Я слишком много сказала. Он складывает два и два быстрее, чем я успею спрятать концы. Он поймет, что я имею какое-то отношение к произошедшему сегодня. Это всего лишь вопрос времени.

— Пайпер...

— Гаррисон. — Миссис Блат не могла решить, какую маску ей нацепить. Она попыталась улыбнуться, затем нахмурилась, а в итоге выглядела так, словно у нее на лице какой-то тик. — Твоя мать скоро здесь будет. И тогда директор встретится с вами.

Мой желудок сжался, а Гаррисон кивнул. Он казался спокойнее, чем я, наблюдая, как миссис Блат возвращается к своему столу.

— Какие сообщения? — Спросил он до жути спокойно, словно ничего не произошло. Но я заметила, как его рука сжалась в кулак.

— Не обращай внимания. Просто расскажи мне о тетради. Зачем хранить у себя такое?

— Потому что всем остальным плевать, — отмахнулся он, как от надоедливого насекомого, словно это не имеет значения. — Расскажи мне об смс.

— Кто-то анонимно прислал мне сообщение насчет жульничества. — Ложь оставила кислый привкус лимона на языке. — Я подумала, может быть...

— Ты лжешь.

Я сжала пальцами краешек своего стула.

— Я думала, это уравнивает нас. Ты потратил время на эту тетрадь. Фотографии и клички. Ты сделал это, не потому что всем остальным было все равно.

— Я сделал это, потому что общество несет ответственность за запись событий и поведения. Каждый индивид рассматривает школу через этот фильтр. Все очень личное и субъективное. — У его слов как будто был прогорклый вкус. — Я хотел чего-то менее… переменчивого. Мне нужны были факты.

Потому что это тот язык, который он понимает. Хотя он и казался холодным, я чувствовала боль, скрытую за его словами. Она таилась на кончике его языка и давила не плечи.

— Я слушаю, — тихо сказала я, побуждая его говорить дальше. По тому, как изменилось его лицо, я задумалась, как часто такое происходит, как часто кто-нибудь действительно слушал его.

Тоска появилась внезапно, отметившись на каждой линии его лица.

— Я знаю, это не должно задевать меня. Я вижу все эти жалкие социальные игры именно такими, какими они являются, но боль, страх? Они все еще здесь.

Я никогда не видела эту сторону Гаррисона, когда вся ледяная уверенность растаяла, оставив вместо себя нечто сырое и надломленное. Что-то, что есть во всех остальных.

— Ты хотел превзойти боль. — Это была догадка, но я увидела, как он согласно закивал.

— Поднимайся! — Голос, прозвучавший от дверей, накатил на меня как ледник, а Гаррисона словно ударили хлыстом.

Он вскочил со стула, голова опущена, подбородок прижат к груди. Не осталось никакой гордости. Не осталось ничего, что воплощало в себе странного гениального парня, с которым я только что разговаривала. Его мать ворвалась в комнату, стук ее каблуков был слышен, несмотря на серый ковер перед стульями. Она сжала его руку, кожа на которой смялась, словно тесто между ее пальцами.

— Когда мы войдем в ту комнату, ты не произнесешь ни слова, пока я не задам тебе прямой вопрос. Ты меня понял?

Меня с тем же успехом могло бы и не быть здесь. Хотела бы я, чтобы меня здесь не было. Не в присутствии матери Гаррисона, смотревшей на него как на собаку, нагадившую на ковер в гостиной.

— Да, — сказал он. Это был даже не его голос.

— Да, что?

— Да, мэм.

Теперь она уже тащила его по коридору и его полуприкрытые глаза были устремлены в пол. Я думала лишь о том, что ему придется пережить позже, вдали от посторонних глаз. Кто такой Гаррисон без своих оценок? Что остается после того, как все, над чем ты работал, у тебя отбирают?

Кабинет открылся и Гаррисон с матерью исчезли внутри. Мой желудок сводило. Я знаю, что он зарядил ружье. Но я не слишком задумывалась перед тем, как нажать на курок.

— Пайпер? Чем я могу тебе помочь?

— Я хотела бы уйти домой по причине болезни. — Больше это уже не отмазка.

Складки на лбу миссис Блат дали мне понять, что я, должно быть, выгляжу ужасно. Она хлопотала в комнате ожидания, распространяя запах розовой воды и маркеров. Тыльная сторона ее руки давила мне на лоб, как у Хедли в клубе.

Боже, люди подумают, что я умираю.

Очень на это похоже.

— Сиди здесь. Я позвоню твоему папе, узнаю, сможет ли она приехать за тобой.

Моя голова качалась вверх-вниз. Как у марионетки.

Потому что именно ею я и являюсь, ведь так? Да, конечно, я выбираю цель, но ничто из всего не является моей идеей. Я плыву по течению, ведомая человеком, которого я даже не знаю. Мне хочется верить, что это кто-то достойный. Кто-то, кто хочет изменить все к лучшему, а теперь?

Это может быть кто угодно. Псих. Стерва. Преступник.

Теперь до меня дошло – это опасно. И я застряла в этом по уши.

Дрожащими руками я вытащила свой телефон, открыла последнее сообщение – то, насчет двора. Мои пальцы дрожали над буквами. Потребуется вечность для проверки орфографии, но я была осторожна, потому что я хотела сделать это всего лишь раз.


