Приподнял свой призывно, огласив запиваемый тост:

– За знакомство! Мы же за него еще не пили.

– Опережаем все графики! – подтвердила Катерина. – Конфетно-цветочный проигнорировали, глубочайшую благодарность ты выразил действием, теперь пьем за знакомство! Наверстываем, так сказать, пропущенное.

Они чокнулись, бокалы дзинькнули, издав тонкий хрустальный звук, выпили.

До дна. Медленно. Глядя в глаза друг другу.

Он забрал у нее из пальцев бокал, поставил на поднос, а тот переставил на тумбочку.

– Банкет окончен? – не поняла Катерина.

– Потом еще выпьем, – пообещал Кирилл, принявшись расторопно высвобождать ее из простыночной «тоги». – Сначала все повторим. Только медленно на этот раз.

Медленно у них почти получилось. Он старался, сдерживал себя, вел в ритме того танца, который выбрал, – целовал нежными неторопливыми поцелуями, сводящими с ума, ласкал, открывая ей саму себя. Но в какой-то момент все закипевшее от этой потрясающей медлительности выстрелило, салютуя, и они понеслись, заторопились, рвались вдвоем туда, скорее…

Вместе. Выше. Сейчас. Вот сейчас!

К черту медлительность и плавящую нежность, может, потом, когда-нибудь потом!

В этот раз Кирилл сразу перекатился на спину, не выпуская из объятий Катерину, прижав к своему боку. Она улыбалась, подумав об этом и оценив заботу, проваливаясь в сон.

Проснулась в кромешной тьме оттого, что кто-то нежными поцелуями, еле уловимыми прикосновениями губ, покрывал ее лицо. И дернулась от страха, ничего не успев понять, издав придушенный странный горловой звук.

– Тихо. Не пугайся, это всего лишь я, а не насильник неудачливый, влезший в окно.

– Ага, – сразу пришла в себя, вспомнив, где и с кем находится. – Ты удачливый, вошедший в дверь.

– Господь с вами, мадам! Только по обоюдному согласию! И потом, мы уже выяснили, что это ты меня соблазнила.

А Кате было уже не до шутливого обмена репликами! Она чувствовала его всего, всем телом, чувствовала и раскалялась, как зыбучий песок под палящим солнцем, успевая поражаться тому, как странно и быстро это происходит!

То ли оттого, что не проснулась до конца, то ли от темноты, много позволяющей и спрятавшей их двоих в своем уюте, в ней раскрепостились остатки сознания, позволив в полной мере, до самого дна, вырваться чувственным инстинктам. Что-то случилось непонятное, и она, перехватив инициативу, рвалась куда-то, отбрасывала его руки, чтобы не мешали гладить, целовать, где захочется, что-то говорила, даже рычала тихонечко, познавая его, себя, странную и свободную бесконечно…

Он принимал ее яростный натиск восторженно, с благодарностью, помогая осваиваться в новом для нее мире, но ринулся в атаку сам, побеждая и утверждаясь здесь ведущим за собой мужчиной!

И так это было яростно, сильно, красиво…


Кирилл протянул руку и включил ночник на тумбочке, осторожно, как бы извиняясь, высвободил вторую руку из-под головы Катерины, лежавшей удобно на ней, и сел. Налил в бокалы шампанское, успевшее подрастерять шипучесть, протянул один ей, следившей за его действиями.

Она покачала головой, отказываясь.

– Нет. У меня завтра, вернее уже сегодня, операция сложная.

Сам отпил шампанского из своего бокала.

Все изменилось. Катерина чувствовала, как от него исходит напряженность.

– Что? – спросила она.

Он понял. Но ответил обыденно и вроде ни о чем, с присущей всем мужикам способностью обтекать трудные вопросы стороной ртутным шариком:

– Пойду я, Кать. Мне надо…

– Ну да, ну да, – усмехнулась Воронцова одним уголком губ, не позволив ему играть тут по мужским правилам. – Валентина ждет отужинать или уже отзавтракать, Соня – книжку почитать.

Бойцов раздражился! А чего, собственно, она ждет? Совместного завтрака любовников поутру перед работой? Застолбленных сексом отношений и обязательств каких-то? Признания в любви?

– Нет, – раздраженно и недовольно ответил. – Мне надо контракт просмотреть. И поспать хоть немного.

– Ах да, контракт! Как же я про него забыла? – проигнорировала его настроение Катька.

Действовал он, как и положено любому мужику в такой ситуации, оперативно шустро! В полутьме, умудрившись безошибочно отыскать разбросанную одежду и облачиться в нее с быстротой застуканного мужем любовника, сопровождаемый скептическим взглядом Катерины.

Так, прощание! Надо поцеловать легким, поверхностным, ничего не значащим поцелуем, но нежно, чуть сгладить напряжение, но под все понимающим взглядом такое прощание явно было неуместно и до тошноты фальшиво.

Кирилл стоял и смотрел ей в глаза, она сидела на кровати, укрывшись до груди простыней, и не отводила взгляда.

Постоял и молча вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Так еще никогда ни от одной женщины не уходил!

Правильнее читай: сбегал.

