Герман достал сигареты, щелчком выбил из пачки одну, сунул в рот.

Даша облизнула губы. Сделала глубокий вдох. Яростный, жадный… Правду ведь говорят, что перед смертью не надышишься. Но почему-то этот последний глоток воздуха всегда самый необходимый…

— Ты уже знаешь, что я детдомовка. Поэтому не буду рассказывать об этом периоде своей жизни и давить на жалость. К тому, что со мной впоследствии приключилось, это не имеет никакого отношения… Так вот, Люба и Ставр забрали меня из приюта в четырнадцать. В то время я была уже взрослой барышней… Опытной! — с Дашкиных губ снова сорвался смешок, у Германа мороз шёл по коже, когда она так смеялась!

— Даш…

— Нет-нет! Это ведь самое начало… В самой лайтовой версии… Что же ты слабонервный такой, Герочка?!

Дашкино веселье и показная бравада были наигранными. Он не поверил им ни на секунду! А насмешливое «Герочка» так и вовсе пропустил мимо ушей. Загнанный в угол волк всегда кусается. Он это мог понять.

— Даш…

— Да послушай ты! Я прожила у них пару месяцев, и залетела. Хотела аборт сделать, вот только Люба не позволила. А потом родился Ян, и я, наконец, поняла, ради чего мне жить… И все было неплохо, пока я не попала на съемки.

— Даш…

— Я ужасно боялась, Герман. Так боялась! До регулярных панических атак… До бессонницы… Кажется, в то время я вообще не спала!

— Боязнь сцены?

— Нет! Что ты! Боязнь не справиться. Разочароваться и разочаровать… Я ведь считала себя полным ничтожеством, понимаешь? А тут такой шанс! И… Ты. Да-да, не смотри на меня так… Мне ты виделся каким-то божеством. Или инопланетянином… Я не знала таких мужчин, не думала, что они вообще такими бывают. Как насмешка… Ведь через меня их столько прошло… Но ты был совершенно особенным. Другим. Нереальным. Уверенным в себе и в том, что делаешь… Самодостаточным. Ужасно красивым… Я так хотела произвести на тебя впечатление…

— Ты и произвела.

— Могу себе представить…

— Я говорю на полном серьезе. Ты зацепила меня. Очень. Только, после гибели сына все отошло на второй план.

Даша вздохнула, и прикрыла глаза.

— Ладно… Это сейчас неважно. Дело в другом… Мне угрожают. Или шантажируют, не знаю, как правильнее обозначить то, что происходит…

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Герман. И что-то в его голосе заставило Дашу обратить на себя внимание. Она подняла веки и натолкнулась на цепкий пронизывающий взгляд. В нем что-то неуловимо изменилось… Присущая Герману вальяжность испарилась в мгновение ока. Он стал совершенно другим. Собранным, отстраненным, жестким…

— Даша, не молчи!

Да… Она сама затеяла этот разговор. Поэтому играть в молчанку не имело смысла. Ей просто нужно собраться, и покончить со всем одним махом. Где только силы взять? Где взять эти чертовы силы?

— Когда Керимов подсадил меня на кокаин… Он стал меня использовать в качестве шлюхи для своих дружков. Вадик продавал меня самым отъявленным извращенцам. — Дашка облизала пересохшие губы. — Ничего нового, если честно, для меня не произошло. Малолеткой я продавала себя за кусок хлеба. Так что в этом плане, можно сказать, я даже выросла — доза-то стоила гораздо больше…

Дашкин голос был непривычно тихим и каким-то надломленным. Герман смотрел на неё в упор и слушал, не перебивая. Пытался осознать сказанное, но как-то не получалось. Только злость поднялась внутри. И во рту мерзкий привкус появился… Будто он съел что-то несвежее, или болотной воды хлебнул.

— Эти, с позволения сказать, «свидания» Керимов снимал на камеру. Я не знала, что он это делал! — закричала в отчаянии, но тут же сдулась, прошептав, задыхаясь: — А если бы и знала, то все равно не смогла бы ему помешать… В общем, он меня начал шантажировать этими пленками еще тогда… Чтобы сделать послушнее.

— Почему ты мне не сказала?! — возмутился Герман, и сразу же осознал, что не имел никакого права на эту претензию. И Дашкина иронично вскинутая бровь была лишь тому подтверждением.

— Ты был Богом для меня, помнишь? Мне было ужасно стыдно…

Девочка-девочка… Как же так? Герман отвернулся, якобы в поисках спичек. А на самом деле — просто не хотел, чтобы Даша увидела, как сильно его потряс её рассказ. Как в голову ударила ярость, и жажда мщения. И болезненно дикое сожаление, что он не смог тогда её защитить.

Проклятые спички нашлись в ящике стола. Гера подкурил. Втянул в себя горький дым, выдохнул носом.

