Несколько манипуляций мышкой — и на экране появилась… она. И в то же время какая-то другая, незнакомая женщина! Дашку всегда удивляло то, как камера её преображала. Будто бы добрая крестная фея, та совершенно удивительным образом превращала невзрачную приютскую девчонку в настоящую роковую красавицу. Как так получалось? Почему? Она не знала.

Даша впилась взглядом в собственное лицо на экране. Все остальное отошло на второй план. Даже Герман, и её вдруг непонятно откуда взявшееся к нему влечение. Не было ничего и никого. Только незнакомка по ту сторону экрана. Вот она что-то говорит, замирает, проводит рукой по растрёпанным волосам и растягивает губы в едва заметной, сексуальной улыбке. Отводит взгляд, снова касается волос… За кадром звучит какая-то реплика. Дашка не распознает слов, сосредоточив все своё внимание на экране. В лице женщины что-то меняется. Она вскакивает со своего места, мятежно сверкая глазами, но практически в то же мгновение вновь обретает контроль над собой, и вновь опускается на стул. Попадание в образ просто идеальное. Эмоции переданы филигранно, им веришь безоговорочно. Они захватывают зрителя и ведут за собой. Дашка вцепилась в диванную обивку и подалась вперёд, буквально впитывая в себя происходящее на экране.

Герман же на экран не смотрел. Дашина проба и без этого стояла у него перед глазами. В этот самый момент его занимало совсем другое! Сама актриса, которая с широко распахнутыми глазами внимательно наблюдала за собственной игрой. Даша утверждала, что охладела к кино, что больше не заинтересована в новых ролях. Она врала! Сейчас он, как никогда, был в этом уверен. Да, может быть, Даша Иванова действительно стала другим человеком. Скорее всего, так и было. Одно в ней не поменялось совершенно определенно. То, что завораживало его в ней ещё тринадцать лет назад. Фанатичная и безусловная любовь к кино. К процессу съёмки, ко всем даже незначительным деталям кинопроизводства. Мало кто так горел тем, что делал. Каждый отвечал за свой участок работы, но только одна она пыталась учиться чему-то сверх этого. Дашка вникала в любые нюансы. Присутствовала буквально на всех обсуждениях съемочной группы, пахала, как проклятая, на репетициях, а если и пропускала их, то только ближе к окончанию съемок. Когда уже плотно подсела на дурь. Но стоит признать, что даже тогда, с красными от недосыпа глазами, худющая, как жертва концлагеря, она скрупулёзно изучала отчеты операторов изображения и звука, а также всегда просматривала эскизы, которые создавались художниками-постановщиками для визуального планирования сцен. Он так отчетливо помнил ее светлую голову, склоненную над толстой папкой, полной каких-то бумаг… До нее никто этого не делал. Никто. В свободное время только Дашка, как тень ходила следом за операторами, редакторами, дольщиками, за всеми теми, кто мог её хоть чему-нибудь научить, и приставала к ним с расспросами. Даже бывалые киношники удивлялись такому нетипичному для молодой звездульки поведению.

Движение на экране замерло. Ролик закончился. В полной тишине Герман встал с дивана и прошел к небольшому бару, в котором хранился хороший коньяк. Плеснул в снифтер ровно до середины широкой части бокала.

— Будешь? — нарушил тишину.

Дашка еще не отошла от просмотра, и не была уверена, что голос ее не выдаст. Поэтому просто отрицательно качнула головой. У неё никогда не было алкогольной зависимости. Но однажды Даша вычеркнула из своей жизни любые вещества и жидкости, способные вызвать у нее состояние измененного сознания. Она до дрожи в конечностях боялась снова потерять контроль над собой.

Герман пожал плечами, вдохнул коньячный букет и выжидающе уставился на гостью. Именно сейчас все решится. Она либо согласится — либо нет. Зря, конечно, он так долго оттягивал это вопрос. Продюсеры нервничали. Художники по костюмам сходили с ума, да и он сам слишком долго находился в подвешенном состоянии.

— Что скажешь? — наконец поинтересовался он, отпив глоток из бокала.

Дашка пожала плечами и тоже встала. Было очень неудобно смотреть на мужчину снизу вверх. Да и не сиделось ей как-то. Прошлась по комнате, скрестив тонкие руки на груди. Красивые руки с длинными музыкальными пальцами… Она вообще была… красивой. Это следовало признать. Как и свой к ней интерес, который порядком все усложнял.

— Не знаю… По-моему, вышло неплохо.

— Скромничаешь?

— Я не слишком большой в этом специалист. Только и всего.

Герман распахнул створку двери, ведущей на веранду, и закурил.

— Я скажу один раз, и больше не стану повторять. — Мужчина сделал глубокую затяжку. — Не в моем стиле, да и вообще… — выдохнул дым. — Это было лучше, чем «неплохо». Более того, это было действительно хорошо. В моем отчетном листе этот дубль был бы точно помечен, как удачный.

— Спасибо…

— Да, брось… Я тебя хвалю из чистого эгоизма.

— Это какого же?

— Хочу тебя… в этой ленте.

Конечно. В ленте… И только. И это ведь хорошо, не так ли?

— Я хотела бы глянуть контракт.

