этот шум — разговоры и смех обедающих. Музыканты перебирали струны, били в бубны и барабаны и весело наигрывали на дудках; их мелодии плыли над общим гулом, отражаясь от затянутых тканями стен. Переговаривались на условном языке акробаты и жонглеры, которые подбрасывали деревянные шары и неторопливо перемещались между множеством столов.

А запахи дыма, жареного мяса, растопленного масла, пряностей, свежеиспеченных пшеничных булочек, сахара, меда, людей и трав…

Это было невыносимо.

— Эй! Ты! Пошевеливайся.

Криспин буквально вылетел из дверного проема, чтобы другие слуги смогли внести новые кушанья. Он вошел в зал, не поднимая головы, но поглядывая по сторонам из-под надвинутого капюшона.

Он быстро окинул взглядом большой зал. Где же Майлз?

Вот он. Капитан лучников сидел на скамье за одним из дальних столов в компании нескольких мужчин, Криспину незнакомых. Они с удовольствием ели с одного блюда, беря еду руками или отрезая от перепела своим ножом. Что примечательно, все мужчины вокруг Майлза смеялись, вели беседу и ели — все, кроме Майлза. Облокотившись на стол, он пил из глиняного кубка и ни на мгновение не отводил глаз от королевского возвышения.

Криспин двинулся в дальний конец зала. Центральное место за столом на возвышении занимал Ричард, восседавший в красивом резном кресле.

Криспин подошел поближе, хотя разум говорил, что делать это не стоит.

Сыщик рассеянно наливал вино тем, кто знаком подзывал его, стараясь не поднимать головы и ничего не говорить. Переходя от скамьи к скамье, он оказался у края королевского стола.

Ричард, которому исполнилось семнадцать лет, был бледен, на круглом лице все те же глаза с тяжелыми веками, которые запомнились Криспину. Лицо обрамляли светлые кудри, не достающие до расшитого золотом воротника и красного бархатного котарди, по которому были вышиты круги из листьев. На голове у него красовалась корона — простой золотой обруч с зубцами в виде трилистника. Криспин заметил намечающуюся бородку и тонкие усики. Король слегка прислушивался к разговорам сотрапезников, но основное внимание Ричарда было приковано к его миниатюрной жене, мужем которой он стал уже более года, — Анне Богемской.

Шестнадцатилетняя Анна с ее простоватым лицом вполне могла быть купеческой дочерью. В ее облике не было ничего величественного. Вероятно, именно это так привлекало в ней Ричарда. Тяжело было находиться в окружении людей с такой царственной внешностью, как у его матери Джоанны Кентской, его дяди Джона Гонта, канцлера Майкла де ла Поула, казначея Роберта де Вера и наставника Саймона Берли.

Криспин постарался не таращиться на Гонта. На лице герцога играл здоровый, если только не от выпитого вина, румянец. Его жена Констанса сидела через несколько человек от мужа и не сводила с него заботливого взгляда. При виде приемного отца Криспина невольно охватило сложное чувство.

Он совершил глупость, так близко подойдя к королевскому столу. Криспин понимал, что напрашивается па неприятности. Ему следует находиться поближе к Майлзу. И Криспин уже было повернулся, когда Джоанна, королева-мать, окликнула его:

— Подай вина, любезный.

Будь у Криспина свободная рука, он отвесил бы себе оплеуху, но не мог же он взять и убежать.

Он медленно развернулся. С бешено колотящимся сердцем приблизился ровным шагом к помосту и, все так же опустив голову, стал подниматься по ступенькам, словно шел на эшафот.

Джоанна сохранила свою красоту, хотя теперь ее лицо покрылось морщинками, особенно в уголках глаз и рта. Она подняла свой кубок, даже не взглянув на Криспина. Еще несколько человек дали понять, что им требуется вино, и Криспин опустил голову так низко, что боялся споткнуться.

Он наполнил кубок королевы Джоанны, а затем свой кубок поднял Ричард.

