– Я не из тех, кого вы обычно предпочитаете, – прошептала она, сгорая от стыда. – Да, я знаю.

– Я не это имел в виду. Скажем просто, что женщины вашего сорта запретны для меня, хорошо?

«Неправда», – подумала она. Граф и незначительная персона вроде нее? Это немыслимо! Она-то не запретна для него. Но он определенно запретный для нее мужчина.

Джордан наблюдал за ней, тщетно пытаясь привести в порядок спутанные мысли. Судя по ее оскорбленному виду, зря он все это говорил.

Опытность всегда имела первостепенное значение в его отношениях с дамами. Крепкая, здоровая женщина, которую он мог бы так же быстро забыть, как и она его, – вот все, что ему нужно было от любовницы. Он лучше любого другого знал, что совращение девственниц – очень опасный спорт.

Но с Эмили… Боже милостивый, он все еще ощущал на губах ее вкус – яблоки со сливками и чуть-чуть шампанского. А когда она разомкнула для него свои губы… Он возбудился при одной только мысли об этом.

Он чувствовал себя как ребенок, которому не дали вволю наесться сладостей, хотя он и знал, что может от них заболеть. Легкий запах лаванды, исходивший от волос девушки, наполнял карету, соблазняя его все больше и больше. Ему хотелось поближе узнать ее, всю ее, сорвать с нее одежду и прижиматься губами к каждой частичке ее нежного хрупкого тела. Проклятое вожделение…

– Послушайте, Эмили…

– Пожалуйста, не говорите больше ничего. Все в порядке. Я… я полагаю, что это полнолуние подействовало так… на нас обоих.

– Да, полнолуние.

Это было столь же удачное объяснение этого безумия, как и любое другое. Только полное умопомрачение могло заставить его утратить контроль над собой. Причем из-за строгой маленькой дочери священника!

Из-за строгой маленькой дочери священника, которая вполне может стать его женой, стоит ему допустить неосторожность. Сжав челюсти, он выглянул в окно кареты. В парке, слава Богу, теперь никого не было. Женитьба на Эмили Фэрчайлд обернулась бы для него настоящей катастрофой. Она едва его знала и вряд ли обрела бы с ним счастье. Вынужденный брак разочаровал бы ее. Будучи мечтательной девственницей, она бы хотела от него больше, чем он был в состоянии дать. Вскоре они втянулись бы в туже самую губительную войну, которая разрушила брак его родителей и разбила жизнь его матери.

– Лорд Блэкмор, могу я задать вам один вопрос? – робко спросила Эмили.

От звука ее голоса он вздрогнул. Ах, так они снова перешли на официальный тон?

– Спрашивайте все, что пожелаете.

Она опустила взгляд на руки, скромно сложенные на коленях.

– Вы… сказали, что предпочитаете легкодоступных женщин и избегаете порядочных. И все же танцевали с леди Софи.

Она была слишком учтива, чтобы назвать его лицемером, но он знал, что она подумала.

– Леди Драйден попросила меня потанцевать с вашей подругой, я так и сделал. Я не такой уж грубиян, чтобы игнорировать пожелания хозяйки дома. Вот и все, уверяю вас, не важно, во что превратил это лорд Несфилд. – Легкая улыбка мелькнула на его губах. – А что? Вы ревнуете?

Это ее сильно рассердило.

– Конечно, нет. Я не настолько глупа. Я понимаю, что я… Я знаю, что для вас это… всего лишь мимолетная интрижка. Мы вращаемся в совершенно разных кругах. Если мне посчастливится добраться до дома незамеченной, я сомневаюсь, что мы когда-нибудь снова увидимся.

Его неприятно поразило, что она столь прямо и без прикрас высказала вслух то, о чем он и сам уже думал.

– Я останусь здесь еще на неделю. Мы могли бы…

– Назначить еще несколько скандальных свиданий в вашей карете? Думаю, нет. – Она смотрела в сторону; в переменчивом свете луны вырисовывался спокойный фарфоровый профиль ее лица, и только глаза, отражавшие каждое переживание, выдавали деланность этого спокойствия. – Не думаю, что я снова смогла бы вынести такую встречу.

Он бы тоже не смог. Силы небесные, если бы ему представился еще один шанс, он скорее всего свалял бы дурака. Он не собирается терять голову из-за какой-то женщины, в особенности такой несгибаемой юной леди, как Эмили Фэрчайлд.

Но карета снова быстро приближалась к прежнему месту, и с каждым ударом копыт граф все больше падал духом. Ему очень хотелось бы узнать ее получше. Какая жалость, что это невозможно!

Вскоре карета замедлила ход, и Эмили выглянула в окно.

– Слава Богу, они ушли, – сказала она с явным облегчением.

Неужели она находит мысль о вынужденном замужестве с ним такой уж неприятной? Судя по всему, да. Она принимает его за повесу, который заводит «интрижку» с девушкой, целует ее, не испытывая никаких чувств, а затем, не задумываясь, бросает.

Очень хорошо. Пусть себе думает. Так даже лучше.

Он постучал в потолок кареты и приказал кучеру остановиться. Затем откинулся на спинку сиденья.

– Я пойду вперед. Если кто-нибудь спросит меня о вас, я скажу, что не имею понятия, о чем они говорят. А вы подождите немного и входите со стороны парка, как будто гуляли там все это время. Если повезет, вам не придется ничего лгать.

