Иосиф Гольман - Защитница. Тринадцатое дело

– Ты хорошая женщина, – сказал прапорщик. – Очень привлекательная.

– А так? – она отпустила полы халатика, раскрыв красивую грудь и довольно плоский живот. – Или вот так? – поддев на бедрах двумя пальцами тонкие трусики, слегка стащила их вниз. – Так что ж ты свалил к этой курице?

– Я влюбился, Галя, – просто ответил прапорщик.

Ее лицо опять мгновенно изменилось, она, как вихрь, развернулась и ушла в свою комнату, на прощание оглушительно хлопнув дверью.

Беседа по душам явно не складывалась.

Однако и уходить было нельзя. У нее – своя жизнь, у него – своя. И в этой его жизни пятнадцать тысяч в месяц – восемнадцать минус три – очень даже нужны. Мальчишке предстоят операции, причем, снова платные. Возможно, Рожковы вернут деньги за лечение, как обещали. Но пока что их надо заплатить.

А еще прапорщика чрезвычайно злил общий телефон, унесенный в комнату Галины. Даже проводку не удосужилась сделать. Просто протащила телефонный кабель под своей дверью.

Кстати, телефон ему сейчас нужен, на мобильном Петра оставалось лишь два процента заряда, а ему надо договориться с Нилой, кто заберет из садика Мишку.

Не хочется трогать бывшую соседку в таком настрое, но придется.

– Галя, мне нужно позвонить, – мягко произнес он через закрытую дверь. – У меня телефон садится.

– Мне тоже нужно, – ответили оттуда, и было слышно, как крутится диск старинного аппарата.

– Галя, я быстро, мне нужно позвонить жене насчет ребенка!

– Подождет твоя сучка, – теперь оскорбленная Галина даже набор номера не имитировала, просто делала назло.

– Галина, это наш общий телефон, – взывал к ее разуму бывший прапорщик. Но в данном случае призывы к разуму вряд ли были лучшим способом коммуникации.

Если б не Мишка, он бы, наверное, ушел. Потом, из дома, когда она отойдет от своего бешенства, послал бы ей смс, насчет денег за жильца, и, возможно, она бы согласилась. Но позвонить действительно было надо немедленно, а на трубке оставалось лишь два процента заряда. Петр на мгновенье включил телефон, и на его глазах красная двоечка превратилась в красную единичку.

– Галина, дай мне телефон! – жестко сказал он.

– Приходи завтра, – послышалось из‑за двери.

– Тогда я обрежу шнур, – переклинило Петра. Он прошел на кухню, взял со столика ее парикмахерские ножницы и вернулся в коридор. – Отдай аппарат, или перережу провод.

– Себе чего-нибудь случайно не отрежь, – прокомментировали из‑за двери.

Прапорщик наклонился к проводу и парикмахерскими ножницами аккуратно его перерезал.

Не успел разогнуться, как дверь с грохотом открылась. Из комнаты выскочила фурия с телефонным аппаратом на огрызке провода и с адским блеском в глазах.

– Ну ты и сволочь! – заорала женщина и врезала прапорщику телефоном. А потом схватила так, что у него дыхание перехватило: Галина своей крепкой рукой взялась за самое дорогое. Оно же – самое болезненное.

– Отпусти! – выкрикнул-выдохнул прапорщик.

Боль не проходила. Он, не в силах с ней совладать, наклонился вперед и схватил зубами за то, что сумел достать…

Хватка девицы сразу ослабела.

Она страшно закричала, бросилась в свою комнату, прижимая руку к правой стороне головы.

А он, с отвращением и ужасом, выплюнул на пол крошечный кусочек человеческой плоти – пол-сантиметра мочки женского уха.

Господи, что ж происходит?

На последний процент энергии мобильного Петр Иванович успел сделать два звонка: вызвал полицию и сообщил жене, что ей забирать ребенка. А с ним, прапорщиком, все нормально, он будет в местном полицейском участке.

– Полицейском? – спросила недоумевающая жена. – И как долго?

– Боюсь, что долго, – ответил Петр Иванович, и экран его мобильного обессиленно погас.

Из дома Ольга пошла пешком, хотя дел сегодня предстояло немало.

Самым главным, был, конечно, предстоящий судебный процесс по делу Николая Клюева, или, как она его для себя называла – Тринадцатому делу. Сегодня должны были начать отбирать присяжных.

Шеметова считала необходимым поприсутствовать с Олегом на этом действе.

Потом нужно было готовиться к защите Анатолия Клюева.

Его дело следователи, не сумев никаким боком подтянуть парня к убийству полковника Иванова – имелось четкое алиби – выделили в отдельное производство. Вела следствие уже полиция, а не прокуратура, и рассматривать дело предполагалось в районном суде Городка, присяжных при таком «мелком» составе не положено: ему инкриминировали все ту же драку на бензоколонке, которую поначалу предъявили и брату. Ну и, конечно, хранение оружия. Хоть стволы при обысках не нашли – Жанка постаралась своевременно – однако свидетельств понабрали. Опять же, свидетельств хлипковатых. Особенно с учетом активности московских адвокатов.

