Короткое высказывание Касси потрясло Мейсона. До сих пор ни одна женщина не отваживалась заговорить с ним на эту скользкую тему. Да и мужчины касались ее с опаской, с оговорками и извинениями, чтобы не задеть его чувств или не разозлить его. Только Кассандра заговорила об этом прямо. Чувства ее были так искренни, что она даже не думала, что может обидеть его. И не могла промолчать, не высказав своего мнения о проблеме, которая ее волнует, и о которой она не могла откровенно говорить здесь, в рабовладельческой Виргинии. И еще Джеральд понял, что эта девушка, несмотря на свое аристократическое происхождение, относится к людям вне зависимости от их кастовой принадлежности.

«Да она совсем не английская леди, — подумал он. — Это настоящая американка, хотя, может быть, и сама пока не осознает этого».

Внезапно вспорхнувшая с ветки акации стайка маленьких птичек, потревоженная шагами Джеральда, прервала его размышления и заставила вернуться из области сладких грез к действительности. Он внимательно огляделся. Просторный сад и парк остались далеко за спиной, а в паре метров впереди заканчивался участок табачной плантации и начинался пологий спуск к широкому озеру. И вдруг Джеральд увидел ее, властительницу своих дум.

Касси стояла у самой кромки озера, совершенно обнаженная, и готовилась вступить в воду.

Джеральд затаил дыхание, не в силах оторвать взгляда от стройного, гибкого девичьего тела, такого божественно прекрасного в первых лучах восходящего солнца. Он понимал, что должен быстро отвернуться и уйти, но сделать это оказалось выше его сил. Ноги будто приросли к земле. Стараясь не дышать, он стоял и смотрел на девушку, чистота и бесхитростная наивность которой покоряли и возбуждали сильнее, чем все искусные ухищрения опытных кокеток.

Вдруг Касси плавно подняла руки вверх, сцепила пальцы над головой и медленно потянулась. Потом опустила руки к волосам и ниже, туда, где под высокой прической начиналась ее изящная шея. Легонько погладила себя по плечам и неожиданно звонко и радостно засмеялась. Затем резко бросилась в воду, крича и повизгивая, словно ребенок, и поплыла. Поплыла очень быстро, как опытный пловец, преодолевая резкими, сильными взмахами большие расстояния.

Касси доплыла уже до середины озера, когда Джеральд пришел в себя. Сообразив, что сейчас она может поплыть назад и наверняка увидит его, он поспешно, чуть не бегом, бросился назад, подальше от этого места, от этой нецелованной феи, околдовавшей его своими чарами, словно речная нимфа из старинных легенд.

Только оказавшись в тенистой аллее парка, он остановился. Прислонившись спиной к могучему дереву, попытался отдышаться и избавиться от безумного наваждения. «Касси! Милая, нежная девочка! — с мучительной болью думал он, обхватив руками пылающее лицо. — Если бы ты когда-нибудь могла стать моей! Как бы я любил тебя тогда! Как бы я любил тебя, моя богиня, моя красавица, любимая моя! Но этого никогда не будет, никогда! Такая девушка не для меня, злосчастного квартерона, полукровки, в жилах которого течет негритянская кровь. Если бы я встретил тебя раньше, тогда бы я не отступил, попробовал бороться за тебя. Но теперь это невозможно. Ты невеста Гарри Шелтона, моего друга, и этим все сказано».

Приведя в порядок чувства, с видом напускного равнодушия Джеральд быстро зашагал к дому, успокаивая себя мыслью, что, слава Богу, через шесть дней он уедет отсюда и прекрасная нимфа Гамильтон-холла не сможет оказывать на него своего колдовского воздействия.

Касси между тем и не подозревала, какую бурю чувств вызвала в душе человека, казавшегося всегда таким насмешливым и непроницаемым. Наплававшись вдоволь впервые со времени приезда гостей, она, довольная собой и жизнью, направилась к дому, чтобы привести себя в порядок к завтраку. Увидев в гостиной Мейсона, задумчиво курившего трубку, она радостно всплеснула руками.

— Вот чудо! А я-то думала, что только я одна встаю с постели с первыми петухами. Вы, оказывается, тоже ранняя птичка, мистер Джеральд?

— Скорее неугомонный медведь-шатун, — мрачновато усмехнулся он, краем глаз поглядывая на раскрасневшееся от быстрой ходьбы лицо девушки.

— Что же мне с вами делать? — в раздумье произнесла Касси, наморщив свой хорошенький лобик. — Я бы охотно села с вами пить кофе, но ведь тогда я не успею переодеться к завтраку. А я так ужасно выгляжу после купания в этом мятом платье.

— Мисс Касси! — голос Джеральда внезапно сорвался на высокой ноте. — Прелестная маленькая мисс Касси! Послушайте и запомните навсегда. Вы не можете плохо выглядеть ни в этом платье, ни в другом, вообще никогда. Потому что вы обворожительно прекрасны… Потому что вы по-настоящему красивая и интересная женщина, мисс Гамильтон!

В порыве признательности девушка подскочила к Мейсону и пылко поцеловала его в щеку. Увидев, что он растерялся от ее неожиданного поступка, она внимательно посмотрела ему в глаза и сказала:

— Простите, если я вела себя неприлично, но для меня так важно то, что вы сейчас сказали. Понимаете… до последней недели мне никто никогда не говорил, что я хорошо выгляжу, и никто даже не считал так. Я словно расцвела за последнее время, я вдруг почувствовала себя такой сильной, уверенной и… для кого-то по-настоящему интересной. Знаете ли вы, как важно для девушки, которую долгое время не принимали всерьез, узнать, что она вовсе не дурнушка с плохими манерами, что она может нравиться… Понимаете ли вы?