Да-да. С возрастом Дашка стала умнее. Это тогда, когда Герман ее пригласил на роль в первый раз, она ни о чем таком не думала. Ей было все равно, что в этих бумажках. А все мысли занимало лишь творчество. Сейчас… все изменилось. Не зря она была приемной дочерью Ставших. Ставр здорово ее поднатаскал. В бизнесе. И так… Даша больше никому не верила. Тем более всяким агентам, которые, по закону жанра, как раз и отвечали за юридическую составляющую. А тогда… за все отвечал Керимов. Зря она отказалась от помощи Любы. Не сглупила бы и, вполне возможно, не вляпалась бы в то дерьмо… Но из нее тогда пер максимализм. Даша хотела показать, что уже не ребенок, что сама в состоянии отвечать за себя. Она игнорировала любые попытки помочь. А ведь Люба разбиралась во всем происходящем гораздо лучше, чем кто-либо другой. И в итоге… Ну, все в курсе, что произошло.

— Вот! Совсем другое дело!

Даша улыбнулась кончиками губ, внимательно наблюдая за мужчиной. Он снова склонился над своим макбуком. Тонкие пальцы с ухоженными отполированными ногтями забегали по клавиатуре. Одна рука взлетела к голове и зарылась в густые, немного вьющиеся волосы. Ей захотелось повторить это движение. Ощутить шелк отросших волос своими рецепторами. Наваждение какое-то. Не иначе. Дашка встряхнула головой.

— Контракт выслал тебе на почту. Там же контакты кастинг-директора. С ним можно обсудить все детали.

— И что… мой контракт содержит пункты касательно ежедневной сдачи проб на запрещённые препараты?

Хороший вопрос. Отрезвляющий. Тот, который напомнит о том, какая пропасть пролегает между ней и Германом, и вмиг расставит все по местам. Охладит кровь.

— Содержит. Я не шутил.

Взгляд Германа был непоколебим. Ну, что ж… Она, наверное, заслужила такое к себе отношение. Дашка кивнула. Слова снова застряли в горле, как острая рыбья кость.

— Когда начнутся съемки?

— Примерно через полтора месяца. Немного позже ассистент разошлет график. Но и до этого тебе предстоит еще масса дел.

— Это каких же?

— Например, с тобой хотят встретиться продюсеры. Потом, как обычно, примерки, репетиции… Все, как всегда.

— Что за встреча? Они со всеми актерами встречаются? — ощетинилась Дашка.

— Да. Это будет знакомство со съёмочной группой. Небольшой корпоратив.

Женщина выдохнула. Даша, было, подумала, что и дирекция картины решила лично убедиться, что она достаточно вменяема. А это было, как ни крути, унизительно.

— Актерский состав практически не поменялся… — заметила Дашка, — а остальные?

— Практически все. В прежнем составе лишь операторы и звукорежиссер.

Хоть это радует. Чем меньше знакомых — тем лучше. Возможно, она даже действительно сможет сыграть, не обращая внимания на злопыхателей. Плохо, что никуда не делась ее главная заноза. Хотя, может, со временем ту отпустило, и она уже не будет такой стервой? Невольно Дашка вернулась мыслями в прошлое. В ненастный день, в котором они снимали сцену с матерью главного героя. Ту играла довольно известная то ли заслуженная, то ли народная артистка. Таланта в ней действительно было с избытком. И столько же было желчи. Дашка успела в этом убедиться еще на репетициях, поэтому сниматься в одной с ней сцене боялась до ужаса. Та постоянно подначивала Дашку, ругала за непрофессионализм и зажатость. Когда у девушки случались редкие осечки, женщина демонстративно закатывала глаза и называла ее бездарью. Роль требовала от Дашки быть дерзкой, вызывающей даже, а она робела перед напором маститой артистки, и никак не могла взять себя в руки. Герман повторял дубль за дублем, они выбивались из графика. Никто не мог понять, что происходит, ведь с остальными сценами Даша справлялась отлично.

— Что, черт возьми, происходит? — вспылил Герман, вскакивая со своего кресла. — Какая муха тебе укусила?

— Меня?! — возмутилась Дашка. — Это она, — кивок в сторону женщины, — мне жизни не дает!

Герман схватил ее за руку и потащил к трейлеру, который служил им одновременно и гримеркой, и костюмерной:

— Я надеялся, что ты будешь работать, как профессионал!

— Работать? Да она же ненавидит меня!

— Она ненавидит всех. И что? Что мешает тебе на это забить?! Делай свое дело! И думать забудь об этой старой кляче!

Дашка уставилась широко распахнутыми глазами на мужчину и, кажется, даже открыла от удивления рот. В ее понимании, Елена Долгая слабо вязалась с образом старой клячи. Идеально красивая женщина. Идеальная во всем — в одежде, маникюре и прическе, манерах… Даша совершенно не учитывала то, как Елена вела себя с ней. С другими-то она была улыбчивой и обходительной. И только с возрастом девушка поняла, что гораздо больше о человеке говорит то, как он ведет себя с более слабыми, не способными дать сдачи, чем с такими же успешными и матерыми личностями, как он сам. Но тогда… Тогда Елена казалась ей едва ли не небожительницей.