Щелчок девочки-хлопушки, Елена снова несется через улицу, неуклюже перепрыгивает ограждение и хватает Дашу за руку. И та снова молчит.

— Извините… Сегодня, видимо, не мой день. Не могу вспомнить слова, — сокрушенно качает головой Дашка, но ей ни капли не жаль. Она получает удовольствие от того, как эта полностью перекроенная, гнилая тетка, обливаясь потом, бегает туда-сюда. Она запорола еще три дубля, и на пятый раз Елена не выдержала:

— Да ты издеваешься надо мной!

— И ты это только сейчас поняла? — равнодушно заметила Дашка, пригубив из бутылки воду.

— Ну, ты и сука…

— Ага… Имей в виду на будущее. А то, мало ли…

— Даша, ну что опять не так?! — к ним подбежал оператор и требовательно уставился на актрису. — Тебе просто нужно произнести «мы это уже проходили» и отойти на вот эту метку.

— На метку, Даша! В твоей деревне знают, что это такое? — завелась Елена. — Ну-ка, смотри… Мастер-класс… Мы это уже проходили! — кричит актриса и отступает назад. Решетка, на которой крепились осветительные приборы, начала неестественно раскачиваться. На площадке поднялся крик, заглушаемый шумом большого города. Огромные софиты сорвались, как листья с дерева, и полетели прямо на застывшую в ужасе Елену. В последнюю секунду Дашка успела резко дернуть женщину на себя, тем самым спасая ей жизнь. А потом лежала прямо на асфальте, придавленная тушей рыдающей народной артистки, и разглядывала пустыми глазами серое, неласковое небо.

Глава 22

К вечеру пошел дождь и значительно похолодало. Но ничто в этом мире не заставило бы Германа остыть. Или хоть как-то взять себя в руки. Все его попытки обуздать клокочущую внутри ярость терпели сокрушительное фиаско. Пожалуй, впервые в жизни он был так зол. И так сильно напуган.

Притихшая команда настороженно следила за метаниями своего режиссёра. В павильоне присутствовали все. Не было только Даши и впавшей в истерику Елены. Хоть как-то держаться Герману позволяло лишь понимание того, что его люди не пострадали. Нет, не так… Понимание того, что не пострадала Даша. На остальных в данный момент ему было плевать. Хотя это было и неправильно, с какой стороны ни посмотри. Никогда в жизни он так не боялся. Не знал настолько всепоглощающего, сковывающего тело страха. Он оцепенел. Замер, не в силах пошевелиться. Вечерний город жил своей жизнью, сигналили машины, гремел проезжающий по соседней улице трамвай, на площадке поднялся крик, кто-то куда-то бежал… А Герман не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Пока второй режиссер не потрепал его по плечу:

— Гера, нам нужно быть там.

Герман моргнул, провел ладонями по лицу, стряхивая с себя ужас произошедшего, и побежал. Вокруг Дашки и Елены собралась толпа.

— Разойдитесь! — рявкнул. Его горло до сих пор было спазмировано, отчего голос вышел сиплым и каким-то надтреснутым.

Кто-то неподалеку отдавал команды не мешать работе охраны. Те уже включились в процесс осмотра места происшествия. Герман отмечал все происходящее, но пока не вникал. Все его внимание было сосредоточено на девушке, которую закутали в плед и отпаивали сладким чаем. Он следил за ней взглядом, отмечая, что Дашка неплохо держится. Даже пытается вымученно улыбаться, в отличие от той же Елены, которая абсолютно себя не контролировала.

Сердце болезненно заныло. Казалось, еще немного, и оно разорвется на части от переполняющих чувств. Чувств, подчиняющих себе, лишающих воли. Когда ты сам себе не принадлежишь, не контролируешь собственное тело, которое рвется к ней. Она была такой мужественной, такой сильной… И плевать, что им не стоит выпячивать свои отношения. Плевать… Сделав шаг:

— Ты как?

— Ничего. Все обошлось…

Герман ступил еще ближе. Сжал руками тонкие Дашкины руки чуть выше локтей и повторил зачем-то:

— Ты как?

Она улыбнулась дрожащими губами:

— В норме. Хотя это и не самый лучший день в моей жизни.

Он не стал ничего больше спрашивать. Просто смотрел. И такое в его глазах сумасшествие творилось! Что, если бы могла, Дашка, наверное бы, отступила… Прочь от этой бездны! Но льдистая пропасть его глаз закручивала и манила… Не оставляя ни единого шанса на спасение.

— Герман Маркович… Вам следует кое-что знать.

Кто-то настойчиво дергал Германа за руку, но он не сразу смог отвести взгляд от Дашки. Ну, что там опять? Почему их прерывают? Зачем?! Моргнул:

— Что-то случилось?

— Еще бы. Где мы можем переговорить без свидетелей?

Гера снова перевел взгляд на Дашку.

— Иди, — шепнула она, в глубине души радуясь, что получила отсрочку. — Иди. У меня все хорошо.

Герман послушно кивнул и пошел вслед за начальником охраны. Как он и думал, с крепежами все было в полном прядке. В отличие от большинства отечественных режиссеров, Герман не экономил на крепежном оборудовании. В арсенале его съемочной группы находились лучшие крепежные приспособления, которые только можно было приобрести. Такие вещи не ломались! Не выходили из строя!

