Иосиф Гольман - Защитница. Тринадцатое дело

Постепенно и очень неспешно они сближались.

Сперва им стало интересно разговаривать вместе (многие супруги, начав с активной страсти, так и не доходят до подобной степени близости).

Еще быстрее Петр Иванович стал необходим, если так можно выразиться, в обиходе. Он мог все, что вообще может потребоваться в быту. И, наконец, он был палочкой-выручалочкой с Мишкой, когда Нила не могла его прикрыть собой.

Тут, кстати, выяснились любопытные детали.

Оказывается, они с Бойко работали на одном и том же предприятии. Просто входили в разные проходные.

Петр Иванович знал об этом давно. И поездка в пансионат у него была вовсе не случайной, а вполне даже осознанной. Оплаченной только после того, как дружок из профкома сообщил о выделении путевки Неониле Леонидовне.

Нила уже стала опасаться, что и дощечку на мосту в день приезда выбил этот предусмотрительный человек. К счастью, вроде бы дощечка, точнее – ее отсутствие, – было не его умелых рук делом.

Короче, страсти не было. По крайней мере, со стороны Нилы.

А благодарность и тепло были. Она вдруг физически почувствовала то, про что часто слышала с молодости от мамы: и про спину, на которую можно опереться. И про локоть, за который можно уцепиться. И про плечо, которое подставляют в трудный момент.

Все это у нее теперь было.

А первая брачная ночь случилась как бы не через три месяца после ни с кем – даже друг с другом – не отмеченной свадьбы.

Это когда Мишку привезли из больницы.

Уже нормально дышащего, уже без температуры. Страшно вспомнить, как он, красный и задыхающийся, лежал у нее на руках в приемном покое Русаковской больницы. Мишку даже еда не привлекала, и это пугало Нилу больше всего. Зато вовсе перестало пугать, что вдруг сын вспомнит вслух что-нибудь нехорошее. Это была такая мелочь по сравнению с его жизнью…

Так вот, Мишка приехал домой, счастливый, что ничего не болит, что не ходят строгие тети со шприцами, что Нила и папа рядом. Он, кстати, Петра Ивановича назвал папой сразу, а Неонилу категорически отказывался называть мамой. Она не настаивала, разумеется, но все равно было чуть обидно.

Лежал он дома, в гостиной, на тахте, довольный и счастливый.

Накормили мягкой вареной курицей – опять чуть не выхватывал куски из рук.

Немного поболтали с мальчишкой втроем.

Мишка быстро устал и почти сразу заснул, дыша ровно и спокойно.

А Нилу вдруг переполнило ощущение счастья.

И – благодарности к своему другу-мужу.

Она подошла к стоявшему рядом Петру, обняла его, зарывшись лицом в его мягкий свитер. От него пахло теплом и спокойствием – курить Петр Иванович одномоментно бросил с появлением в доме ребенка.

Бойко в ответ обнял свою женщину.

И, почувствовав – если не желание, то согласие – мягко взял на руки и отнес в спальню.

Конечно, никакого часового киношного секса у них не было.

Ни стонов, ни сдерживаемых криков.

Было просто хорошо.

И – до, и – во время, и – после.

Особенно Ниле понравилось состояние после.

Спокойствие, которого ей так не хватало, вошло в каждую клеточку ее тела.

И не то равнодушное спокойствие, когда просто надоело волноваться и уже на все наплевать.

А ощущение того, что все в твоей жизни правильно, и ты заработал право на эту вот передышку.

Работы вот только у Петра стало несравнимо больше.

Деньги были нужны, как воздух, и он занялся ремонтами. Ему было без разницы, что ремонтировать: автомобили, бытовую технику, дома и квартиры – лишь бы материалы и инструмент соответствовали. Дачу Береславских он, наверное, и бесплатно бы ремонтировал – так ему понравились неиспользуемые железяки профессора.

Да, деньги теперь были нужны гораздо большие, чем прежде.

Мишка ведь, получалось, взялся как бы ниоткуда.

Соответственно, бесплатный районный детсад ему был противопоказан. А с учетом анамнеза, и подавно.

То же касалось медицинского обслуживания.

А еще он был гол, как сокол, и на «приданое» тоже ушла приличная сумма.

Раньше Нила вообще не задумывалась на тему, сколько стоит ребенок. Зато теперь понимала его самоценность со всех сторон.

Шеметова, к счастью, запросила совсем небольшую сумму за свои услуги. Нила так и не поняла, что это: такая маленькая такса или завуалированная поддержка? Склонялась ко второму.

Ольга очень старалась, но в подобных делах быстрых результатов не бывает.

Нынешнее статус-кво – приемная мама при пьющей живой родной – поддерживалось пока самым простым способом, пятью тысячами рублей в месяц.

По совету Ольги Викторовны, все деньги передавались физиологической мамаше под расписку. Мария писать их не хотела. Здесь уже помог совет многоопытного Береславского. Недобрый, прямо скажем, совет.

Через Беллу Эдуардовну Марии передавалась пятьсот рублей. Безо всяких расписок. А на следующее утро приезжали уже Неонила с мужем и вручали остальные четыре пятьсот. По утрам, когда трубы горели, дама меньше артачилась.