Поднимаясь по лестнице к себе на этаж, услышал, как Катерина закрывает замки на входной двери.

Твою мать! И как же его угораздило-то?!

Стрекозел старый! Завелся, буром пер, не думая, а что дальше! Какие последствия?! Вы о чем?! Тогда в нем все звенело от интриги, от того, как она ему нравилась и заводила, одним голосом, взглядом, морщинкой этой между бровей, когда он все решил бесповоротно – заняться любовью! Да кто думает о том, что после? И ведь знал, видел, что с ней все непросто!

Но именно это понимание по странному, нелогичному, но вечному закону жизни и притягивало к этой женщине как на аркане! Чем сильнее противник и тяжелее бой, тем значимей и весомей победа!

Вот только ощущения, что он там что-то выиграл и получил в виде победы, ни хрена не было!

Он хотел ее с самого начала, еще с той встречи в парке, на «погребении» трагически погибшего попугайчика.

Спокойно, и что в этом такого?

Нормальный тридцатидевятилетний мужик, с абсолютно здоровой потенцией и мужскими инстинктами, пребывающий в постоянной готовности к «окучиванию» заинтриговавшей, понравившейся женщины, как и положено.

А она интересная, молодая, вот как раз интригующая все это мужское и недоступная… Закон природы – все нормально!

Только.

Эти пряди волос, разного природного окраса, от темно-медных до золотисто-рыжих, эти глаза колдовские изумрудные из другого века, мудро-трагические какие-то, как скорбь всего израильского народа, и скептические, пальцы тонкие, с коротко остриженными ноготочками, летящая походка.

Что-то в ней такое… пробравшееся и зацепившее гораздо глубже, чем простое мужское желание, и непростое, но обыкновенное. Глубже, чем извечное желание побеждать-покорять женщин.

Зацепившее, предупредившее легким испугом, но не остановившее, вот ведь!

Он решил, что переспит с ней, и в Катерине прочитал понимание его мыслей и решений. Не капитуляция: «Приходите, Кирилл, я вся ваша!», нет, сдаваться она не собиралась, но и бороться тоже. Ее тянуло к нему с той же силой, что и его, но каждый надеялся уйти без потерь. Вот так они невербально вступили в поединок.

Бойцов на самом деле пришел выразить благодарность.

Ну ладно, ладно, конечно, не без мысли припрятанной, но подразумевалось немного выпить, поговорить, прощупать почву, понять, как завоевывать.

Но она не вступила в игру, смотрела так, что все пляски вокруг главного теряли вуалирующую составляющую флирта-ухаживания. И что-то сорвалось в нем под этим взглядом, как пыль цивилизации сдуло ветром, и он начал с действия, забыв что-то там прощупать и выпить под эти поиски лучших подходов.

А теперь вот волосы дыбом встают! Да потому что попал!

У него никогда в жизни не было настолько искренней женщины! И помыслить не мог, что так бывает! А должен был! Должен!

Ведь видел, всеми потрохами чувствовал, что девушка иная, поэтому так и захотел!

Она была искренна во всем – в каждом вздохе, движении, взгляде – от первого поцелуя и до того момента, когда он ушел. Никакой фальши, никакой игры, ни одного нарочито продуманного действия, движения. Вся была с ним, целиком, слушала его и слышала всем существом своим, шла за ним, куда бы он ни вел!

А у Бойцова от этого мозги плавились, тело плавилось! Когда она, еще не проснувшись до конца, потащила его сильнее, неистовее, глубже, ему показалось, что он вообще помер!

…а восстав из мертвых, понял – надо уходить! Если останется до утра, заглянет в ее глаза, его затянет, как в омут, с головой!

Кирилл ничего про нее не знает! Знает, как она пахнет, какая на вкус, как плавится в его руках, стонет, кричит, смотрит потусторонним взглядом, как принимает его, отрекаясь от всего на свете в этот момент.

А приходя в себя, закрывается на семь запоров, отодвигаясь душой.

Он пришел, взял, одарив себя и ее, но не победил!

Не проиграл! Но и не победил!

Она осталась далекой, недосягаемой и слишком умной, чтобы потакать мужским уловкам, ходам-выходам, дежурным словесам вне, после и до кровати.

А ему такого «нэ трэба», как говорят на Украине. Ему вообще ни такого, никакого иного «нэ трэба».

Ни боже упаси! Нельзя вступать в поединок с такими бабами, подчиняясь извечному охотничьему мужскому инстинкту, заставляющему непременно расколоть любой «орех», особенно самый твердый. И заметить не успеешь, как окажешься весь, по макушку, в отношениях, в сурьезе.

Ладно! Сказал себе, что займется с ней любовью – исполнил, перевыполнив нормы! И хватит с него!

Какой там контракт читать?!

Послонялся по квартире, передумывая мысли, переживая заново чувствования, отрекаясь от продолжения. Дважды проверил спящую Соню, прикладывая ладонь к ее лбу, помаялся и улегся спать, приказав себе – решил, все! Забудь!

И засыпая, уставшее за трудный день и полночи сознание выстрелило предательской мыслью: