Впрочем, к концу суда атмосферка снова накалилась. Способствовала этому и близость ожидавшегося приговора, и, возможно, появление на сцене злого гения Городка, майора Слепнева.

Судья осознанно не хотел видеть на процессе этого персонажа, однако хитроумный Багров нашел, как организовать его бенефис.

Заход был сделан через виолончелиста Богданова.

Тот перенес уже третью операцию, ходил с довольно большим гипсом, но со вновь появившимся счастливым блеском в глазах.

Речь шла о незаконных методах следствия в Городке. Удар, формально, был нацелен на Маслакова. Но демонстрация неправедных методов следствия делало еще более никчемными те немногие путаные показания, которые испуганные парни из местного криминалитета дали на Николая Клюева.

Однако, слово за слово, почти во всех показаниях всплывала фамилия майора.

И когда Багров ходатайствовал о допросе виолончелиста, судья не стал отказывать.

Богданов рассказал про то, при каких обстоятельствах он получил свою тяжелую травму, лишившую его в пятьдесят лет и профессии, и куска хлеба, и любимого дела жизни.

Поддержать Богданова пришли его коллеги, в том числе – Марина Томская. Их присутствие в зале делало происходящее гораздо более эмоциональным.

А далее уже постарался сам Плетнев.

Страдая несомненной манией величия, решил защищать свою честь самостоятельно. Пришел с длинной министерской инструкцией, в которой излагалось, как именно сотрудник полиции может использовать силу для того, чтобы гражданин прекратил свою противоправную деятельность.

– Брать на излом руку хулигана можно до хруста, – объяснял майор слегка испуганным присяжным. – Я так и сделал. Я ж не виноват, что не сразу хрустнуло.

Злобный Багров попросил его продемонстрировать, как именно майор останавливал хулигана, бросившего сигаретную пачку. Предложил даже для этого свою собственную руку. Думал, что Слепнев, как разъяренный бык, схватит наживку.

Но – не схватил.

Однако и сказанного было вполне достаточно.

Присяжные своими глазами посмотрели и на хрупкого хулигана от музыки Богданова, с гипсовой рукой на перевязи. И на борца за городскую законность Слепнева, готового за брошенную пачку сигарет крутить руку преступнику до «первого хруста». Народ, поеживаясь, смотрел на все это: случайно стать преступником, в принципе, мог каждый из них. И, соответственно, испытать на себе бычий гнев Фемиды.


Второй раз Слепнев подставился в самом конце судебного следствия. Когда пытался убедить суд, что мотив для убийства у Николая Клюева все-таки был.


– Идет война, – насыщенным баритоном говорил он, глядя прямо на присяжных заседателей. – Она не всем видима, но она идет. Преступность никогда не исчезала, и все вы помните, что творилось в девяностых. Если б не жесткая позиция правоохранительных органов, так бы и продолжались стрельбы на городских улицах.

И неужели вы думаете, что те, кого мы свергли с криминального пьедестала, не затаили на нас злобу?


Говорил Георгий Витальевич, вроде, правильно, однако как-то без особого успеха.

Наверное, не только у Шеметовой возникла мысль, что, свергнув с криминального пьедестала маргинальных бандитов девяностых, Слепнев со товарищи сами с удовольствием этот пьедестал оккупировали. Тем более, только что майор демонстрировал приемы общения с гражданами «до первого хруста».


Вот тут-то Багров ему и врезал.

– Можно вопрос потерпевшему, Ваша честь? – с удовольствием выговорил слово потерпевший Олег Всеволодович.

– Задавайте, – разрешил Саднюк. – Однако уточняю, что на сегодняшнем заседании господин Слепнев – свидетель.

– Спасибо, ваша честь, – поблагодарил адвокат и обратился непосредственно к майору. – А вот кроме общих рассуждений, о ненависти криминалитета к сотрудникам органов вообще, вам есть, что сказать? Про ненависть конкретно Клюева к конкретно полковнику Иванову?

– Вам сложно это понять, – ответил, улыбаясь, Слепнев. – Вы не задерживали преступников, не сажали их в ИВС и СИЗО, вы не знаете, в какое бешенство приходят эти люди, и как они хотят отомстить бойцам правопорядка.

– Почему же, – не согласился Багров. – Отлично знаю. Меня, например, на въезде в ваш Городок остановили на посту ДПС. И хоть было множество свидетелей, попытались осудить за якобы сопротивление сотрудникам. Ничего, конечно, не вышло, но ночь я провел в «обезьяннике». От своей миссии защитника не отказался. Однако, что испытывают задерживаемые вами люди – знаю точно.


Краем глаза Олег Всеволодович посмотрел на присяжных. Они – такие же граждане, как и все вокруг – внимали каждому слову защитника. Их – все им сказанное – тоже касалось напрямую.


– Мы сейчас обсуждаем другую историю, – попытался перевести стрелки Слепнев. Он уже жалел, что полез во всю эту бодягу.

Однако адвокат вовсе не собирался просто так выпускать из своих зубов эту персону. Не для того, как говорится, сидел.