— Вы хотите сказать, что их просто не закрепили, как следует?

— Данный факт не вызывает сомнений, — нахмурился мужчина. — И учитывая то, что Дарье угрожали, думаю, что это произошло не случайно.

Герман вскинул голову.

— Конструкция бы рухнула прямо на Дашу, подойди она к ней…

— Наверное, так бы и случилось.

— Рада, зови сюда гаффера и всех осветителей, — рыкнул Герман на застывшую в дверях помощницу.

Разговор с поникшим гаффером ничего не дал. Тот, едва не плача, заверил режиссера, что лично проверял все крепления перед началом съемок. У Германа не было оснований ему не доверять. С Самойловым они работали уже добрый десяток лет. Он был асом своего дела, который не мог допустить подобного рода ошибку. Значит, на площадке случилась намеренная диверсия.

— Куда смотрела охрана? — рыкнул мужчина.

— Герман Маркович, мы и предположить не могли, что опасность может исходить…

— А должны были! — перебил начальника охраны режиссер. — Я плачу вам чертову уйму денег! Иваныч, ты когда проводил финальную проверку осветительных приборов?

— Минут за сорок до начала… — дернул кадыком пожилой гаффер.

— Тебе плохо, что ли? — с опаской покосился на мужчину Гера.

— Понятия не имею, как такое произошло… Со мной никогда такого не случалось… — бормотал тот, вытирая платком пот со лба.

— Мне нужно задать вам пару вопросов, возможно, вы видели что-то подозрительное…

— Нет, ничего такого! Я бы в жизни никого не подпустил к своему оборудованию.

— Может, твои ребята что-то видели?

— Они бы сказали…

— Все равно, я всех опрошу, — настаивал начальник охраны. — Нам бы криминалиста толкового, Герман Маркович. Пока не поздно…

— Звони Капустину. Пусть всех на ноги поднимает…

Герман отошел к стене, и устало провел рукой по лицу. Теперь не имело смысла скрывать причину усиления мер безопасности на площадке. Умолчать о сложившейся ситуации не получится. Испорчено дорогостоящее оборудование, да и Елену в жизни не заткнешь. А значит, впереди неприятный разговор с продюсерами, к которому следовало основательно подготовиться. Нужно было постараться извернуться так, чтобы объяснить ситуацию, умолчав о том, что тревожило Дашку. Умолчав о шантаже… Никто не должен был узнать правду.

— Герман Маркович, мы закончили с осветителями. Те клянутся, что ничего подозрительного не видели. И подтверждают слова Самойлова о том, что он проверял конструкцию перед началом съемок.

— Значит, опросите всех присутствующих. Мне ли вас учить?

— Уже… Так и делаем.

Весь вечер Герман провел на ногах. Он переговорил с Давидом, Марго и рекомендованным им человеком. Тот пообещал прислать компетентных людей, которые помогли бы разобраться со сложившейся ситуацией. Слова Германа о том, что на месте уже работают профессионалы, Николай Иванович — именно так представился незнакомец, тихонько хмыкнул, заметив:

— Мои люди — профессионалы.

Видимо, это должно было объяснить всё. И, черт побери, у Геры не было никаких сомнений в его словах!

— Герман Маркович, — вдруг снова заговорил Николай Иванович, когда Герман уже решил повесить трубку.

— Да?!

— А что вам известно о самой Дарье? В курсе ли вы, к какой семье она принадлежит?

— Даша — сирота. Её удочерили Ставшие. Мы, кажется, уже говорили об этом.

— Говорить-то говорили… Вот только, учитывая возможности её семьи, для меня несколько удивительно лично мое участие во всем происходящем.

— Почему? — растерялся Герман. Нет, конечно, у приёмной матери Любы была очень непростая семья. Очень богатая… Но порой даже деньги ничего не решали.

— Ставр Ставший… Что вам известно об этом человеке?

Герман напрягся:

— Ничего. А что должно быть?

— Он поможет. Обратитесь к нему.

— Это означает, что вы отказываетесь с нами работать? — не понял ситуацию Герман.

— Я не отказываюсь. Я лишь говорю о том, что Ставр Ставший может знать гораздо больше, чем мы хоть когда-нибудь узнаем. Введите его в курс дела. Мой вам совет.

Николай Иванович положил трубку, а Герман, окинув взглядом толпу, устало потер виски.

— Расходитесь, ребята. Завтра нас ждет тяжелый день. Пока мы не выяснили, что, мать его, происходит, будьте, пожалуйста, предельно внимательны и осторожны.

Толпа одобрительно загудела и двинулась к выходу из павильона. Дождавшись, пока все уйдут, Герман судорожно втянул воздух, и устало откинулся на стену. Наконец этот день закончился. Наконец он может пойти к Дашке… Никто не скажет, что он бросил команду в самый ответственный момент. Он был с ними до конца и делал то, что должен был делать. Исполнял свой долг… Так почему на душе скребли кошки? Почему в животе все скручивалось в тугой узел от неправильности происходящего? Почему весь сегодняшний день он больше всего хотел все бросить к чертям, и пойти к ней?! Наверняка, напуганной и несчастной.