– Благодарю вас, – серьезно сказала она, затем повернула ручку, открыла дверцу и выпрыгнула из кареты.

– Эмили… – произнес он, выходя вслед за ней и пытаясь остановить ее, хотя и понимал, что это бессмысленно.

Она обернулась и выжидающе взглянула на него. Он не знал, что ей сказать. Что он мог ей предложить? Чего она ждала от него? Может быть, ей хотелось, чтобы он, отбросив предосторожности, попросил ее разрешения предать их встречу огласке или объявить о своих намерениях ее отцу? Если и так, то уж этого-то ей не добиться. Как она сама и думала, это всего лишь мимолетная интрижка. И он не собирается ничего менять.

Поскольку граф продолжал молчать, Эмили грустно улыбнулась ему и сказала:

– Благодарю вас за очень поучительный вечер, лорд Блэкмор. Я никогда его не забуду.

«Я тоже», – подумал он, когда она, стремительно удаляясь от него, с неизъяснимой грацией в каждом движении исчезла в глубине парка и растворилась в ночи, как Золушка после бала.

С одной только ужасающей разницей. На память о себе она не оставила ему даже хрустальной туфельки. И в будущем между ними уже никогда ничего не будет. Совсем ничего.

Глава 3

Золотые оковы – все те же оковы, и никакая, даже самая мягкая, подкладка не может облегчить их гнет так, как освобождение.

Мэри Астелл, английская поэтесса и феминистка «Эссе в защиту женского пола»

Уиллоу-Кроссинг

Май 1819 года

Поскольку у слуг был выходной, в доме священника стояла тишина и в этот ранний час, когда едва рассвело, на кухне никого не было. Эмили стояла у плиты, подогревая разбавленное водой бренди, и радовалась тому, что в это весеннее утро может побыть одна, пока готовит для отца микстуру от кашля.

Она слегка тронула кончиком пальца зеркальную поверхность напитка. Порядок. Питье достаточно нагрелось. Повернувшись к столу, она залила горячей жидкостью гвоздику, дикий шалфей и болотный розмарин, заранее истолченные в фарфоровой чаше. Пряный травяной запах распространился по кухне, пробуждая воспоминания о подогретом вине и застолье… и об изысканных угощениях, которые подают на великолепных костюмированных балах, устраиваемых богатыми аристократами.

Она опустилась в кресло и скрестила руки на груди. О! И почему только она не может выбросить эту несчастную ночь из памяти?! Господи помилуй, уже два месяца прошло после того бала. Закончился срок ее траура, и с тех пор ее постоянно приглашали на бесчисленные званые обеды и вечеринки. Она даже удостоилась внимания со стороны двух молодых людей. Пора бы ей уже полностью забыть тот случай.

Лорд Блэкмор уж точно выбросил его из головы на следующее же утро. Хотя она надеялась, что он, может быть, навестит ее в один из последующих дней, больше он не проявлял к ней внимания.

Конечно. Он ясно дал понять, как мало это для него значит. Очевидно, ему не понравилась ее неопытность. Только у нее хватает глупости грезить о его поцелуях и хранить память о вкусе его губ, прильнувших к ее губам, о его руках, прижимавших ее к сиденью кареты…

О, проклятое, проклятое воображение, беспочвенные фантазии! Ну почему ее терзают эти нескромные воспоминания?

Потому что это был ее первый поцелуй. Она покраснела. Нет, не только первый. Ее первый, и второй, и третий. Какой бы по счету он оказался, если бы граф не остановился? Она готова была отдаться ему прямо там, в его карете! Этот мужчина определенно знал, как сделать первый поцелуй женщины незабываемым.

Будь он проклят за это! До того жизнь ее протекала по большей части удовлетворительно, упорядоченно, в мелких заботах, легких обязанностях и случайных встречах. Она посещала церковь, наносила утренние визиты и вела для отца домашнее хозяйство. И что за дело, если иногда она испытывала неудовлетворенность своей заранее распланированной, предопределенной жизнью? Если временами душу ее переполняла тоска? Ей жилось лучше, чем многим другим людям, и ее всегда учили благодарить за это Бога.

А затем лорд Блэкмор – Джордан – вторгся в ее безмятежный мир, нарушив его устоявшееся спокойствие, и заставил ее понять, чего ей не хватает. Прежде она не знала, что мужчина способен заставить сердце женщины радостно забиться или наполнить его такой невыносимой болью, которая почти сродни наслаждению.

Теперь она поняла смысл слов поэта Томаса Грея: «И где неведение дарит блаженство, безумье там познанья обрести». Она была счастлива в своем неведении. Приобретение знаний или опыта относительно мужчин и правда было чистым безумием. Наихудшим видом безумия!

– Ах вот ты где, – послышался голос со стороны двери. В кухню вошел отец Эмили. – Мне следовало догадаться, что ты здесь.

Эдмунд Фэрчайлд был высоким худощавым мужчиной, и, пока не умерла мать Эмили, совсем не походил на духовное лицо. После смерти жены он с головой ушел в работу, все время цитировал Священное Писание и серьезные стихи. Губы его, когда-то постоянно лучившиеся улыбкой, теперь, под тяжестью постигшего его несчастья, всегда были горестно сжаты. Руки, которые раньше часто обнимали дочь, теперь бессильно и вяло свешивались по бокам.