— Игорь! — крикнула Сушина из кухни. — Давай завтракать.

— Иду, Танюша, — ответил Муравьев.

Хотелось залезть в ванну, в горячую воду на часик, отмокнуть там, но… это уж дома, в своей однокомнатной холостяцкой квартире.

Сушина уже разлила кофе по чашкам, на блюдце положила вареное яйцо. Себе заварила овсяную кашу с малиной. Муравьев поблагодарил хозяйку, сел за стол.

— Сегодня будем переснимать вчерашнюю сцену. Я сменю акцент, не стану давить на нее, надеюсь, ты знаешь, как отлично сыграть в постели, чтобы все были довольны.

— Нет проблем, — сказал Муравьев, очищая яйцо от скорлупы. — А что дальше, Тань?

— Ничего. Я тебе желаю удачи с ней.

— Да перестань! — поморщился он. — Правда, что ль?

— Истинная правда, Игорь.

— Ты меня все больше и больше удивляешь.

— Игорек, не будем о грустном, ладно?

— Как скажешь.

— Так и скажу. Думай о том, как сыграть постельную сцену, чтобы и убедительно было, и ей понравилось, и… задел для будущего романа создался.

— Какие проблемы? Сыграю, для того я и заслуженный артист России.

— О твоих достижениях речь не идет. И заслуженный, и народный может облажаться в одной конкретной сцене. Ты не имеешь на это права, понял, Игорь?

— Выгонишь? — усмехнулся Муравьев, кусая яйцо и запивая крепким кофе.

— Убью, — сказала Сушина, и непонятно было, сериал она имеет в виду или что-то более серьезное.

Муравьев пожал плечами: мол, ты вправе делать все, что хочешь, — съел яйцо и допил кофе. Он уже понял, как сыграть эту постельную сцену, и проигрывал в мыслях детали, абстрагируясь от всех проблем. Да и черт с ними, он ведь в первую очередь актер и должен играть!

Глава 4

В павильоне была та же кровать, те же софиты и те же операторы у двух камер. Муравьев снял джинсы, лег под атласное одеяло.

— Мариночка, ты можешь лечь в джинсах, — сказал Селиванов.

— Вадим Андреевич! Я что, должен еще и джинсы снимать под одеялом? — возмутился Муравьев.

— Ты должен играть, Игорь, ни больше ни меньше.

Сушина молчала, бесстрастно глядя на Марину. Знала, что Селиванов сегодня встречался со Стерниным, но не спрашивала, о чем они говорили. Догадывалась, что о вчерашней истерике Марины. Но Вадим приехал вполне довольный собой, значит, Стернин не особо хамил.

Марина уверенно легла в постель, не снимая джинсов, только свитер стащила, бросила на кресло. Верхний свет погас, зажглась настольная лампа на тумбочке, операторы включили камеры по команде Селиванова. Муравьев почувствовал себя проигравшим, он ведь разделся до белья, а девчонка, студентка какая-то, — в джинсах! Ну да ладно.

После первых глупых фраз он обнял ее и вдруг почувствовал такое возбуждение, что с трудом мог сдерживать себя. Они должны были имитировать страсть, но он чувствовал ее по-настоящему и поэтому навалился на Марину, пусть она была в джинсах, и, лаская ее грудь, бормотал чушь, написанную в сценарии, но бедра его двигались так, будто Марина была голой. И она чувствовала это и не возражала. Ее бедра двигались с тем же ритмом, что и его, вздымаясь ему навстречу, дыхание стало тяжелым, прерывистым.

— Стоп! Снято! — скомандовал Селиванов.

Марина легко выскользнула из-под атласного одеяла, а Муравьев все еще чувствовал возбуждение.

— Молодец, Игорь, Марина, мои поздравления, — сказал Селиванов. — Сыграли отлично. Теперь — сцена в офисе. Игорь, надень костюм и займи свое место за столом.

Муравьев глубоко вздохнул, еще пару минут лежал не двигаясь, чтобы хоть немного успокоиться, а потом принялся торопливо одеваться. Натянул джинсы, несвежую футболку.

— Игорь, костюм, — напомнила Сушина.

Он согласно кивнул, подошел к Марине, наклонился, шепотом сказал на ухо девушке:

— Марин, у нас все так классно получилось… Может быть, отметим это, а? Заодно извинюсь за вчерашнее.

— А за сегодняшнее не хочешь, Игорь? — с лукавой усмешкой спросила Марина.

— Ладно, и за сегодняшнее, хотя… Ты же одета была, а я… просто не мог себя сдерживать.

— Я подумаю, — ответила Марина.

И, соблазнительно покачивая бедрами, отошла в сторону, а Муравьев пошел переодеваться в костюм, ему предстояло играть роль крутого бизнесмена, которому нужно общаться с криминальными элементами.

В свою очередь, Селиванов с улыбкой взял Сушину под руку, отвел в сторону.

— Тань, хорошо сыграли ребята, верно?

— Тебе виднее, Вадим, ты же у нас гений, — холодно сказала Сушина.

Селиванов пропустил эти слова мимо ушей. Эх, где они, советские времена, когда режиссер был царь и бог на съемочной площадке?! Да за одно неверное решение помреж мигом была бы уволена! А теперь что же получается? Он художник, не может, не умеет искать спонсоров, продюсеров, просить деньги. А Татьяна умеет. И деньги достала, и актеров нашла, и его… подобрала. Как уволишь? Да она такое нашепчет всем хозяевам нынешнего кинобизнеса, руководителям телеканалов — лет десять потом никуда не позовут!