«Для меня это уже слишком. Прости, но я закончила со всем этим».


Я едва успела прикрыть глаза, когда пришел ответ.


«Ты не закончила. Выбирай или это сделаю я. Следующая пятница к девяти часам».

Глава 15

Я оставляю свой телефон на дне рюкзака на три дня и игнорирую факт, что он не позволит мне бросить все это. Что он требует имя за два дня до Рождества. Я игнорирую почти все: от предупреждающего сигнала о разряжающейся батарее до писем Тейси, когда ее вызовы переадресовываются на голосовую почту.

Я не смогу справиться ни с чем из этого. Отрицание – это все, что мне остается.

Я переворачиваюсь и смотрю на будильник. 6:15, утро воскресенья. Брр. Если я не заставлю свою задницу шевелиться, то все рождественские каникулы я проведу в пижаме. Я должна избавиться от нее. Сделать что-то.

Но что? Если я отвечу, то продолжу играть в его игру. Или в ее игру. Плевать. Если я не... я не знаю, что произойдет. Он выберет кого-нибудь самостоятельно. А если автор знает хоть что-нибудь о внеурочной активности Менни, то он может оказаться основной целью.

Мама и папа начинают волноваться. Поначалу они были классными, приносили мне тосты, задавали простые вопросы. Теперь они все чаще проверяют меня. Они даже предложили сходить к врачу – редкий случай в нашем холистически-счастливом доме. Не думаю, что от моей проблемы существуют пилюли, но я не объяснила им этого.

Я три раза пыталась поговорить с ними, но сейчас? Мои родители видят меня в Корпусе Мира. Не знаю, смогу ли я смотреть им в глаза и рассказывать в какую разрушительную деятельность я ввязалась. Я не уверена, что хоть кто-нибудь из нас сможет с этим справиться.

Я снова перевернулась и уставилась в потолок. Я не могу оставаться в этой постели вечно. В последний раз я выползала из комнаты принять душ и провести расческой по волосам в полдень. Это все уже становится слишком пафосным. Я нахожусь в опасной близости к психической нестабильности. Я должна собраться. По крайней мере, я могу попытаться собрать материалы для праздничной встречи по случаю ежегодника в четверг. Которую я, скорее всего, пропущу.

Услышав дверной звонок, я с тяжелым вздохом перекатилась на спину. Никаких сомнений, что это Тейси. Наверное, она готова уже пригрозить мне поркой, чтобы я встала. Я осмотрела свою комнату, раздумывая, есть ли хоть малейший шанс убедить родителей, что я слишком больна, чтобы с ней встретиться. Маловероятно, если учесть, что чуть раньше я сказала им, что чувствую себя лучше.

Мама постучала в мою дверь. По тому, как быстро она ее открыла, лишь взглянув на ее лицо, я сказала бы, что пришла не Тейси.

Она вздохнула.

— Пайпер, один парень пришел увидеть тебя.

Менни это Менни, а Коннора нет в городе, так что у меня появилось чувство, что я знаю, о каком парне идет речь. Я резко села, размахивая руками и чувствуя, как волосы в диком беспорядке ложатся на плечи.

— Какой парень?

— Ник. Ник Патерсон. Он настоял, что подождет снаружи. Он очень... — Я мысленно заполнила пробелы, пока она подыскивала подходящее слово. Высокий? Атлетически сложенный? Совсем не в твоем вкусе? — Вежливый.

Ну да, это тоже о нем.

Я бросила мимолетный взгляд на свое отражение в зеркале. Плохо. И мне потребуется большее, чем просто помада и духи, чтобы привести себя в порядок, так что я просто спустилась вниз. По крайней мере, я приняла душ. И, кстати, он должен был сначала позвонить. Разве что мой телефон окончательно умер.

Я распахнула двери, он стоял там, засунув руки в карманы пальто и с порозовевшими на морозе щеками.

Его улыбка была нерешительной.

— Я, хм, пытался позвонить.

— Мой телефон сел.

— А, понятно.

— Пайпер? — послышался мамин голос за моей спиной. Она определенно собирается начать разговор на тему о том, как-это-грубо-держать-на-крыльце-полузамерзшего-гостя.

Я должна пригласить его войти. Мама явно побуждает меня к этому. Но я попыталась представить себе картинку – Ник сидит на диване рядом с моим папой и разговаривает о чем? Джексон Поллок? Или он может пообщаться с мамой об одном из ее проблемных детей-сирот.

— Позволь мне захватить пальто, — сказала я.

Мама засмеялась, вроде как затаив дыхание.

— Пайпер, ради Бога, пригласи его войти в дом с холода.

Тихо вздохнув, я открыла дверь шире. Ник протиснулся, выглядя взволнованным и невероятно высоким. Это ненормально, насколько он заполнил собой нашу прихожую.

Мама протянула руку.

— Я Диана.

— Ник, да? — Произнес мой папа, появляясь за маминым плечом. В его волосах застыла краска, и на нем футболка с Пинк Флойд. — Я Тим. Прости насчет этого. Веришь или нет, мы учили ее, что не нужно оставлять на крыльце дрожащих гостей.

Позже я убью за это своего папу. Пока же я наблюдала, как он пожимает Нику руку.