— Тише, малыш, расслабься, — его хриплый голос немного меня успокоил.

Боль отступила, ей на смену пришло томительное ожидание. Денис медленно подался назад и снова вошёл, заставляя извиваться уже не от боли, кричать от толчков и чувства наполненности.

Денис ускоряет темп, выходит почти до конца и снова погружается до основания. Я чувствую изнутри каждую вену, ощущаю пульсацию и дрожь его плоти. Накрывает разбухший клитор пальцами, двигаясь по кругу, заставляя извиваться, и теряться в чувствах.

Ускоряет движения, сжимает пальцами клитор, ласкает, растягивает, приближая мою агонию. Я чувствую, как внутри меня поднимается волна, разливающаяся лавой по всему моему телу. Я содрогаюсь от накрывших меня чувств, царапаю ему спину, наверняка оставляя следы. Ещё несколько толчков и я слышу его рык, ощущаю, как она замер, как бешено грохочут наши сердца.

— Я люблю тебя, снежинка, — шепчет мне на ухо, а я реву, как дура.

Плачу, потому что ещё не так давно даже не мечтала о подобном. Хотя нет, вру, мечтала, желала, просыпалась по ночам неудовлетворённая, потому что хотела почувствовать его. Плачу из-за того, что он рядом, что, наконец-то, со мной. Не с кем-то там, а со мной. Над словами его плачу и года наши потерянные оплакиваю. Дура я была, глупая, принципиальная. Нет у любви принципов, нет каких-то установок и запретов. Не существует «нельзя», «запрещено», нет таких понятий, как совесть. Если люди друг друга любят, совесть должна мучить тех, кто их разлучает.

Сейчас, когда мы с Денисом лежали на кровати, мокрые и изнеможённые, я особенно явно это чувствовала. Сейчас мне было непонятно, почему я тогда смогла уступить его. Не хотела быть любовницей? Так он и не предлагал. Хотела, чтобы они создали семью? Как, если его сердце всегда было со мной? Неужели она думала, что сможет разрушить то, что между нами было?

— Денис, — позвала я, — мне нужно… рассказать тебе… о Вале.

— Давай не сейчас, ладно? Я впервые с тех пор как ты уехала настолько счастлив. За эти грёбанные пять лет я первый раз переспал с женщиной, — я резко обернулась. — Да, снежинка, импотентом я был. Даже к врачам ходил, — усмехнулся он. — А вот оно, моё лекарство, — он притянул меня к себе.

А и ладно. Поговорим завтра. Сегодня он мой Денис, а я его снежинка. Только сегодня, завтра мы вместе, рука об руку будем противостоять тем, кто против нас. Знала бы я, что мне ещё не раз придётся вспоминать это его «снежинка», предаваясь мечтам…

***

Это было лучшее утро в моей жизни. Пожалуй, таким счастливым и довольным я был ещё лет в десять, когда мне на день рождения родители преподнесли настоящий спортивный велосипед. Тогда я прыгал и бегал по комнате, как ненормальный, кричал и говорил, что чрезмерно люблю их.

Сейчас я не бегал, лежал тихо и спокойно, чтобы иметь возможность насладиться открывшимся мне видом. Вита лежала на подушке, подставив одну руку под голову, а вторую мирно расположив вдоль тела. Её шикарные рыжеватые волосы разметались по подушке. Она выглядела спокойной, умиротворённой и такой же счастливой, как и я.

Я слышал её ровное дыхание и осознавал, что прекраснее, пожалуй, только дыхание моего сына. Вита была для меня идеальной во всём: внешность, тело, эмоции, характер. Я любил её. Полюбил, пожалуй, ещё тогда, когда впервые пришёл к ней, когда дотронулся, и меня будто током пробило от запаха её, от нежности кожи.

Наверное, так бывает… Ты живёшь себе, ни о чём не подозреваешь, и потом БАЦ, тебя как обухом по голове — появляется та, ради которой ты готов на многое. Я и был готов. Не хотел никакой свадьбы, ничего, ни ребёнка, её хотел безумно.

Сейчас, лёжа рядом с ней, я не понимал, почему она так поступила, уехала, отказалась. Наверное, если бы там, на крыше, я не видел, как она ломается, не слышал её слов: «Не падай в моих глазах ещё ниже», я бы и не женился. Сел бы за то, чего не совершал, но женитьба…

Вита всё изменила. Выплюнула эти слова мне в лицо, и я согласился. Покорно пошёл на казнь, каковой была моя пятилетняя жизнь. Пожалуй, единственное хорошее в моей жизни — Даня. С ним я мог жить. Смеяться, радоваться, ездить на отдых. Если бы не он, не жить бы мне нормально, я бы спился, загулял, не знаю, что бы я сделал, чтобы не чувствовать той захлёстывающей боли, от которой я не мог дышать.

Вспомнил первый год без неё. Что я тогда делал? Пил, курил, развлекался как мог. Домой приходил после полуночи, да и то только переночевать. С Валей отношений и не было никаких. Только крики, ссоры, её слёзы и моя злобная ухмылка. А ещё… боль, рвавшая мою душу на части. Иногда, особенно во время пьяного угара, я слишком остро ощущал нехватку воздуха. Он как будто заканчивался, а новую порцию я вдохнуть не мог.

Это потом я понял, что это не физическая болезнь, душевная… что эта боль в груди не потому, что я подцепил вирус, а из-за неё, из-за того, что нет её рядом. Тогда я ненавидел Валю, в порошок её хотел стереть, а когда полегчало, и я смог вдохнуть, как-то и месть отошла на второй план. А что сейчас?