Кроме того, нужно было уделить пару часов делу об усыновлении мальчика. Там вроде бы засветили реальные варианты. С Марией, физиологической мамашей, сейчас был мирный период. Она без ругани оставляла им требуемые расписки, и, возможно, согласилась бы на вариант опеки, например, за счет увеличения выплачиваемой ей суммы до десяти тысяч рублей.

Из опеки перейти к усыновлению было бы уже несравнимо проще.

Еще надо было покрутиться – с подготовкой бумаг – по трем другим делам. Менее интересным и эмоциональным, чем названные. Зато приносящим гораздо большие деньги в их с Олегом семейный бюджет.

А еще – и это, наверное, самое главное – Багров предложил сегодня отметить десятилетие их знакомства. При этом, как показалось Ольге Викторовне, глаза любимого таинственно посверкивали. Неужели сделает ей предложение?

Она боялась в это поверить, чтобы потом горько не разочароваться.

И ничего с собой не могла поделать – верила!

Наверное, именно поэтому не поехала на машине. Надо было пешочком пройтись, расплескать и истратить за три километра пути буйную веселую энергию, переполнявшую и захлестывающую ее сейчас. Иначе трудно будет в душном зальчике с полном вниманием отслеживать процедуру отбора присяжных.

Впрочем, вернувшись с отбора в контору, начать работу она собиралась как раз с тех, наименее важных, но наиболее прибыльных дел. Чтобы побыстрее с ними закончить.

Ольга шла по улице, неприлично, как ребенок, размахивая своим коричневым портфельчиком. Вымытые первой грозой этого года, под лучами почти летнего солнышка, блестели и окна, и отмытые бока машин, и даже черный асфальт давал блики.

И пахло не как обычно, выхлопом да городским смогом. Воздух сейчас пах свежестью и чистотой, по утреннему времени его еще не успели капитально испортить, а старые ароматы были сметены ночным ливнем.

«Как же все классно в нашей жизни!» – восторженно думала она.

И, несомненно, была права.

Любимая работа.

Любимый мужчина.

Любимый город.

И впереди – главный результат целого года титанических усилий.

Клюев так и не думал умирать, поддерживаемый то ли экспериментальной терапией, то ли силой воли и яростью, скопившейся за время несправедливого заключения.

Сейчас наберут присяжных, и Ольга в паре с неукротимым и любимым Багровым, начнет раздирать на куски сплетенные для невиновных близнецов сети. Шеметова почти не сомневалась, что им удастся убедить присяжных заседателей в неправоте предъявленных обвинений.

В таком бравурном настроении она даже пропустила звонок телефона. Вибрация же в ее смартфоне включалась лишь на второй попытке, потому что Ольга уже не раз подпрыгивала от испуга, когда гаджет ни с того ни с сего начинал проявлять себя в самых неожиданных местах. Тут надо уточнить, что телефончик в данный момент жил у нее в глубоком и тесном кармане брюк, и вибрация в самом деле была несколько… скажем так – неуместной.

На второй звонок, также Ольгой не услышанной среди городских шумов, аппарат затрясся, в который раз перепугав Ольгу.

Но лучше так, чем пропустить какое-нибудь важное сообщение.

Шеметова достала телефон, нажала на зеленую кнопку. Успев предварительно посмотреть отраженный номер – это была доверительница по делу усыновления мальчика. Ольга даже заволновалась: какие там могли быть новости, чтоб так настойчиво названивать? Это они от нее должны ждать новостей, а не наоборот.

– Ольга Викторовна, здравствуйте! – послышался голос Неонилы.

– Добрый день, Неонила, – отозвалась адвокатесса.

– У нас беда, выручайте! – расплакалась она прямо в трубку.

– Что с мальчиком? – напряглась Шеметова. – Она его забрала?

– Нет, с Мишкой порядок. Только не знаю, куда его сейчас деть.

– Так что случилось? – адвокатесса остановилась в месте потише. Ее весенний настрой улетучился, быстро и безвозвратно: она так и не научилась спокойно относиться к проблемам своих доверителей.

Дальнейший разговор выглядел отрывком из любимого библиотекаршей Кафки.

Шеметова никак не могла понять, причем здесь ухо, ребенок же укушен за лицо. Поняв, что ухо женское, опять не могла врубиться, чье. И, главное, кто его откусил.

Когда же плачущая Нила, срывающимся голосом с третьего раза все это расставила на места, с Ольгой Викторовной чуть не случился припадок нервного смеха.

Нет, она сразу поняла, что дело здесь вышло не веселое, а скорее трагическое. Но представить всерьез, как тихий Петр Иванович набрасывается на неведомую тетку и откусывает ей ухо, было просто невозможно.

– Только не бросайте нас, пожалуйста, – жалобно сказала Нила, неверно расценив ее затянувшееся молчание.

После краткого обдумывания ситуации смеяться уже не хотелось вовсе.

Как бы там что ни произошло, но любое обвинение прапорщика в преступлении, связанном с насилием, да еще повлекшим увечья, резко уменьшит шансы этой семьи остаться вместе со своим сыном.