— Да, но из-за этого испортится моя дружба с Хейлом.

Он смотрит на меня так, словно ему меня жалко.

— Если она этого стоит, то ты с этим разберешься.

Я чувствую себя так, словно кто-то пнул меня в грудь. Мне трудно дышать, и еще труднее видеть ясно.

— Я должен идти, — не знаю, куда; я просто знаю, что мне нужно выбраться из этого костюма и снять этот галстук, который пытается меня задушить.

Пока я еду на такси домой, у меня кружится голова. Я решаю написать Мейси сообщение, просто чтобы проверить, как у нее дела. Мне нужно понять, что я сделал не так. Ведь все, чего она хотела — это весело провести время, и думаю, что именно это я ей и дал. Но затем я осознаю, что писать сообщение — это не по-мужски. Мне нужно ей позвонить. Услышать ее голос.

Я уже думаю, что попаду на автоответчик, когда она наконец-то берет трубку.

— Чего ты хочешь, Риз? Я устала. Сегодня был долгий день.

— Просто хотел узнать, как ты. Ты дома?

— Да. Я в постели с тарелкой попкорна, вот-вот начнется новый триллер, о котором все говорят.

— Ты все еще злишься? — спрашиваю я, затаив дыхание. Ее голос не кажется разозленным, но ведь она сбежала с вечеринки по случаю помолвки собственного брата, после того, как столкнулась со мной. Я начинаю осознавать, что не понимаю ничего, что касается женщин.

— Скорее разочарована. Смущена.

— Я так понимаю, что третьего урока не будет.

— Не будет, — твердо говорит она.

Что-то щелкает глубоко внутри меня, и я не могу понять, что это: разочарование или облегчение.

— Извини.

— Нет, это моя вина. Не знаю, почему я подумала, что мы сможем начать с того места, на котором остановились. Ты прав. Ты больше не тот парень.

Кусочек моего сердца откалывается, когда она произносит эти слова. Именно этого я хотел, к этому я стремился с тех пор, как она ушла много лет назад. Теперь я понял, что полностью запер свое сердце и не могу дать Мейси то, что ей нужно. Даже если это необходимо и мне.

— Спокойной ночи, Мейси. Наслаждайся своим фильмом.

— Пока, Риз.

Глава 11


Риз


Я быстро перебираю ногами по беговой дорожке, опираясь на поручни согнутыми руками. Легкие судорожно работают из-за потребности в кислороде. В моих ушах ревет громкая яростная музыка. Я боролся с собой три дня. Я почти не спал, почти не ел, и у меня не было никакого желания возвращаться в свою игровую комнату с какой-нибудь сабой. Я все время плохо себя чувствую и ни хрена не знаю, что с этим делать.

Нажимаю кнопку режима «Склон», быстрее перебирая ногами, мчусь вверх по предполагаемому склону, словно убегая от обвинений, проносящихся в моем сознании. В моей голове вплывают слова Оливера, сказанные мне на вечеринке в честь помолвки Хейла. Снова и снова проносится воспоминание о сокрушенном тоне Мейси. Повторяются гневные слова Хейла. Черт, даже Крисси тем вечером стреляла в меня злобными взглядами после того, как Мейси сбежала с вечеринки.

Я ненавижу людей, указывающих на мои слабости. Возможно, из-за внутреннего Доминанта, живущего во мне, или той части, которая говорит о том, что я мужчина. Мы считаемся сильным полом. Мы должны защищать и ценить то, что принадлежит нам. Но Мейси не принадлежит мне. В действительности, она не хочет иметь ничего общего с тем мужчиной, которым я стал, и это словно гребаное суровое «пробуждение», заставляющее задуматься о жизни.

С тех пор, как она появилась вновь в моей жизни, моя основная цель заключалась в том, чтобы доказать самому себе, что могу наслаждаться плотскими удовольствиями с девушкой из моего прошлого, которая когда-то оставила меня опустошенным. В итоге, достижение этой цели не доставило мне никакого удовольствия. Ну, хотя, если быть честным, это не совсем так. Видеть Мейси голой и связанной в моей игровой комнате было чертовски великолепно. Но я все испортил. Оказалось, все это время я защищал себя. Оливер был прав.

Черт.

Настоящий Доминант не заботится о своих собственных потребностях. Он ставит благополучие и удовлетворение своего партнера превыше своего собственного. Но когда дело касалось Мейси, то я действовал, заботясь лишь о себе. Я так беспокоился о том, что мне снова причинят боль, что закрылся. Она была права: я обращался с ней, как с любой другой сабой, а порой даже хуже.

Нажав красную кнопку с надписью «Стоп» на панели, я схожу с беговой дорожки и пытаюсь отдышаться. Хватаю полотенце для рук и использую его, чтобы вытереть со своей шеи пот. Перед моими глазами вспыхивает яркое пятно. Кажется, что она везде. Она навечно оставила след на моем теле. Смотрю на татуировку кроваво-красной розы на моем предплечье и осознаю, что мне нужно делать.

Я хватаю телефон и звоню Хейлу.

— Эй, мужик, извини, мы можем поговорить? — говорю я на одном дыхании. По крайней мере, он ответил на звонок. Это начало. Я надеюсь.

— Не сейчас, — без эмоций говорит он.

