Не глядя на мужчину, Герман вышел на широкую веранду, и пристально уставился вдаль. Туда, где высокие шпили елей царапали своими верхушками пушистые розовые облака. Все-таки не зря он выбрал эту местность для съемок натуры. Было что-то завораживающее в этих пейзажах. На фоне величия гор человеческие пороки выделялись как-то особенно отчетливо.

— Даша взрослая барышня. Я не имею права голоса.

— Черта с два. Если бы вы считали, что эта затея не для нее, у Даши бы не было ни единого шанса.

— Ты посмотри, какой умник!

— Не жалуюсь.

Если бы Герман не чувствовал за собой вины, он бы ответил гораздо более резко. Все дело в том, что за последние пару дней он столько всего передумал… Раньше почему-то не задумывался. А сейчас, видимо, появилось слишком много свободного времени, вот и лезло всякое в голову… По большому счету, он не отвечал за своих актеров. Мужчина был режиссером, а не нянькой. А Дашка была полностью дееспособной. Соответственно, она сама несла ответственность за себя и свои поступки. Господи, да у нее уже даже ребенок был! Так какой с него спрос?

— Послушай, парень…

Герман поморщился от такой фамильярности, но все же повернулся к Ставру лицом.

— У Даши была нелегкая жизнь. Врагу, если честно, такой не пожелаешь…

— Что вы имеете в виду?

— То и имею… Слишком много бед приключилось с девочкой. Постарайся не добавить ей горя. Будь внимательнее в этот раз. Смотри в оба.

Мужчина опустил взгляд вниз и пнул пыльным, видавшим виды ботинком бортик веранды. Герман прищурился. Интересно, что он имел в виду? О каких бедах толковал? И что ему ответить, если он вообще не понимал, о чем речь? Пообещать, что ничего с Дашкой не случится? Смешно! Она взрослый человек. И если захочет куда-нибудь встрять, то непременно сделает это.

— Ставр? Ты что здесь делаешь?

На пороге веранды появилась Даша. Несмотря на лето, она надела джинсы и тельняшку с длинным рукавом. Ее светло-русые волосы в беспорядке рассыпались по плечам — она явно не воспользовалась расческой. На улице было достаточно прохладно, и девушка зябко сжимала свои предплечья руками, в безуспешной попытке согреться. Герман сглотнул. Он еще помнил, как выглядели ее соски, сжавшиеся от холода. Выцветший трикотаж футболки, в котором он застал Дашу утром, практически ничего не скрывал. И ему до зуда в пальцах захотелось сжать её малышки в руках. Провести подушечками пальцев по крупным, напряженным вершинкам, сжать их посильнее…

— Да вот… В гости зашел. Смотрю, не мне одному пришла в голову эта идея. Многолюдно у тебя, однако.

— Доброе утро, пап! — поздоровался Ян. Ставр подал руку сыну, хлопнул того по плечу, одновременно протягивая ладонь Константину.

Герман понимал все меньше, но своего удивления не показывал. Выходит, что Дашка родила… от Ставра? Сколько ей было лет, когда этот дед на нее позарился?! Как он вообще посмел?! И куда смотрела его жена?

— Ты можешь уделить мне несколько минут наедине? — процедил сквозь зубы мужчина. Ему уже следовало выезжать в аэропорт, а он не мог уехать, и не увидеть напоследок Дашу. Хотя и попрощался с ней еще вчера.

— Да, конечно, — Дашка кивнула головой, и направилась в сторону леса.

Герман последовал за ней, не боясь промочить ноги, хотя и была такая вероятность. Всю ночь лил дождь, и теперь напитанная влагой земля квакала под ногами. Почему-то вымощенную дорожку Дашка напрочь проигнорировала.

— Ты хотел что-то сказать по поводу встречи с продюсерами…

— Да, я тут подумал… А почему бы нам не организовать её прямо здесь?

— На базе Ставших?! — изумилась женщина.

— Именно. По-моему, отличная идея. Отдохнуть от города, познакомиться поближе в непринужденной обстановке. Да и твоему Ставру… будет спокойнее, если он увидит, с кем тебе предстоит работать.

— При чем здесь Ставр? Он тебе что-то говорил?