Вряд ли такой подход соответствовал идеалам, воспитанным в Неониле мировой литературой. Но она уже и не была книжной девочкой. Она была женой и матерью. А ради ребенка можно пойти и на гораздо большие безобразия.

Кстати, владельцы ротвейлера Аргентума, Рожковы, в какой-то момент отказались платить. Они поняли, что серьезного судебного давления не будет, и вышли из игры.

Петр не стал осуждать Виталия и Валентину.

Просто перевел их из разряда приятелей в разряд чужих людей. А есть ли смысл обижаться на чужих людей?

Так что теперь деньги были нужны и на это.

Места прокусов заросли некрасивыми келоидными рубцами. Следующим летом предстояло две, а может и больше, косметических операции.

Но это летом.

А прямо сейчас предстояла очередная поездка на профессорскую дачу. Теоретически Ефим Аркадьевич собирался строить крытый отапливаемый вольер для своих чемпионских собак. Версия была слабовата: все равно любимые псы, да к тому же с итальянским прошлым, жили в домах, переходя по собственному разумению в тот, где в данный момент было потише.

По секрету Петр объяснил Ниле, что на самом деле это будет теплый денник для лошади. Или, на крайний случай, пони. И помещение для хранения сена.

Но это – огромный секрет Ефима Аркадьевича, потому что Наталья ничего не должна знать, до момента обретения чудесного животного.

Нила поклялась, что никогда не выдаст страшной тайны профессора.

Мишка был у Береславских не раз, и очень радовался поездкам. Все побаивались, как он поладит с собаками, но и здесь сложилось без проблем. Кане корсо по определению и дом сторожили, и нянчили детей: на протяжении тысячи лет сицилийские «заводчики» оставляли в крови породы свирепость и нежность одновременно.

Кроме того, Мишка уже давно не был настолько голоден, чтоб укусами отгонять конкурентов от котлеты.

Снега у Береславских навалило еще больше, чем в прошлый приезд, хотя казалось бы, куда уж больше.

В этой семье ничего не изменилось.

Так же тек людской поток из дома в дом, так же звучало пианино – только на этот раз вместе с саксофоном – и молодые джазмены исполняли свои музыкальные оригинальности.

– Где хозяин? – спросил Петр Иванович у дочки-певицы.

– Мир спасает, – показала она рукой на плотно закрытую дверь кабинета. И, заметив, что бывший прапорщик направился к ней, засмеялась. – Хотя, скорей всего, спит. Хотя, может, и спасает – вон в Бурунди засуха кончилась.

Слегка смущенный Петр Иванович был вынужден обсудить будущую мини-стройку с Натальей, после чего пошел на участок, проводить практические измерения. Жена Береславского вернулась в гостиную, готовить при помощи Неонилы обед.

– А что, стройки тоже на вас? – улыбнулась Нила.

– Ну, в общем, да, – согласилась супруга профессора.

– А смогут собачки жить в вольере? – Нила не нарушила данный мужу обет молчания, но, как женщина, не могла пройти совсем уж мимо тайны.

– Нет, конечно, – достав из ящика картошку для чистки, ответила та.

– А зачем же деньги тратить? – не утерпела гостья.

– Фима еще заработает, – отмахнулась хозяйка. – У него голова большая.

– А такие размеры вольера… – нет, все-таки все женщины одинаковы.

– Да о лошади он мечтает! – рассмеялась Наталья. – Отсюда и размеры.

– И вы согласились? – с восхищением посмотрела на нее библиотекарша.

– Ни – за – что! – отчетливо артикулируя, произнесла хозяйка.

Потом они минут тридцать активно занимались готовкой, почти не разговаривая: молодые музыканты играли в пяти метрах от них, здорово и громко.

Когда репетиция закончилась, вновь стало можно говорить и слышать друг друга.

– Необычный у вас муж, – косвенно похвалила профессора Нила.

– Да уж, – вздохнув, согласилась та. И, помолчав минутку, не вполне к месту добавила. – А лошади действительно бывают такие красивые…

До чего ж приятно катить в машине с любимым человеком!

Ехали не быстро, Багров, в отличие от Ольги, лишь недавно получил права.

Любовались подмосковным раздольем, вели неспешную беседу. В основном – о деле, конечно. Но и без того хватало, о чем поговорить – им никогда не было скучно вдвоем.

За окном мелькали леса и поляны. Снег кое-где сошел, кое-где еще поблескивал на ярком апрельском солнце. Даже не верилось, что еще пару месяцев назад все вокруг напоминало декорации к сказке «Мороз – Красный нос», а сугробы наполовину закрывали оконца приземистых деревенских изб.

– Слушай, а почему же они все так безропотно терпят? – вдруг спросила Шеметова, внезапно поменяв тему разговора – только что с удовольствием обсуждали набирающую силу весну.

Дополнительных вопросов адвокатессе задавать не пришлось. Не даром говорят, муж и жена – одна сатана. Даже если без штампа в паспорте.