Однажды, Джеральду тогда исполнилось четырнадцать лет, он начал сильно ругать Виолу за что-то прямо на улице и попытался ударить ее. Джеральд видел все это, так как был неподалеку, подбежал к хозяину и схватил его за руку. Тот прямо позеленел от злости, а Джеральд, не отводя взгляда, так спокойно и внушительно сказал:

— Стыдитесь, сэр Роберт, вы, же благородный джентльмен! Как вы можете поднимать руку на беззащитную женщину!

Мистер Дарнлей ничего ему не сделал в тот раз, видимо, не хотел показывать на людях, что его задело поведение какого-то мальчишки. Но Виоле он сквозь зубы процедил:

— Научи своего щенка почтительному отношению к хозяину. Иначе ты можешь потерять его.

Так все обошлось в тот раз, но в других случаях было гораздо хуже.

— Его били? — быстро спросила Касси.

— Еще как! И это случалось нередко, потому что Джерри имел слишком гордый характер. И еще он был уж очень насмешливым, а это всегда раздражает вспыльчивых и ограниченных людей. Один особенно ужасный случай я и сейчас, спустя десять лет, не могу без слез вспоминать. Это случилось за два месяца до того, как отец выкупил их с Виолой. Джеральду в то время было почти шестнадцать лет, стоял ужасно жаркий сентябрьский день. Мистер Дарнлей опять за что-то прогневался на Виолу, схватил ее за волосы и начал хлестать плеткой, которую всегда носил с собой. И Джерри, бедный мальчик, не смог этого вынести. Он оттащил хозяина от Виолы, и тот, потеряв равновесие, грохнулся всем телом на землю.

Негритянка замолчала, обхватив голову руками.

— А дальше? Что было дальше? — тормошила ее Касси.

— О мисс! Лучше мне не рассказывать вам этого!

— Нет, нет! Рассказывай, Джейн, мне нужно это знать!

— Мистер Дарнлей велел управляющему собрать всех людей с плантаций, всех невольников поместья и сказал, что сейчас они увидят, как он преподаст урок обнаглевшему рабу. Но для него было важнее сломить дух Джерри, а не наказать его. И он сказал, что помилует его, если он, то есть Джерри, станет перед ним на колени, попросит прощения и поклянется, что впредь не посмеет забываться, и будет всегда вести себя, как подобает послушному рабу.

— И что же Джеральд?

— Он отказался это сделать, — Джейн тяжко вздохнула, — заявил, что ему не за что просить прощения, так как он ни в чем не виноват. И тогда, — голос негритянки задрожал от слез, — хозяин приказал снять с него рубашку, привязать парня к скамейке и бить плеткой до тех пор, пока он не потеряет сознание. И его били со всей жестокостью, с какой только это можно делать. А когда он потерял сознание, на его голову вылили ведро холодной воды, чтобы он пришел в себя, и снова били. Не знаю, как мой мальчик выдержал все это, но палачи не услышали от него ни одного крика. Он даже не стонал, пока на его разбитую в клочья спину по приказу хозяина не плеснули соленой воды. Вот тогда он жутко закричал, но это случилось единственный раз, потом он целые сутки не приходил в сознание.

После этого хозяин его больше не трогал и решил продать на невольничьем рынке, потому что понял: толку от такого раба не будет. Но если бы старый Мейсон не забрал их с Виолой, Джерри обязательно куда-нибудь сбежал бы. Он не сделал этого раньше только из-за матери, но после того случая стало ясно, что она долго не проживет. Издевательства над сыном окончательно подорвали ее и без того слабое здоровье. Хотя старый Мейсон потом усиленно заботился о ней, окружил ее роскошью и комфортом, она всего год прожила после того, как он женился на ней. А перед смертью попросила Джеральда простить отца ради нее, и Джерри выполнил ее просьбу, а иначе они никогда бы не помирились со стариком. То, что отец по слабости характера отказался от Виолы, Джерри считал отвратительным предательством.

Закончив свой длинный рассказ, нянюшка Джейн вспомнила, что обед еще не совсем готов, и принялась усиленно хлопотать по хозяйству. Касси, чтобы не быть помехой, вышла из палатки.

Ей пришлось некоторое время побродить по лагерю, чтобы унять бурю чувств, поднявшихся в душе. Рассказ старой негритянки потряс ее. Он заставил девушку другими глазами посмотреть на Джеральда. Когда-то она уже слышала его историю от мистера Бингли, но то было лишь поверхностное изложение фактов. Теперь же ей рассказал о нем человек, который своими глазами наблюдал, как из чуткого, впечатлительного и гордого ребенка он превращался в решительного, мужественного и смелого мужчину, которому с ранних лет приходилось бороться с несправедливостью судьбы.

Когда Касси зашла в домик, Джеральд еще спал, повернув голову набок и чему-то, улыбаясь во сне. Он лежал ничком, как всегда за последнюю неделю, из-за раны под правой лопаткой, и в воспаленном воображении Кассандры вдруг живо встала ужасная картина, описанная негритянкой. Она вздрогнула и на секунду закрыла лицо руками. Потом подошла к Джеральду и поправила ему подушку.