— Он волнуется о тебе. Только и всего. Наверное, ему не безразлична мать его ребенка.

— Ребенка? О, нет! Господи… Ты все понял совершенно неправильно. Ставр… Он не является биологическим отцом Яна, хотя и вписан в его свидетельстве о рождении. Но… нет. Между нами не было и нет ничего такого. Ставр обожает свою жену…

Дашка отвернулась, провела задумчиво рукой по поросшему мхом стволу раскидистой ели. Она не понимала, почему ей было так важно донести до Германа правду. Объяснить ситуацию… Наверное, не хотелось бы, чтобы он думал, что она еще и Ставшего соблазнила.

— Ставр мне заменил отца. И моему сыну тоже… заменил.

— А твой настоящий отец…

— Я его не знала.

Черт! Ему действительно нужно ехать. Как вообще начался этот разговор по душам? С чего бы? Ему это и даром не нужно. Рабочие отношения. Он — режиссёр. Она — актриса. А то, что так не вовремя растревожило душу — банальная похоть. Не стоит преувеличивать ее роль.

— Ты подумай насчет моего предложения. Если встречу все же можно будет организовать — свяжись с моей ассистенткой. Она поможет в проведении мероприятия. А мне уже пора. Самолет.

Герман демонстративно сверился с часами и, взмахнув рукой, отступил назад. Вода все же просочилась в туфлю. Мужчина поморщился, ступил на дорожку. Даша Иванова, сама того не подозревая, завлекла его в свои сети. Но он не собирался так просто сдаваться.

Глава 11

На фоне величественного деревянного дома в четыре этажа сидела женщина. Древняя, как и сам дом. Блеклые, обесцвеченные временем глаза смотрели на высокие — почти до неба, ели. Зрение было уже не то. Но старуха не теряла надежды заметить белок, коих в их поместье было великое множество. Она и орехи для них припасла, мешочек с которыми теперь задумчиво поглаживала длинными, изуродованными артритом пальцами. Однако белки на угощение торопиться не спешили. Зажрались!

— Безмозглые твари…

— И кто на этот раз попал под раздачу? — раздался смеющийся голос за спиной.

— Ох, Гера… Вернулся… — прозрачные глаза старухи зажглись огнем, а руки, оставив в покое орехи, потянулась к мужчине. Тот послушно наклонился и легонько приобнял бабку. Она была настолько худой, что казалась практически бестелесной, и Герман боялся ей навредить.

— Ну, так что там по поводу безмозглых тварей? Кто вновь посмел тебя расстроить?

— Ты говоришь обо мне, как о сварливой, выжившей из ума старухе!

— Не правда, светлости твоего ума я даже завидую, да и насчет старухи ты явно погорячилась… А, вот, что касается сварливости… Ты опять уволила экономку. Пятую за этот год, Марго… Я не успеваю запоминать их имена.

— Она была грязнулей! И пыталась испечь пирог!

— Какое преступление, — улыбнулся Герман, усаживаясь возле бабки в глубокое плетеное кресло.

— Она посягнула на святое!

Да уж, плита в их доме действительно была чем-то, вроде святыни. Гера купил ее в подарок бабке, после того, как, наконец, уговорил ту отреставрировать свое родовое гнездо. И теперь их кухню украшала шикарная французская La Cornue. Шедевр кухонного искусства. Венец умения, профессионализма и годами накопленных знаний. Плиту установили семь лет назад, и с тех пор никто не смел подходить к ней. Конечно, кроме самой Маргариты. Которая была непревзойденной поварихой. Но… все же, возраст брал свое. Ей было тяжело готовить, и радовать внука привычными с детства вкусностями. Сломанный когда-то позвоночник здорово портил жизнь энергичной не по годам женщине и скверно сказывался на её и без того несладком характере.

— Да она же только хотела тебя побаловать чем-нибудь вкусненьким! Снискать твое расположение…

— Можно подумать, она бы смогла… Никто не умеет правильно готовить грушевый пирог.

— А ты бы поделилась с ней своим фирменным рецептом — глядишь, и смогла.

— Вот еще! — возмутилась Марго. — Это фамильный рецепт…

— Фамильными бывают особняки, — Герман взмахнул рукой в сторону дома, — драгоценности, — коснулся прекрасного рубина, с которым, несмотря ни на что, бабка никак не могла расстаться, хотя уже несколько раз приходилось раскатывать кольцо, — а вот рецепты фамильными не бывают!