Хмм… Он что, собирается заставить меня пресмыкаться? Проклятье, я действительно слишком сильно хочу это сделать.

— Я же сказал, что мне жаль, чувак. Я хочу с тобой поговорить о...

— Бабушка... она в больнице. Уже два дня находится в отделении интенсивной терапии... — его голос дрожит, и он не заканчивает предложение.

Он и не должен этого делать. Нанетт для них с Мейси как бабушка. Единственная семья, которая у них осталась в этом мире.

— В какой вы больнице? Я уже еду.


***

Пробегая по больничному коридору, я почти врезаюсь в инвалидную коляску. Боже, переведи дыхание. Я замедляюсь, чтобы прочитать указатель, сообщающий о том, что отделение интенсивной терапии находится на шестом этаже. Резко нажимая кнопку в лифте, я переступаю с ноги на ногу, размышляя о том, что по лестнице, скорее всего, добрался бы быстрее.

Наконец, лифт останавливается, доставив меня на шестой этаж. Здесь есть частная комната ожидания для семей людей, попавших в это отделение, и это хорошо, потому что когда я отмечаюсь на стойке регистрации, то понимаю, что не знаю ни имени, ни фамилии Нанетт, или Наны, как все ее называют. Я иду до конца по слишком тихому коридору и захожу в комнату ожидания. Именно там я и нахожу Мейси. Она здесь, одна, сидит, скрючившись на пластиковом стуле и уткнув голову в колени.

— Блинчик?

Мейси поднимает голову. Она ужасно выглядит, у нее красные глаза, заплаканное лицо, и что-то внутри меня сжимается.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, моргая.

Я за три длинных шага пересекаю комнату и обхватываю ее руками, приподнимая со стула. Крепко прижимаю ее к своей груди и, учитывая нашу разницу в росте, ее ноги болтаются в нескольких сантиметрах от пола. Меня охватывает опасение, что она будет вырываться из моих рук, но вместо этого она прижимается к моей груди, зарываясь лицом в мою шею и позволяя мне себя обнимать. Тут же меня разрывает чувство: это похоже на возвращение домой, словно все последние шесть лет мне не хватало именно этого. Но я не позволяю себе долго на этом сосредотачиваться, я подумаю об этом позже.

— Как она? — спрашиваю я.

Мейси всхлипывает и поднимает голову от теплой точки на моей шее.

— Ей восемьдесят лет. Они пытаются подготовить нас к худшему.

— Христос, — все намного хуже, чем я думал. — Что произошло?

— Они думают, что с ней случился удар. Сейчас она находится в коме, а врачи пытаются выяснить, какой ущерб был нанесен этим ударом.

— Мне жаль, дорогая, — я снова притягиваю ее к себе, и ее теплое тело идеально подходит моему. Она тихо бормочет слова благодарности. — Ты ее уже видела?

— Да. К ней подключено так много приборов и трубок, я чуть не упала в обморок. Ужасно видеть ее такой.

— Теперь я здесь. Я с тобой, — я вместе с ней опускаюсь в кресло для двоих и продолжаю держать ее за руку. — Почему ты здесь одна? Если бы я знал…

— Кэмерон и Бри пошли в кафе, чтобы купить еще кофе на вынос. Брат хреново справляется с тем, что ничего не может сделать, и ему остается только сидеть и ждать.

— Понятно.

Позже мы с Мейси беседуем о несущественных вещах, таких как погода и ее новая квартира. Она рассказывает мне о том, что ходила на собеседование на станцию новостей, которая предлагает великолепную работу, затем повествует о той неразберихе, которая была, когда они только прибыли в больницу. «Доброжелательные» сотрудники больницы не собирались позволять Хейлу и Мейси встречаться с бабушкой. У них есть правило, согласно которому войти в палату могут только родственники, а Нана в свое время официально не оформляла опекунство над Мейси и Хейлом. Но никто не может встать между альфа-самцом и его бабушкой. Хейл добился того, что теперь медсестры регулярно сообщают о ее состоянии и очень заботливо за ней ухаживают. Слава Богу!

Я просто слушаю, киваю и позволяю Мейси говорить, чувствуя, что это производит на нее терапевтический эффект. Когда получаешь плохие новости и после этого сидишь в тишине и одиночестве, то в голове крутятся варианты исхода, и большинство версий оказываются негативными.

Вскоре возвращаются Хейл и Бриэль со стаканчиками горячего кофе в руках. Они передают один Мейси, но она лишь отрицательно качает головой. Она прижимается ко мне, положив голову на мое плечо. Хейл вопросительно приподнимает бровь, глядя в моем направлении, но не произносит ни слова.

То, что я нахожусь здесь с Мейси и забочусь о ней, порождает тысячи воспоминаний. Когда я наблюдаю, как ее глаза наполняются слезами, как она моргает, пытаясь не заплакать, как пытается быть сильной, все это напоминает мне о разрушительном телефонном звонке о смерти родителей, который они с Хейлом получили. Звонок, который никто никогда не должен получать. Тогда я помог ей пройти через боль и слезы. И когда несколько недель спустя ее слезы высохли, я привык к тому, что она была в моих объятиях, что я стал тем, кто успокаивал ее страхи и говорил ей, что все будет в порядке. И казалось естественным, что это дало толчок нашим отношениям.