– Так вы не ответили на вопрос: какие у Николая Клюева могут быть конкретные мотивы к убийству полковника Иванова? Только без общих слов, пожалуйста, – попросил он.

Георгий Витальевич лихорадочно соображал. В итоге решил отмолчаться. За него опять продолжил Багров.

– Вот вы говорите – ненависть преступника к полицейскому. Допускаю. Но, во-первых, Николая Клюева еще никто преступником пока не назвал, суд не закончен. А, во-вторых, если бы каждый, даже осужденный, преступник убивал по полицейскому – что бы творилось в стране?

– А вы этого хотите? – съязвил тот.

– Упаси бог! – искренне ответил адвокат. – Я хочу совсем другого. Чтобы человека не осудили за преступление вообще без доказательств. Да еще если у него не было ни одного мало-мальски серьезного мотива! А знаете, – вдруг сменил тон на задушевный Багров, – у любого из нас мотивов не меньше, чем у Клюева. А у некоторых – даже больше.

– В каком смысле? – не заметил подвоха майор.

– Ну, возьмем, например, вас, – зал вновь замер, а у Шеметовой от страха и восторга засбоило сердце.


Судья, в принципе, мог бы и остановить эту странную перепалку. Однако Саднюк в последнее время проявлял какую-то непонятную пассивность. Если раньше была заметна его игра на стороне обвинения, то теперь он стал индифферентен.


– В каком смысле – меня? – оценил, наконец, глубину ямы майор.

– Чисто в теоретическом, – заверил Багров. – Ваша жена восемь лет назад ушла к Иванову. Годится, как мотив? Чисто теоретически, конечно.

– Ваша честь, я требую немедленно прекратить это издевательство, – чуть не закричал майор.

Судья не откликнулся.

У Шеметовой – и, похоже, не только у нее – возникло ощущение, что Саднюк таким образом квитается со Слепневым, одним из главных авторов неудачного юридического проекта.

– Почему – издевательство? – недоумевал Багров. – Я ж не обвиняю вас в убийстве Иванова! Я лишь чисто теоретически взял первого попавшегося человека, и рассматриваю, какие могут быть мотивы. Вот у Клюева я ни одного не нашел. А у вас, например, карьерный рост случился, после смерти Иванова. Вы же заняли его должность.

– Я требую прекратить безобразие, – Слепнев полностью потерял самообладание, аж глаза забегали.

– Господин адвокат, ваши соображения не имеют отношения к вашему подзащитному, – наконец, соизволил вмешаться судья. – Прошу прекратить.

– Исполняю, ваша честь, – покорился Багров. Но последнее слово оставил за собой. – Хотя не понимаю, почему не имеет отношения. Я ведь на примере майора показываю, что у многих жителей Городка могут быть мотивы к убийству полковника Иванова. А вот у Клюева как раз нет.


Багровый от ярости Слепнев чуть не выбежал из зала, хотя по статусу уже выступившего свидетеля мог бы остаться.


Напряжение все росло.

Прения прошли быстро. Только прокурор говорил относительно долго, однако в свете недавно прошедшего судебного следствия – неубедительно.

Багров уложился в двадцать минут.

Но – как говорил!

Каждое его слово – гвоздь, забитый в гроб обвинения.

В самом деле, на процесс прокурор вышел лишь с одним внешним аргументом – химической экспертизой, да пятью путаными показаниями, направленными против Клюевых. Настолько путанными, с бесконечными отказами, признаниями и снова отказами, что убедить могли лишь тех присяжных, кто весь процесс проспал.

А таких не было ни одного – происходившая перед их глазами драма заставляла постоянно быть внимательными.

Наконец, Багров жестко заявил о нарушениях, допущенных в ходе следствия, в том числе – даже к адвокатам. Он прямо назвал Городок территорией, свободной от российских законов. И призвал высокий суд исключить подобный подход к правам граждан при принятии сегодняшнего судебного решения.


Последнее слово было кратким.

Подсудимые – Клюев и Власов – объявили о своей полной невиновности: Власов еще раньше отказался от сделанных под давлением показаний.

Интересно высказался Николай.

– Если в чем и виновен, перед Богом и людьми, – искренне сказал он, – то только не в том, в чем меня сегодня обвиняют.

Сложные обороты дались этому огромному парню с трудом, тем более, дикция его из‑за болезни заметно ухудшилась. Но Николай справился. И, несомненно, произвел впечатление на присяжных.


Они удалились в совещательную комнату.

Время опять потекло медленно.

Однако ждать решения пришлось недолго.


И вот дюжина обычных людей, вдруг превратившихся в вершителей людских судеб, снова входит в зал.

Дальнейшая процедура такова: старшина присяжных должен отдать листок с решением председательствующему в суде, Саднюку. Тот, посмотрев, возвращает его старшине, который и зачитывает вердикт вслух.


В зале реально, по-настоящему, было слышно, как летает большая муха. Больше не было слышно ничего.

Старшина – солидная дама лет шестидесяти – отдала листок с решением судье.