— Лучше, чем вы думаете! — пылко отозвался он, с искренним восхищением окидывая девушку взглядом. — Поверьте, я последний, кто стал бы вас осуждать. А теперь ступайте к себе и оденьтесь так, чтобы в очередной раз покорить сердце моего друга Гарри.

Касси упорхнула наверх, а Джеральд снова принялся курить свою трубку, мысленно проклиная молодого Шелтона, уговорившего его поехать в эту проклятую Виргинию.

Двенадцатого августа в Гамильтон-холле с самого утра царило необычайное оживление. Сэр Роджер решил отпраздновать помолвку дочери с большим размахом. Тем более что виконт Шелтон взял основную часть расходов на себя. Сразу после завтрака в имение начали съезжаться приглашенные соседи Гамильтонов, а их было немало. Сэр Роджер и Сюзанна не знали ни минуты покоя, встречая их всех. Сначала, когда все соберутся, предполагалось устроить роскошный обед, вслед за ним — большой бал, потом еще ужин.

Касси в этот день до самого обеда не спускалась вниз. Ее должны были увидеть только перед самой помолвкой. В ее просторной спальне на втором этаже — приятной комнатке с золотисто-бежевыми обоями — с раннего утра засел консилиум в составе жены соседнего плантатора миссис Уилсон ее дочери Мэри, ровесницы Касси, горничной Розы и пожилой толстой мулатки, бывшей ранее служанкой при первой моднице Виргинии, вынужденной продать имение из-за долгов. Вся эта достойная компания совместно выбрала платье, соответствующее столь важному событию, как помолвка, и теперь тщательно обсуждала каждую часть туалета Касси.

— Молодой девушке неприлично надевать какие-либо драгоценности, кроме жемчужных сережек и скромного ожерелья из жемчуга, — говорила со знанием дела миссис Уилсон.

— Ну, еще можно добавить несколько красивых колец, — предложила мулатка. — Мужчины всегда обращают внимание на женские руки. У моей бывшей хозяйки руки всегда были в идеальном порядке, и она умела, когда надо, сделать красивый жест ручкой, вот так.

Она показала несколько небрежных изящных жестов.

— Ну, Кассандре еще рано кокетничать… — Вовсе нет. Ее жених видал в Филадельфии изысканных красавиц, и наша девочка не должна ни в чем уступать им, — возразила мулатка. — И еще попробуйте, мисс, как вы будете идти по залу, чуть-чуть приподнимая платье, чтобы показать ножку в белом шелковом чулочке и красную туфельку с бантиком.

— Мне совсем не нравятся эти туфельки. Этот яркий красный цвет… — миссис Уилсон с сомнением посмотрела на изящные башмачки с высокими изогнутыми каблуками.

— Но они так красивы! — заметила Роза.

— Да, да, мама, так красивы! Нет, туфельки решительно надо оставить, — закивала головой Мэри Уилсон. — Ах, мамочка, ты должна обязательно заказать мне такие.

— Только когда ты подцепишь такого же жениха, как у Касси, — смеясь, отвечала миссис Уилсон. — Ну ладно, это все оставим, а вот прическа… Она должна быть непременно по последней моде.

— Чего только не выдумают эти англичане, целая башня на голове вместо волос, — недовольно покачала головой мулатка. — Как же бедная мисс Касси будет двигаться с таким нагромождением?

— Ничего страшного тут нет, Молли, — улыбнулась Касси. — Почти все дамы будут с такими же прическами, не могу же я ударить в грязь лицом! Да и никто теперь не носит других для парадных обедов и торжеств.

— Разве что только у нас в Виргинии! Но ничего, — тут же уточнила миссис Уилсон, — мой парикмахер уже научился делать такие прически. Его привезут с минуты на минуту, и он уложит волосы всем нам троим.

К пяти часам Касси была полностью одета и причесана по новой моде и могла сколько угодно любоваться собой в огромном зеркале, висевшем на стене в туалетной комнате. В целом она осталась довольна, хотя все равно продолжала волноваться: вдруг что-то упущено и кто-нибудь заметит это.

В такой торжественный день на девушке было парадное платье из розового атласа с фижмами на китовом усе. Вырез платья украшали белые тонкие кружева и изящные складки алой ленты, переходившей на груди в искусно завязанный бант. Такие же алые банты в обрамлении кружев украшали подол. Несколько драпированных складок делали наряд еще более изящным и женственным. Словом, это платье было настоящим произведением искусства. Скромным, но крайне милым дополнением к нему служили жемчужные украшения.

А вот прическа Касси была еще большим чудом — чудом парикмахерского искусства. Девушка сильно опасалась, что ничего особенного из ее волос не получится, да еще челка будет мешать. Но парикмахер миссис Уилсон сразу отмел все ее сомнения. С замирающим сердцем следила она, как он извлекает из своего огромного мешка множество шиньонов, шпилек, заколок и еще каких-то непонятных предметов. Спустя полчаса на голове Кассандры выросла высокая башня, в которой невозможно было отличить свои волосы от накладных. Спереди волосы были подняты высоко вверх, а челка куда-то спряталась, сзади они ложились мягкими объемными валиками, и один большой локон был выпущен наружу и закручивался на грудь. Сложное украшение из алой ленты и кружев, венчавшее прическу, смотрелось в тон платью.