Вчера я узнал, что эта меркантильная сука знала о моей любви, была прекрасно осведомлена о причине, по которой я не желал жениться. И что же? Она меня заставила! Натравила своего папашу, липовые документы сделали, ребёнка оставила. У меня до сих пор оставался открытым вопрос: как эта стерва умудрилась залететь от меня. Даже спустя пять лет я помнил только одно: напился, лёг, проснулся. Я ни разу не просыпался, вряд ли в невменяемом состоянии у меня бы встал настолько, чтобы можно было заняться сексом, да и кончить так, чтобы забыть…

Теперь я ещё больше склоняюсь к тому, что это нереально. Невозможно…

Однако ДНК я сдавал, всё проверили. Каюсь, я даже после рождения Дани делал тест. Тихо, чтобы никто не знал. Итог тот же — я отец. Да и не было у меня сомнений. Сын был похож на меня: такие же волосы и глаза, те же повадки и родинка на правом плече в виде небольшого яблока. Мой он, но как…

Вита пошевелилась и открыла глаза.

— Доброе утро, — без тени смущения пролепетала она.

— Доброе, — я наклонился, чтобы её поцеловать. — Как спалось?

— Мне снилось, как мы провели ночь вместе. Вот лежу и думаю, правда ли это?

— Ты изменилась, — констатировал я.

— Да? И чем же?

— Стала смелее, — я не врал. Я нарисовал себе Виту, которая проснётся, будет смущаться, краснеть, но… она чувствовала себя так, будто мы просыпаемся рядом лет десять и её это нисколько не удивляет.

— Оу, Денис, а ты что ожидал увидеть? Робкую семнадцатилетнюю девушку, не знающую, как правильно целоваться?

— Ты никогда не была робкой, — засмеялся я. — Кто меня соблазнял у бабушки на кухни, м? — она нахмурилась, игривое настроение как рукой сняло.

Вита встала, дотянулась до платья и надела его на голое тело.

— Прости, — шепнул я.

— Всё нормально, просто… нам многое нужно обсудить.

— Да. Ты хотела поговорить о Вале?

— Я хотела не поговорить, а рассказать. В общем, у меня есть подозрения, что он забеременела не от тебя.

— Вита, — с болью в голосе произнёс я, — Даня мой сын, ты же видела.

— Я не об этом. Я имею ввиду, она забеременела обманом.

— То есть как это? — по-моему, я выглядел, как полный дурак, однако точно не понимал, о чём она.

— Слушай, несколько лет назад Серж следил за тобой и Валей. Не спрашивай почему, просто так получилось. Так вот. Тогда ему принесли фото Вали со Стёпой. А перед тем, как я уехала, Стёпа оплатил ЭКО некой Алине Гленовой. Мне кажется, нужно проверить это. Возможно… она как-то…

— Блять. Со Стёпой? — почему-то мне это не понравилось, а когда я вспомнил, сколького он лишился после той дозы наркоты, брошенной Вите в стакан, понял, что это не предвещает ничего хорошего. Кто тебе этот Серж? — внезапно даже для себя выпалил я. Честно? Правда, меньше всего меня волновала Валя и Степан. С ними разберёмся.

— Друг. Просто хороший друг. Это всё, что тебя интересует? — удивлённо спросила она.

— Прости. Просто когда я вижу тебя с ним я дурею.

— А я нет? — её голос звучал обиженно.

— Прости. Так ты говоришь, Валя каким-то образом связана со Стёпой?

— Я не знаю. Серж говорит, что они любовники, но таких фоток у меня нет. Есть фото, где они в кафе. Я не знаю, но ЭКО меня насторожило почему-то. У Стёпы никого не было, он предлагал мне замуж, а тут фотки с Валей, когда у вас уже, между прочим, был Даня, и эта клиника ЭКО.

— Если то, что ты говоришь окажется правдой и она действительно… я её убью, — где-то в глубине души я понимал, что Вита права и, скорее всего, всё это правда. Есть вероятность, конечно, что Степан помогал своей дальней родственнице, отчаявшейся забеременеть, но я знал Стёпу. Хрена с два он отдаст бабло просто так.

Я не хотел в это верить. Даже думать не желал, что Валя это сделала, но понимал, что да — это выглядит большей реальностью, чем семнадцатилетний подросток, сделавший ребёнка в пьяном угаре. А ещё я понимал, что если достану доказательства, это будет отлично. Обменяю их на документы, которые Всеволод имеет на моего отца.

— Денис, — Вита подошла ко мне, обняв и уткнувшись носом мне в шею, — не кипятись. Даже если и так… ничего страшного…

— Ничего страшного? Ты знаешь, как я жил всё это время?

— Знаю, Денис. Но и её я тоже могу понять. Она любила тебя и решила забрать таким способом.

— Да не любила она, Вита. Она вообще никого не любит, ни сына, никого. Только себя любимую, и никого для неё не существует. Ты бы не хотела ей отомстить? — я заметил, как Вита задумалась, будто отрешилась от происходящего. Смотрит в одну точку и решает что-то для себя.

— Я хотела. Я за этим приехала, но ты рядом и… мне уже ничего не нужно.

— И мне. Вита, — я не знал, как заговорить с ней об этом, но понимал, что чем быстрее, тем лучше, — ночью… мы не предохранялись и…