Но как-то же надо решать проблему? Сегодня пронесло со Стерниным, а если она и дальше будет вмешиваться в его работу? Два медведя в одной берлоге не живут.

— Танюша, я очень благодарен тебе за то, что позвала, — осторожно сказал Селиванов. — Но ты же умная женщина и понимаешь, что, если мы вместе будем командовать на съемках, ни черта не получится.

Сушина поняла намек.

— Ох, Вадим, — вздохнула она, — я действительно умная баба, но вчера черт попутал. Хотела как лучше, а получилось…

— Как всегда?

— Хуже. Извини, больше такое не повторится. Ты — талант, но долго не снимал, а тут законы странные. Иногда бывает — чем хуже, тем лучше. Пыталась помочь, но, похоже, перестаралась.

— С тобой работать одно удовольствие, Таня.

— Вчера звонил испуганный, а сегодня — петушок!

— Встречался с утра с этим банкиром хреновым. Я всегда старался держаться подальше от них, каждому свое… поле. Но вот пришлось. И знаешь, он оказался нормальным мужиком. Понимает… издержки профессии.

— Ну значит, «инцидент исперчен», как сказал классик. А вот и Игорек в костюме, настоящий бизнесмен.

Сушина отошла в угол, где находился «кабинет солидного бизнесмена». Переставила настольную лампу, передвинула компьютер, поправила жалюзи на несуществующем окне, кресло придвинула ближе к столу. Отошла, прищурившись, оглядела «кабинет», довольно кивнула.

— Игорь, за стол! — приказала.

Ну да, сама попросила, чтобы он приударил за этой выскочкой, но какая женщина спокойно будет смотреть, как ее мужик буквально дуреет, глядя на другую. И не только глядя… Ненависть к банкирской дочке только усилилась, но Сушина умела сдерживать себя. И не такое видали, как говорится. Главное — не сиюминутные расстройства, а четкий план, как отомстить подонку. И он у нее был.


Муравьев обожал свою профессию, он еще в школе постоянно изображал кого-то, и довольно удачно, но сегодня, впервые в жизни, ему не хотелось сниматься. Идиотская ситуация — он в трусах, а никому не известная студентка, его партнерша по съемкам, — в джинсах. Понимающий народ засмеет, когда узнает, и ведь узнает! Сегодня же во всех престижных кабаках и клубах будут говорить об этом. А потом… никак не мог сосредоточиться на своей роли, все мысли были о девчонке, которая так возбудила его во время постельной сцены.

Он сидел за столом и с усмешкой наблюдал, как в «кабинет» входят двое бритоголовых амбалов.

— Антон, ты нарушил наше соглашение, — сказал один из них.

— Да пошел ты на хрен! — сказал Муравьев, запоздало понимая, что не играет, а говорит то, что было на душе. Но получилось весьма убедительно.

— Камера, наезд, крупным планом лицо Антона Борисова, — приказал Селиванов. — Так, хорошо, продолжаем.

— Слушай, козел, — сказал второй бритоголовый, — ты с кем базаришь, а? Ты чё такое гонишь?

— Что слышал, придурок, — сказал Муравьев. — Я больше не буду платить вам, договор нужно пересмотреть. Доллар падает, дела идут неважно.

— Стоп! — крикнул Селиванов. — Игорь, крупным планом ты выглядишь вполне убедительно, после бурной ночи… хорошо. Но сейчас должен сыграть более экспрессивно, понимаешь? Ты защищаешь не только свой бизнес, но и свою любовь! Больше энергии, больше экспрессии в словах!

Муравьев мрачно усмехнулся. Заметил, что в павильон вошла Марина, и слова режиссера о том, что он действительно выглядит как после безумной ночи любви, неприятно резанули по сердцу. Ну выглядит, да, но зачем же об этом говорить в присутствии девушки, которую он хочет пригласить в ресторан? В смысле — поужинать вместе.

— Камера! Общий план! — приказал Селиванов. — Гена, продолжай давить! Ты уверен в себе, в своем хозяине, представляешь его интересы. Облажаешься — хозяин этого не простит.

— Ну ты, козел! — сказал первый бритоголовый. — Хочешь проблем на свою жопу, да? Прямо сейчас их получишь. — Немного подумал и добавил: — Это тебе не бабу в джинсах трахать!

— Ты что сказал, ублюдок? — пробормотал Муравьев, вставая из-за стола.

«Баба в джинсах» — это намек на предыдущую сцену с Мариной, и это уже не игра. Муравьев всегда предпочитал играть без дублеров, ибо знал и умел многое. Он вышел из-за стола, резким ударом ноги заставил первого бритоголового согнуться в три погибели, кулаками опрокинул его на пол.

— Так не договаривались… — прохрипел артист, корчась на синем паласе.

Второй бритоголовый отскочил в сторону.

— Вадим Андреевич, чё за дела творятся? Он чё такое вытворяет, а?!

— Стоп! — приказал Селиванов. — Отличная сцена. Про бабу в джинсах уберем, а все остальное хорошо. Игорь, успокойся, ты сыграл выше всяких похвал. Доведем эпизод до логического конца. Степан, ты должен с честью отступить, угрожая Борисову неприятностями. Действуй по сценарию, черт возьми, твои стоны меня не интересуют!