Дашка еще поболтала о чем-то с приемной матерью, попрощалась с ней и посмотрела на Германа, который так и стоял в сторонке, внимательно за ней наблюдая.

— Поверить не могу… — прошептала она, покачивая головой.

— Что случилось?

Герман подошел поближе, сел рядом на кровать и, обхватив руками Дашкино лицо, внимательно на нее уставился.

— Ничего плохого… Просто каким-то образом Косте и Ставру удалось разыскать мою Пальмовую ветвь. Они искали статуэтку все эти годы, а сейчас нашли… Представляешь?!

— Спустя годы это, очевидно, было нелегко сделать, — согласился мужчина, отвел волосы от лица и нежно коснулся ее губ пальцем.

— Нет, ты не понимаешь… Они все эти годы ее искали. Тринадцать лет, Гера… Только для того, чтобы меня порадовать…

— Твоя семья очень любит тебя.

— Да… — казалось, Дашка только сейчас до конца осознала эту простую истину, — а ведь меня совершенно точно не за что любить. Знал бы ты, как моя семья со мной намучилась… О том, что я подсела на кокс, они узнали слишком поздно. Не знаю, как мне столько времени удавалось их дурачить. Наверное, они списывали мое состояние на радость от съемок. Да и не виделись мы почти. Я тогда даже сына не видела. Сбагрила Любе и Ставру — и рада стараться…

— Даш… — начал было Герман, но Даша не позволила себя прервать. Коснулась тонкими пальцами его губ и продолжила:

— Но в Каннах мое состояние уже было невозможно скрыть. Они, как мне кажется, сразу догадались, что происходит. Ставр — так точно. Я плохо помню те дни… Это был какой-то непрекращающийся ужас. Вечеринки, пьянки, наркотики, секс… Керимов и компания…

— Даш, не надо, девочка…

— После вручения Люба и Ставр пригласили меня в ресторан, но мне было совершенно не до них. Я уехала с Вадиком и какими-то мужиками. Он хотел меня представить какому-то важному человеку… Не помню, удалось ли ему… Я вообще ничего не помню… Очнулась в больнице, после того, как меня нашли в какой-то канаве. В тот день я чуть не сдохла от передоза…

— Девочка, моя ласковая девочка… Я люблю тебя.

Даша уткнулась ему в плечо. Обвила шею своими тонкими руками.

— За что вы только меня все любите? За что?

— За все… За все, Дашка!

Она ничего не ответила. Подняла взгляд. Влажный, немного испуганный. Со слипшимися стрелочками ресниц. Герман снова коснулся пальцами губ, немного придавил:

— Ну, вот зачем ты их искусала?

И своими нежными поцелуями принялся врачевать ее раны. Лизнул, толкнулся языком в рот, аккуратно запрокинув голову руками. Даша сместилась, встала на постели на колени и, обхватив его плечи руками, жадно ответила на поцелуй.

— Я так скучала…

— Правда?

— Очень… Поцелуй меня!

Разве он мог ей отказать? Одежда полетела куда-то в сторону. Губы слились. Страсть вырвалась наружу. Вот только на этот раз все было как-то иначе. Даша стала другой. Более несдержанной, что ли? Она как будто себя отпустила. Герман немного отстранился. Поймал ее расфокусированный взгляд. Скользнул костяшками пальцев по лицу, шее, задел острый сосок, прошелся по животу. Дашка дробно подрагивала. И жадно, отчаянно втягивала в себя воздух. Не отрывая от нее взгляда, скользнул пальцами между ног. Прижал клитор.

Даша сходила с ума. Она была настолько напряжена, что не могла двигаться, не могла дышать, не могла думать… Полностью поглощённая силой своего желания, она наблюдала за Германом, боясь того, что он с нею делает, но еще сильнее боясь, что он остановится. Ее губы раскрылись, и он тут же этим воспользовался, подарив ей еще один поцелуй. Едва их тела соприкоснулись, хриплый стон вырвался из Дашкиного горла.

— Да, сладкая… Вот так.

Она плавилась. Грудь отяжелела, бедра невольно качнулись вперед, прижимаясь к его. Даша всем телом чувствовала желание Германа, его твердость и болезненную потребность в ней. В прикосновениях ее рук и рта к телу. Она успела полюбить эти моменты прелюдии. Этот постепенный переход от едва ощутимого томления к безумной, лишающей воли потребности.

Даша отстранилась. Облизнула губы, наслаждаясь его вкусом.

— Можно я…

— Да! Все, что угодно…

Даша скользнула руками вдоль его тела. Поцелуями провела дорожку от скулы, вниз по шее к крохотным бусинкам сосков. Замерла, прижавшись щекой к груди, слушая, как колотится сердце Германа. Пальцами погладила выступающую косточку на бедре, прошлась по подтянутому животу и обхватила его бархатистый член.

Его ласкали так тысячу раз. И даже гораздо более изощренно… Но когда Дашкины губы несмело накрыли его головку, он испытал то, что никогда до этого не испытывал. Где-то здесь был его рай…

Глава 28

Время шло, съемки перевалили за половину и двигались к своему логическому завершению, но они так и не отыскали мразь, покушавшуюся на Дашку. Носом землю рыли, но так и не нашли зацепок. Никто из членов съемочной группы не мог быть в тот день на мосту. Однако никто из посторонних не мог ослабить крепления на решетке. Непонятно также было, зачем кому-то подбрасывать Даше записку. Обычно те, кто угрожали людям таким образом, в действительности не были способны на какие-либо реальные действия. А тут два покушения… Факты не складывались. И это только подтверждали психологи-криминалисты, которых к делу подключил Ставр.