— Эти пленки исчезли из моей жизни вместе с самим Керимовым. Поначалу я вообще не задумывалась об их судьбе. Было не до этого. Меня так кошмарно ломало… — плотину сдержанности прорвала крохотная прозрачная капля. Но вряд ли Дашка заметила, что начала плакать. Она торопливо продолжила свой рассказ. — Понятия не имею, на чем держалась тогда. Ведь я даже жить не хотела. У меня была ужасная депрессия и совсем неутешительный диагноз — биполярное аффективное расстройство. БАР… Может, слышал? Сейчас это модный диагноз среди творческих личностей… — снова кривая улыбка наползла на лицо. И Герману захотелось закричать: «Не надо! Не играй! Хочешь плакать — плачь. Только не играй, когда тебе так невыносимо больно. Не трать на это последние силы… Даша, Дашенька…», а Дашка, между тем, продолжала. — В общем, первые года полтора я просто пыталась выжить… Но со временем все улеглось. И так бы и продолжалось, если бы совсем недавно я не получила вот это…

Дашка прошла через комнату к тумбе, на которой стояла сумка. Пошарила внутри, и достала порядком измятую записку. Она держала её аккуратно за самый край.

— Не хочу добавлять работы криминалистам на случай, если мне в дальнейшем придётся использовать её как вещдок, — пояснила свои действия, слизывая влагу с губ.

— Когда ты это обнаружила? Где это случилось? При каких обстоятельствах? — сыпал вопросами Герман, подойдя к Дашке вплотную. Приковав к себе ее взгляд.

— В тот вечер, когда мы с тобой ужинали в ресторане Марго. Я вошла в номер — и увидела это под дверью.

— Почему ты мне сразу не рассказала?

— Потому что тогда это тебя не касалось.

— Бред…

— Нет, Герман. Тогда нас ничего не связывало. Но ты неминуемо окажешься под ударом, если между нами что-то произойдет…

Глава 20

Дашка была права, отчего ситуация еще сильнее запутывалась. Герман понимал это краем сознания. Просто не мог отрицать очевидные истины, как бы ему того не хотелось. Он слишком долго жил головой, слишком много прилагал усилий, выстраивая свое настоящее, чтобы вот так, запросто, поставить его под удар. Если пленки с компроматом на Дашку действительно существуют… Если они всплывут в разгар работы над фильмом, или, что еще хуже — перед премьерой — это погубит все. Несмотря на то, что он понятия не имел о том, что запечатлено на тех записях, Герман, тем не менее, абсолютно не сомневался в эффекте, который они произведут. Еще бы… Грязная изнанка кинематографа во всей красе. Шикарный информационный повод. Он уже видел кадры ток-шоу и гневные заголовки в прессе…

Затушив сигарету в пепельнице, он снова взглянул на Дашку. Сейчас она мало походила на ту женщину, которую он лицезрел еще пару часов назад на съемочной площадке. Она осунулась лицом, и даже как будто постарела. На ее щеках в тусклом свете гостиничного номера мерцали слезы, и Герман проклинал себя за то, что не может их осушить… Не может, махнув на все рукой, заявить, что всё сказанное Дашкой не имеет значения. Потому что, мать его так, оно имело… И не только для него. Для почти сотни душ съёмочной группы, для Марго, которая такого удара может не пережить, для продюсеров и спонсоров, которых он лишится, если фильм провалится в прокате из-за скандала…

— Да, ладно… Не нервничай так. Я ведь все понимаю, Герман. Собственно, для этого и рассказала. Ну, чтоб меньше искушения было… Ты понимаешь.

Черт. Как же чертовски стыдно… Стыдно за свое преступное молчание. За невозможность сказать — забей, я прикрою! Он не мог произнести этих слов! Не мог… Как и не мог отказаться от Даши или предложить ей тайную связь, после всего, что о ней узнал. Этой женщине нужно было совсем другое… А не интрижка, скрытая от глаз.

— Я понимаю… И ты совершенно права в том, что нам не стоит сейчас выставлять отношения напоказ.

Даша истерично хмыкнула:

— Конечно.

— Ты не поняла… Я не хочу тебя прятать…

— Да и не получится, Гер. Я сама на это не соглашусь. Не соглашусь… Понимаешь?

— Вот и не прошу…

— Тогда, о чем ты толкуешь?

— Время… Я прошу дать мне немного времени, чтобы со всем разобраться.

— Конечно… — повторила Даша, улыбнулась, и устало осела на кровать. И, вроде бы, она согласилась. Но что-то в её ответе не давало Герману покоя. Он снова подкурил, пристально наблюдая за её бесстрастным лицом.

— В первую очередь, нужно выяснить, кто подкинул записку. Возможно, это вообще никак не связано с Керимовым. Просто очередной повернутый… Разве мало таких? Потом… Нужно узнать, куда делись записи. У меня есть кое-какие связи в органах. Может быть, что-то получится…

— Ты сам себе веришь? — равнодушно спросила Даша.

— А почему нет?

— Столько лет прошло, Герман… Столько чертовых лет…

— Тем более, пришло время покончить со всем этим дерьмом! Я приложу для этого все усилия.

— Конечно… Герман, знаешь… я так устала. Давай… давай в другой раз продолжим, а?

Герман резко выдохнул дым, бросил на Дашку еще один пристальный взгляд, прекрасно осознавая, что та не поверила ни единому его слову! Она вообще вряд ли воспринимала их всерьез. Недоверчивая. Она была такая недоверчивая! И отстраненная… Герман преодолел комнату, присел на колени прямо перед ней и, обхватив ладонями лицо, спросил:

— Не веришь мне, да?