— Много ты понимаешь! — фыркнула Маргарита. — Рецепт моей грушевой шарлотки передался мне от бабки, которой, в свою очередь, его поведала мать. А та, чтоб ты знал, была поварихой в доме какого-то графа. Или князя… Впрочем, один черт! Кстати, этот же то ли граф, то ли князь ту повариху и обрюхатил. Так что, не один твой дед дворянских кровей. Я, вон, может, тоже из князьёв…

Герман слышал эту историю тысячу раз. Но все равно прослушал её с большим удовольствием. Если и был на свете человек, которого он готов был слушать часами, то это была она — Маргарита. Так повелось с самого сопливого детства. Бабка заменила ему и мать, и отца. Она была его непоколебимым авторитетом. Именно Маргарита научила маленького Геру всему, что он сейчас умел. Именно она вселяла в него веру, именно она его во всем поддерживала. Ее прокуренный голос ласкал слух, её хрупкий силуэт сулил авторитет, а никем не повторенный вкус воздушной, как облако, грушевой шарлотки говорил сам за себя — этой женщине по все по плечу. Так, впрочем, оно и было.

— Так что же, выходит, ты унесешь рецепт шарлотки с собой в могилу?

— Шути, шути! Жить вечно я не собираюсь, так и знай! Пора бы тебе уже поторопиться с продолжением рода, Герман. И на этот раз я не шучу… Если я все еще жива, это не означает, что я счастлива по этому поводу. Роди ты уже хоть кого-нибудь, и дай мне спокойно отойти в мир иной!

— Что значит — хоть кого? — улыбнулся Герман, обнимая бабку за плечи.

— Да, хоть сына, хоть дочь… Девочку, конечно, предпочтительнее. Из нее проще человека воспитать.

Герман рассмеялся и зарылся носом в бабкины идеально уложенные волосы. Он ее о-бо-жал! Маргарита вышла за его деда Андрона в пятидесятых. Столичная богема посчитала этот брак мезальянсом по целому ряду причин. Ну, во-первых, Маргарита была значительно младше своего супруга. На целых двадцать лет. Во-вторых, Андрон был женихом завидным, с родословной, которую, впрочем, в советское время, не особо выпячивал. А еще он был знаменит, богат и талантлив. Ему удавалось уживаться в жестких реалиях советского кинематографа. Каким-то чудом он изворачивался и отстаивал сцены, которые, по соображениям цензуры, рекомендовали убрать из фильма. Он был первым советским режиссером, получившим Оскара, в то время как Маргарита — никому не известной воздушной гимнасткой. Не самая престижная профессия для дамы, но разве кого-то это волновало? Уж точно, не их двоих. Хотя, поначалу Марго пришлось нелегко. В обществе её попросту игнорировали. Как говорила сама бабка — завидовали. Зло, по-черному. И её молодости, и её чувству стиля, и шикарным нарядам, которыми Андрон засыпал молодую жену, и дому, который тот для нее построил… Именно людская зависть привела Марго на больничную койку. Одна из цирковых артисток, которая имела короткую связь с Андроном еще до его женитьбы, подрезала Маргарите страховочный трос. То, что она тогда не разбилась насмерть — было настоящим чудом. Но с тем ужасным падением закончилась сказка… Муж, для которого молодая Марго была своего рода пилюлей от старости, стал погуливать. Нет, он ее не оставил… Не развелся, не ушел. Он поступил благородно — бросил к её ногам лучших врачей, и лучшие заграничные клиники, но, все же, отобрал самое главное — свою любовь. Сцепив зубы, Маргарита выкарабкалась. Ради маленького сына, ради себя самой, на что ушло практически два года жизни. И она снова блистала в шикарных нарядах, превозмогая боль, так, что даже муж загорелся ею по новой. Она его ухаживания благосклонно приняла. Опять же, ради сына и из чувства тщеславия — уж очень хотелось утереть нос всем недоброжелателям и завистникам. Но в сердце прощения Андрону не было. Его предательство навсегда изменило что-то в её душе. Убило нечто тонкое и бесценное…