— Никогда, никогда больше я не стану обижать тебя! — прошептала она, вытирая слезы, катившиеся по щекам. — То, что ты пережил, ужасно, и ужасно, что я могла так жестоко относиться к тебе. Но я так плохо знала тебя, а ты никогда не раскрывал передо мной до конца свою душу. Ты слишком горд, а я ничем не заслужила твоего доверия. Но теперь все будет иначе, обещаю тебе, милый мой, все будет не так, как прежде!

Во время обеда доктор Кейси снова разрешил Мейсону сидеть. Кассандра и нянюшка Джейн обедали с ним, и от его проницательного взгляда не укрылось, что Касси чем-то взволнована. Когда негритянка стала убирать со столика, он внимательно посмотрел девушке в глаза и спросил:

— Что с тобой, любимая? Какие-нибудь неприятности?

— Нет, нет! — поспешно ответила она. — Не произошло ничего особенного. Наверное, я просто немного устала.

Ее ответ показался Джеральду не слишком убедительным, и он, строго нахмурив брови, испытующе посмотрел на нянюшку Джейн. Та смущенно опустила глаза, чем окончательно возбудила его подозрения.

— Няня Джейн, — властно произнес он, — это наверняка ты что-то такое порассказала мисс Касси? Мы, кажется, договорились с тобой, что следует говорить, а что нет!

Джейн, пробормотав что-то маловразумительное, поспешно выскользнула из домика. Мейсон снова пристально взглянул на Касси, но она смело встретила его взгляд и, горделиво выпрямившись, сказала:

— Надеюсь, ты не считаешь, что я должна отчитываться перед тобой о темах своих бесед? Или ты собираешься устроить мне допрос, как бедняжке Джейн?

Получив столь решительный отпор, Джеральд несколько секунд удивленно молчал. Потом весело усмехнулся и тряхнул головой, как бы отгоняя ненужные мысли.

— А ты умеешь поставить на место, милая Касси, — заметил он, привлекая ее к себе для поцелуя.

К наступившей ночи Касси готовилась более тщательно, чем к прошлой. Ведь она собиралась любить Джеральда, а не просто спать с ним в одной кровати. Она хорошенько расчесала волосы перед маленьким зеркальцем, потом достала флакончик духов, который брала с собой на свадьбу подруги, и слегка смочила ими волосы, шею и грудь. Пеньюар надевать сразу не стала, а вошла в комнату Джеральда в одной сорочке.

Он лежал на левом боку, подперев голову рукой, и в его глазах было столько светлой радости, что Касси не удержалась от ответной открытой, теплой улыбки. Как обычно, она быстро и осторожно перебралась через него, но не спряталась под одеяло, а просто легла рядом.

Некоторое время Джеральд с нежностью и восхищением просто рассматривал свою переменчивую возлюбленную. Потом протянул руку и осторожно погладил ее по щеке. Повинуясь внезапному порыву, Касси подалась навстречу мужчине, и мгновение спустя он, прижавшись к ней всем своим телом, впился в ее губы страстным поцелуем.

Волна незнакомого прежде горячего желания нахлынула на девушку, и она тихонько застонала, с силой обхватив Джеральда за плечи. Догадавшись о ее чувствах, он еще более пылко и настойчиво стал покрывать ее губы и шею жгучими поцелуями — то быстрыми и страстными, как укусы, то продолжительными и очень нежными, словно дуновение теплого ветерка. Кассандра, вначале просто спокойно наслаждавшаяся этими восхитительными ласками, вдруг начала порывисто отвечать на его страсть, и тогда уже Джеральд мучительно застонал, изо всех сил сдерживая бившее через край желание.

Десятки раз за эту безумную ночь он проклинал свою рану, мешавшую ему вместе с любимой до конца испить чашу любви. При неожиданном резком движении рана напомнила о себе острым приступом мучительней боли, пронзившей его тело, словно раскаленная игла. С трудом, подавив отчаянный вскрик, он отпрянул от Кассандры и пару минут лежал, уткнувшись лицом в подушку, пока боль хоть немного не утихла.

Когда, наконец, он смог поднять голову, то увидел, что Касси сидит на кровати, склонившись над ним и испуганно прижав руки к груди.

— Прости меня, милая, — силясь улыбнуться, произнес он. — Я, наверное, ужасно напугал тебя. Это все проклятая рана.

— Очень больно, Джерри? — участливо спросила она.

— Ничего… Все уже прошло, любимая.

— Да, я вижу! — усмехнулась она и, достав откуда-то розовый батистовый платок, заботливо вытерла капельки пота, выступившие на его лице.

— Какая у меня заботливая сиделка, — пошутил Джеральд.

Но Касси вдруг очень серьезно посмотрела на него и тихо, но с большим чувством сказала:

— Твоя боль — это и моя боль, Джерри.

— Не шути так, девочка моя, — вмиг побледнев, проговорил он. — Смотри, я могу подумать, что не безразличен тебе!

— А кто тебе сказал, что ты мне безразличен? — скрывая волнение за небрежностью тона, отозвалась она. И тихо добавила: — Только прошу тебя, Джерри, не торопи меня, дай мне время!

— Конечно, любовь моя.

Он притянул ее к себе, не в силах отказаться от любовной игры, но рана снова дала знать о себе.