Охраны на площадке было едва ли не больше, чем членов съемочной группы и, наверное, поэтому никаких эксцессов больше не происходило. У преступника просто не было шансов. Что, безусловно, не могло не радовать. И Герман, конечно, радовался, но как-то без особого энтузиазма. Он не мог избавиться от мысли, что все происходящее — всего лишь затишье перед бурей. А тут еще и мероприятие намечалось, на котором он был обязан присутствовать… Ежегодный кинофестиваль. По такому случаю у него даже был освобожден день между съёмками.

— Даш… А хочешь поехать со мной?

— Куда? — роющаяся в шкафу Дашка вскинула голову и растерянно посмотрела на мужчину.

— На открытие фестиваля. Я только мелькну, где надо, представив свою последнюю картину, и сбежим… Хочешь?

— Не знаю… Мы ведь решили пока не выпячивать наши отношения… А кинофестиваль — это пресса. Тем и повода особенного давать не надо. Увидят вместе, и насочиняю даже то, чего отродясь не было.

Герман потянулся, как кот, и, улыбаясь во весь рот, поинтересовался:

— А что, существует что-то такое, чего между нами еще не было?

— Гера! Я же серьёзно!

— Я тоже… — мужчина лениво встал с кровати и подошел к любимой. Обнял ее со спины. Сжал пальцами соски под рубашкой, потерся носом о светленькую макушку, — мне жуть как понравилась та вчерашняя штучка…

— Это — комбидресс… — выдохнула Дашка.

— Угу… ты в нем была такая горячая…

— Гера… Через две минуты нужно быть на площадке.

— Угу… Ну, так ты поедешь со мной? Мы могли бы не светиться перед камерами вместе. Тебе тоже полезно мелькать на мероприятиях такого рода. Налаживать связи…

— Я не знаю. Мне нужно подумать. И платье… Это ведь нужно платье красивое!

Герман рассмеялся. Когда они познакомились, Даша была такой сложной девочкой. Со столькими трещинками, столькими ранами… И теперь он так радовался, когда она вела себя, как самая обычная женщина, и беспокоилась о всякой чепухе.

— Платье будет, какое только захочешь! Может быть, даже выгуляешь мой подарок.

Дашу обернулась и кивнула. За всеми событиями, последовавшими за покушением, о своем подарке Герман вспомнил не сразу. Но через пару дней опомнился и вручил Дашке красивый винтажный браслет. Белое золото, усыпанное бриллиантами. Вряд ли его презент мог соперничать с вернувшейся к хозяйке статуэткой Пальмовой ветви, но… Даша была очень тронута. А ему так нравилось ее радовать! За время, проведенное с нею, Герман понял, что осчастливить Дашку могло что угодно. Она, как никто, умела радоваться мелочам. Каким-то совершенно обыденным вещам… Тем, что он раньше не замечал вовсе. А рядом с ней научился.

Даша подружилась с Марго… Они регулярно созванивались и о чем-то болтали. Герман с каким-то удивлением наблюдал за этими разговорами и все сильнее падал в любовь. Это было странное падение. Падение вверх…

Где-то спустя пару недель после покушения Дашка познакомила Германа кое с кем особенным. С сыном. Точнее, они уже встречались с Яном, но это было совсем другое. На этот раз его представили официально. Как свою пару. Он знал, как нелегко далось Даше это решение, знал… И не мог не восхищаться её решительностью. Впрочем, он и сам волновался. Знакомство с Яном всколыхнуло давно утихшую боль. У него самого мог бы быть ребенок такого возраста. Мог бы быть…

Дашкин сын оказался совершенно удивительным человеком. И за мать он стоял горой. Поэтому Герман подвергся своеобразному допросу. Довольно тактичному и завуалированному. Он даже не сразу сообразил, что его пытают. Тем веселее было, когда до него, наконец, дошло, как ловко парнишка все провернул.

— Ловок ты… — в восхищении протянул мужчина.

— Отца школа, — пояснил Ян, улыбаясь на все тридцать два. — Ты хотя бы засек. Другой бы и не догадался.

— Значит, не совсем плох…

— А вот это мы еще посмотрим. Отец меня не только разговаривать учил, — все так же улыбаясь, заметил парень, однако на этот раз улыбка не коснулась его глаз.

Герман кивнул, признавая право…

— Я никогда ее не обижу.

— Вот и хорошо! — и без всякого перехода, — мам Даш, ну, что ты застряла? Скоро кино начнется!

Тот вечер прошел замечательно. Впервые Герман ощутил свою причастность к Дашиной реальной жизни. И было так интересно наблюдать за ней такой: домашней, расслабленной, веселой… Они сидели в зале рядового кинотеатра, ели пересоленный попкорн и смотрели какой-то третьесортный ужастик. Яну нравилось. Даше, по всей видимости, тоже. А ему для счастья было достаточно ее улыбки.