Мгновение Криспин колебался. Где бы он ни находился, что бы ни делал, Криспин и помыслить не мог, что будет наливать вино королю. Он спокойно подумал о ядах, когда красная жидкость полилась в кубок его величества.

Криспин лишь тогда перевел дух, когда появилась возможность безопасного отступления. Вытирая носик кувшина пальцами, он развернулся на каблуках и в этот момент увидел, что его наставник герцог поднял кубок. Криспин замер. Нет. Не останавливаться! Он сделал вид, что не заметил жеста герцога, и собрался уходить, но его за руку остановил паж и прошептал на ухо:

— Эй, малый, герцог Ланкастер желает вина.

Криспин уставился широко раскрытыми глазами на мальчика, который вырос на его пути, мешая спастись бегством. Дерзкая хватка мальчишки становилась вес крепче.

— Ты глухой?

И без предупреждения он развернул Криспина и толкнул в сторону Ланкастера.

Криспин пошатнулся. Нельзя сказать, что он прирос к месту именно от страха, скорее от осознания собственной глупости, от понимания, что всего этого можно было избежать. С покорным вздохом он обошел трон сзади, чтобы обслужить Ланкастера, по возможности к нему не приближаясь. Криспин наклонил кувшин, приложил его носик к краю поднятого герцогского кубка. Вино лилось, казалось, целую вечность. Но как только кубок наконец-то наполнился, Криспин прижал кувшин к груди и испустил долгий вздох и даже усмехнулся. Не так уж и трудно это оказалось. Наконец-то. Он может идти, и никто ничего не узнает. Слава Богу.

Но затем герцог поднял глаза.

Глава 16

Глаза Ланкастера округлились, губы побелели.

Криспин ничего не сделал — ни улыбнулся, ни умолять глазами не стал. Если уж ему суждено умереть, так чего тянуть.

Ланкастер поднес к губам полный кубок и жадно припал к нему. Выпил до дна, но не попросил наполнить снова и отпустил Криспина, сжав кубок и облокотившись на стол.

Криспину хотелось задать ему несколько вопросов, хотелось бросить на его поднос стрелы и потребовать объяснений. Хотя, понимал он, в настоящий момент у Ланкастера есть свои собственные вопросы к Криспину.

И Криспин наклонил голову и воспользовался моментом, чтобы спуститься с возвышения и вернуться в основную часть зала. Он чувствовал на себе взгляд герцога, но беспокоиться об этом сил у него не было. Его занимали другие проблемы. Требовалось следить за Майлзом.

Он повернулся к самым дальним столам, и сердце у него замерло во второй раз.

Где Майлз?

Криспин поспешно прошел между скамьями и людьми и воззрился на то место, где перед этим сидел Майлз, зиявшее теперь пустотой, словно яма. Криспин рискнул поднять голову и оглядеться вокруг, но капитана лучников не увидел.

— Кровь Господня! — прошептал он.

— Вина сюда! — крикнул кто-то у него за плечом.

Криспин поморщился. Только не он! Он-то здесь зачем? Сыщик покачал головой — только этого не хватало. Опустив лицо так низко, что кожаный капюшон коснулся щек, Криспин повернулся.

Сидевший со своими друзьями за нижним столом Саймон Уинком поднял глиняный кубок в сторону Криспина. Увлеченный разговором с соседом, шериф даже не посмотрел в сторону сыщика. Криспин быстро налил ему вина и поспешил прочь, пока кто-нибудь еще не попросил его обслужить.

Он стал целенаправленно искать Майлза. Тот словно растворился. Как ему это удалось? Стоит ли спросить о нем? Нет, это опасно, и кто-нибудь наверняка его узнает. Со всей проворностью, на какую был способен, Криспин скользил по залу, глядя поверх голов, всматриваясь в лица.

Внезапно все встали.

Герцог поднялся со своего места и, высоко держа кубок, что-то провозгласил. Криспин в этот момент находился в другом конце зала, и голос Ланкастера сюда не долетал. Но он понял, что его бывший опекун предложил тост за короля. Все подняли кубки.